Вадим Кирпичев - Вечник
Проснулся Стас последним. Еще не совсем соображая, где он находится, выбрался из шатра.
Сияло солнце. Орали птицы, возмущенные ночным разором. По голубому небу плыли белые стожки облаков. Татьяна, Альф и Зинка спускались к поляне по склону холма со стороны ущелья.
— Что это? — поинтересовался Стас, когда они подошли. Головы его друзей украшали золотистые обручи.
— Данила подарил, — объяснила Зинка, — сказал: это солнечные обручи, и они принесут нам счастье. Не знаю, Альф смеется, а я верю. Вот только сам Данила…
Тут вперебивку затараторили Татьяна с Альфом, и выяснилось: сам Данила куда-то пропал, и поиски его результатов не дали. Стас их спокойно выслушал, неодобрительно посмотрел на обручи и резонно предложил ерундой не заниматься, а посмотреть, не осталось ли чего от их лагеря.
Под обрывом в ветвях старой ели нашлась палатка. Рядом в траве глазастая Татьяна заметила стереосистему, и что удивительно, при включении она хоть и взвыла, но заработала как ни в чем не бывало. Долго бродили в поисках мешка с продуктами, пока не обратили внимание, что он лежит в палатке. Еще час под уговоры девчат месили ногами глину, там где прошелся поток, искали бытовые мелочи, косметички, но в итоге больше ничего не обнаружили и принялись устраивать стоянку заново, на этот раз поближе к шатру.
Во время перекура разговор как-то само собой перешел на Данилу, и первой о нем вспомнила Зинка:
— Жалко, Стас, что ты так быстро заснул. Данила очень интересно рассказывал.
Стас ответил довольно грубо:
— Ерунда все это. Древнее, никому не нужное старье.
— Так ведь ты ничего не слышал!
— И так ясно.
Стас был явно не в духе. Не понравился энтузиазм толстушки и Альфу:
— Согласен. Меня он тоже не впечатлил. Пустые россказни. В прошлом были только одни безмозглые динозавры. Правильно, Стас?
Тот ничего не ответил. Словно вспомнив что-то, он резко поднялся и пошел к зеленому шатру.
— Он не археолог.
Татьяна сказала это вдруг, сказала ни к кому не обращаясь, завороженно уставившись прямо перед собой. Альф уважительно посмотрел на девушку.
— И ты это поняла? Молодец! Действительно, на самом деле он палеонтолог.
— Данила не археолог, — монотонно повторила Татьяна, — все было подстроено.
— Что подстроено? Гроза?
— Может быть, и гроза.
— Перестань. Ведь это чепуха…
— Все, все было подстроено! Неужели ты этого не чувствуешь?
— Ты что, с ума сошла? Стас чуть не погиб, Данила его каким-то чудом спас, и это тоже подстроено?
Не на шутку обидевшись за друга, Альф выразительно покрутил пальцем у виска. Девушка не обратила на это внимания и сказала:
— Он все знал. Знал, что будет со Стасом. Просто — все знал.
Альф состроил ухмылочку.
— Женская интуиция! Если не ошибаюсь, в «Риндзя року» сказано: интуиция есть высший акт преодоления ума. Особенно удается женщинам.
Татьяна глазом не повела, продолжая завороженно смотреть в никуда. Губы ее беззвучно шевелились. Она никак не могла ясно высказать свою мысль и топталась перед ней, как лошадка перед слишком высоким барьером.
Держа сжатые кулаки перед собой, от шатра вернулся Стас.
— Сволочь! Какая сволочь! Куда мы только смотрели утром?
— Да что случилось?
— Я так и знал. Сволочь! Ни топора нет, ни вещей.
— Ну и что?
— Что, что! Лодка, ты пойми, лодка!
Ветки летели в глаза, раскиселенная ливнем тропинка старалась вывернуться из-под ног — студенты мчались к берегу. И все время видели его следы: четкие, мерные. Следы человека, уверенного в том, что его уже никому и никогда не догнать.
— Баснями кормил ворюга, о динозаврах рассказывал! — рычал на бегу Стас и несся вперед гигантскими прыжками. — А нам без лодки хана, вымрем, как мамонты!
— Охотиться будем, или Зинку съедим! — орал в ответ Альф.
Татьяна захохотала и шлепнулась на всем бегу. Упал и очкарик. Далеко позади семенила толстушка. До берега было уже рукой подать.
Первым подлетел к расщелине Стас, ловко взобрался на скалу и замахал руками, как матрос-сигналыпик. Подбежал Альф, за ним Татьяна, последней припыхтела Зинка. Помогая друг другу, они влезли на гребень и заглянули в расщелину.
Лодка была на месте.
Ветер. Порывистый ветер-гуляка кружил над рекой. Вся четверка стояла на берегу у самой воды, там, где метра за два до нее обрывались следы. Чист песок рядом с ними. Нет никаких признаков, что здесь кто-нибудь причаливал. Похоже, не нужна была ему никакая лодка.
На реке — ничего и никого. Лишь перепляс серых волн под набежавшими тучами.
Порой пробьется солнце, сверкнет на воде солнечный луч, как на лезвии остро наточенного топора, тут же тысячами золотых обручей полыхнет водный путь, и вновь серо, вновь пусто. Только ветер, рьяный порывистый ветер упрямо продолжал рыть на воде ямки, словно кто-то невидимый быстрой поступью уходил прочь по речным водам.
Часть II
ОДИН ПРОТИВ ВРЕМЕНИ
Глава 13
ПИРАМИДА БУДУЩЕГО
Оранжевые кусты эфминеи пламенели в солнечном дне огненной стеной.
Прошел стэлс с тех пор, как Бруно смотрел на игру оранжевых лепестков. Начался второй. Визкап по-прежнему сидел на скамье пустынной аллеи, уставившись прямо перед собой. На его коленях лежал биоком с одним-единственным словом, написанным на экране за весь последний стэлс: «Статья».
Ветерок снова и снова раздувал пламя из лепестков.
Эфминея. Так называемый спектральный или радужный цветок. Символ науки. Цвести начинает красным цветом, потом несколько раз меняет его согласно спектру и увядает фиолетовыми, почти траурными лоскутками.
Аллея вовсе не случайно была усажена кустами эфминеи, она вела к Пирамиде Будущего — гуманитарному научному центру всего Юга.
Бруно продолжал смотреть на оранжевые цветы.
Сегодня утром он вышел из тюрьмы. Многомесячная череда допросов, экспертиз, собеседований с психологами, следственных экспериментов, которой, казалось, не будет конца, оборвалась. Путь его совершил очередной, привычно неожиданный поворот.
Наш визкап ждал Линку. Он не видел свое начальство с того самого, «музейного» дня.
Блеск стеклянных граней Пирамиды — одного из немногих сооружений Йозера Великого, при строительстве которого архитекторы посмели отступить от башенного стандарта Юга (цилиндра на четырех опорах), — не позволял Бруно рассмотреть идущую к нему девушку. Но и так было ясно: это не Линка. На такой дистанции она успела бы рассмеяться раз десять.
Волосы девушки вдруг вспыхнули настоящим солнечным золотом, заставив Бруно прищуриться в попытке разглядеть идущую. Давний мираж, казалось, напрочь забытый в тюремных подвалах Службы, не потерял власти над ним.
— Привет, Бруно. Давно мы не виделись.
— Давно.
Молодой человек подвинулся, хотя на длинной скамье в этом не было никакой нужды.
Медные кудряшки. Юбка до щиколоток.
Все-таки Линка. То ли солнечный луч удачно упал на волосы, то ли их окрасил рефлекс от оранжевой стены эфминеи, но золотой мираж обманул и на этот раз.
Помолчали. Каждый молчал о своем. Первым заговорить предстояло тому из них, у кого запас недоговоренности был меньше.
— Скажи, Бруно, тогда, в аллее, ты был уверен, что не попадешь в детей?
— Да.
Разговор вновь иссяк. Слишком много за прошедшие месяцы они сказали друг другу в мыслях.
Отчего осунулось ее лицо, а в глазах не осталось даже искры — вот о чем молчала Линка. Бруно думал о том уроке, который получил за время бесконечных допросов.
Никого не интересовала правда.
«Откуда вы знали, что среди детей находится наемный север? Как вы догадались, что среди взрослых, сопровождающих группу школьников, есть профессиональный север?»
И долдонили следователи и психологи без конца одни и те же вопросы, не слыша ответов и отмахиваясь от слова «джагри», пока Бруно не догадался: спасет его только «упрощение информации».
«Я заметил, что число преподавателей, сопровождающих группу школьников, возросло с трех до четырех», «серое лицо четвертого „учителя“ выдавало квадрата», «у него был чересчур плотный пиджак для такого теплого дня, следовательно, под пиджаком мог быть спрятан сканфер», «я сознательно вел огонь над самыми головами школьников», «север не ожидал такого хода, и мне удалось расстрелять его в упор».
Помогло. «Упрощенная информация» не вызывала у следствия особых сомнений. Какая разница, что ничего этого не было вовсе? А был только светлый луч джагри в черном лабиринте смерти.
Вот и Линка. Она даже не спросила, каково ему пришлось в эти месяцы, когда шевелением мизинчика судьба могла отправить Бруно на долгие каторжные годы в какой-нибудь морийский рудник. Все, что ее интересовало, — так это своя порция «упрощенной информации». Хо-ро-шо, как сказал бы Лемсонг.
— Зря ты волновалась за детей, Линка. Им тогда вообще ничего не угрожало. В конце концов все обошлось и все остались живы, не так ли?
