Вадим Кирпичев - Вечник
Из кармашка на поясе он достал что-то, похожее на зеленую вату, только липкую, приложил ее к порезу, и кровь сразу остановилась.
— Военные летчики с испытательного полигона, он здесь недалеко, подарили, — ответил он на взгляд девушки. Потом внимательно осмотрел ее ладонь, поднял голову и наконец улыбнулся. За миг до этого из-за облака выглянуло солнце, по роскошным каштановым волосам девушки запрыгали золотые искры, и Татьяна, прирожденная интуитивистка, неведомо каким образом, но почувствовала неслучайность совпадения. Мгновение это перевело в мажор всю тональность разговора: они теперь не были чужими, поэтому девушка не удивилась, когда услышала:
— Погодите, а ведь вас ждет необыкновенная судьба.
— Это вы по руке узнали?
— Немного и по руке.
— Погадайте, — она подставила ладонь.
— Не боитесь? А вдруг вы заурядный человек? Обыкновенному человеку лучше не знать свое будущее.
— Почему? Что это меняет?
— Как вам сказать… человеку обыкновенному не по силам ведать свой удел. Он все равно ничего не сможет изменить.
— Чепуха. Если мне скажут, что на соседней улице на мою голову свалится кирпич — я просто не пойду на эту улицу, и все. Ведь так?
Татьяна была уверена: он сейчас начнет с ней спорить. Он спорить не стал.
— Ладно. Гадайте. Я все равно необыкновенная.
— Тогда слушайте: сегодняшней ночью с вами…
Ладонь девушки резко дернулась в сторону — это вышедший из-за дерева Стас ухватил Татьяну за руку.
— Слушай, гадатель, проваливал бы ты отсюда.
— И почему я должен уходить?
— Сейчас объясню.
— Стас, перестань, ты не на ринге! — попыталась было вмешаться девушка, но Стас уже выразительно надвинулся на чужака.
— Не надо занимать чужие поляны, понятно?
— Я не знал, что она кому-то принадлежит.
— Теперь знаешь. И чтобы завтра духу твоего здесь не было. Ясно?
— Хорошо, завтра я уйду.
Чужак ответил мягко, но взгляд его оставался холодным и твердым, как железнодорожные рельсы. Студенты уже повернулись уходить, когда он добавил:
— А палатку вам лучше передвинуть.
— Это почему?
— Травы возле нее нет, место нехорошее, а ночью будет буря.
— Ну и что?
— Может быть, и ничего особенного. Просто один из вас почти наверняка погибнет.
— Ерунда. Там пригорок, — отрезал Стас, — да и мы тут в прошлом году такие ливни видели…
Взявшись за руки, молодые люди пошли к своему биваку, а Татьяна еще успела прокричать через плечо:
— Запомните, с нами никогда и ничего не случается!
После чего что-то шепнула на ухо Стасу, и молодые люди громко и дружно захохотали, может быть, чуть громче, чем следовало. Все еще смеясь, они подошли к палатке, где в это время Альф рассказывал одну из своих любимых историй:
— Вокруг тайга, дикое зверье, еды нет, ружье погрыз дикий кабан, а до ближайшего жилья полтыщи кэмэ. Что делать? Тут я и говорю: мужики, слушайте меня…
Толстушка с восхищением смотрела на Альфа. О чужаке больше не говорили. Мало ли сумасшедших на свете? Для студентов это был первый день вне цементного городского мешка, а здешнее лето такое короткое. Лишь Татьяна, сняв с пальца «вату» и не обнаружив ни шрама, ни царапины, обернулась разочек в сторону зеленого шатра, в который превратился деревянный каркас, но чужака так и не высмотрела.
Девушка чувствовала: произошла встреча с чем-то необычным, с таким жизнь ее еще не сталкивала, но Стасу об этом говорить глупо, а Зинке с Альфредом сейчас ни до чего.
В реке купались все. Даже Альф. Стас нырял со скалы. Потом он заставил спрятать лодку понадежнее, в расщелину, и только к вечеру студенты вернулись на поляну.
Ужинали над обрывом, под сосной с медовым стволом. Рассказывали анекдоты, вспоминали сессию и любовались просторами. Голубая дуга реки, бескрайняя зелень полей с редкими куртинами берез, парящий в синеве небес сокол, золотая закатная ряска облаков у горизонта — вечер был хорош. Пару раз Стас выходил на самый край обрыва, пытаясь разглядеть хотя бы намек на темное облачко, часто служащее знаком надвигающейся непогоды, но ничего подобного не увидел.
Вызвездило. Над обрывом догорал костер. Зина пела под гитару, Альф читал стихи, но понемногу компания затихла.
Грандиозная звездная бездна открывалась с берега вселенной. Фонарики мироздания горели в вышине, вдали, некоторые из них мерцали даже внизу, прямо под кроссовками. И молодые люди зачарованно смотрели и смотрели на волшебный звездный мир, словно пытались разглядеть там свое будущее.
Тихо на обрыве. Нет уже там никого. Лишь тлеющие уголья с треском выстреливают снопы искр прямо к разгорающимся звездам.
Гроза случилась за полночь. Налетела шквалом, распахнула полог, и молодые люди еще успели, нет, не увидеть, а угадать, как тяжело ухнула с обрыва старая сосна. Серую заметь пыли сменил черный, смолистый водопад дождя, и полило сверху что есть силы.
Палатка потекла сразу. Студенты, натягивая куртки, выбрались под ливень. Непрерывно освещали лес молнии. Крича, Татьяна замахала руками, видимо, пытаясь под грозовыми вспышками устроить танцы, но рядом так шарахнуло, что девушка застыла, как на стоп-кадре.
И тут сквозь кипение ночного ливня белесая стена стала надвигаться со стороны леса.
Водяные потоки взяли палатку в клещи, волна из грязи ударила ее в бок и, вырывая колья, потащила вниз. Отбежали все, кроме Стаса. Он крепил палаточную растяжку за ближайшее дерево. Татьяна беззвучно открывала рот — за громом ничего было не разобрать. В ответ Стас орал что-то торжествующее. Но ударила вторая волна и поволокла к обрыву и палатку, и рухнувшее дерево, и Стаса, попавшего ногой в петлю.
Молния выхватила искаженное лицо Татьяны. Толстушка волокла Альфа через ответвление потока. Стас летел к обрыву.
Первой скользнула вниз палатка. Дерево, к которому она была привязана, зацепилось за кусты, на миг обрело опору, приподнялось, а затем стало тяжело переваливаться в пропасть. Визг пробился даже через гром и оборвался — Татьяна увидела чужака, идущего над самым обрывом.
Невесть каким чудом и какой силой преодолевая мощь потока, он брел по самому краю водопада, и на всполохи молний своим ответным огнем топор вспыхивал на его плече. На очередной небесной вспышке чужак уже вытаскивал Стаса на траву, и почти сразу после этого поток с легкостью слизнул дерево. Это было последнее, что четко запомнила девушка из промелькнувшего вмиг ночного кошмара.
Шатер обогревала печурка, сделанная из волокнистого, похожего на асбест материала. То, что смахивало на пожарный рукав, оказалось обычной трубой.
Снаружи шумел ночной дождь, ветер гудел, а здесь — в печке — весело пылал огонь и алые язычки пламени выскакивали из обугленного полена. Вцепившись двумя руками в раскаленные кружки, студенты пили чай, которым их угощал хозяин шатра.
Звали его Данила. Имя ему шло. Он оказался археологом. Объяснил Данила и странный материал шатра. Несколько лет их экспедиция работала рядом с военным полигоном, где обкатывались самая современная техника и материалы, зачастую не шедшие в серию, и соседи здорово помогли им с экипировкой.
Все это согревшиеся к тому времени студенты узнали на втором часу беседы, когда повторять подробности ночного приключения уже надоело, но возбуждение от него еще не отхлынуло. В общем, спать никто не собирался. Да и археология оказалась довольно любопытной штуковиной. Рассказывал Данила со знанием дела, и, может быть, впервые молодые люди задумались о том, насколько увлекательна, а порой и загадочна история планеты, на которой они живут.
Вскоре слушателей осталось трое. Заметив, что с лица Стаса никак не сойдет смертельная бледность, хозяин шатра заставил его выпить таблетку, которую извлек из своего пояса с карманчиками, и уложил отдыхать. Таблетка была крохотная, но сладкая ломота почти сразу же охватила все тело Стаса. Он начал засыпать.
Пангея, очаговая теория цивилизации, ранний триас, девон, трансгрессия, «время для археологов не течет, оно есть», «мы работаем не с веками, а с вечностью», смещение тяжелого ядра планеты, смена ориентировки климатических поясов, эпоха активных тектонических движений — незнакомые, порой загадочные слова, чужие мысли камешками по воде прыгали по поверхности сознания. Стас, не поддаваясь дреме, пытался следить за рассказом археолога, но химия брала свое. В ожидании — вот именно сейчас он узнает что-то необыкновенно интересное и важное — Стас заснул.
Топором, сверкающим в натруженных сильных руках, всю ночь он прокладывал просеку в неведомой чаще. В джунглях чужого мира. Заросли тут же стеной поднимались за его спиной, хищно нависали над плечами, а он рубил, рубил, рубил, стараясь вырваться и из зарослей, и из кошмара, и из навязанного чужой волей мира. И только под утро затих в счастливом и бездумном сне.
