Николай Полунин - Харон
Игнат некоторое время поглаживал Инку по волосам.
— Извини, — наконец сказала она, отстраняясь.
— Не стоило принимать близко к сердцу, Инна. Семен — мужик грубый, что поделаешь. Зато специалист. И ребята его спецы закачаешься. А за конфиденциальность их услуг можно не беспокоиться. Садись и слушай. Теперь можно тебе кое-что рассказать. Да и нужно.
Примерно год назад, чуть больше, начал рассказывать Игнат, усевшись на стул, который только что занимал Семен Фокич, и по-прежнему не снимая плаща, среди неизмеримого множества больших и малых событий и потрясений, происходивших в нашей богоизлюбленной стране, имели место следующие. Сотрудница совершенно секретного учреждения, имевшего основной профиль — прикладные исследования в области аномальных сторон человеческой психики и жизнедеятельности в целом, знакомится с неким… скажем так, человеком. Невзирая на категорические запреты подобных знакомств. Невзирая на все подписанные ею обязательства, регламентирующие ее поведение и в личной жизни тоже. Невзирая на присутствующую — полагающуюся ей — охрану. Совершенно частным образом, прямо на улице. Впрочем, подробности неизвестны. Стремительный, едва не в несколько суток развившийся бурный роман. Руководство этой сотрудницы в лице прямого куратора, директора и, можно сказать, полновластного хозяина того учреждения, выделенного в свое время из недр самого «парапсихологического отдела» КГБ СССР и ФСК РФ, а также и выше, вплоть, наверное, до отвечающих за эти направления из аппарата Президента, — все понятным образом взволнованы.
Здесь необходимо знать, что простой сотрудницей называть ту женщину вряд ли уместно. Ее аномальные способности, выявленные и развитые в «фирме» должным образом, по характеру и масштабу воздействия вставали в ряд с наиболее мощными современными стратегическими вооружениями. Такие, как проект «антиСОИ» — «Щит», разработки физиков «Сдвиг» и биологов «Радость». Само ее существование на белом свете, в общем, самой обыкновенной во всем остальном женщины, делалось высшей государственной тайной.
Должно было сделаться, да не успело. Эта женщина погибла при самых загадочных обстоятельствах и не без вмешательства, а то и прямого действия своего неожиданного знакомого. Она была изолирована на одном из охраняемых объектов, а знакомый явился на выручку, имея при себе то ли группу захвата, то ли неизвестно зачем взятых совершенно посторонних людей. Последнее вероятнее, так как впоследствии все были опознаны и в большинстве своем на боевиков явно не тянули.
Погибли в учиненном побоище все, в том числе и сам директор «фирмы», генерал Рогожин Андрей Львович, и еще почти батальон спецназа, и много гражданских лиц. Впрочем, там тоже запутанная история, на заключительном этапе вместившая в себя чрезвычайное количество непонятностей, объяснение которым по сию пору не найдено.
Как не найдено объяснение тому, как и куда исчез этот таинственный незнакомец, и цели, какие он преследовал. То есть установочные данные на него отсутствуют, только фото, сделанное оперативным путем и сохранившееся-то, можно сказать, совершенно случайно.
Он единственный уцелел в бойне, по случайному стечению обстоятельств, вовремя не был взят под охрану, а все сведения о нем, которые, конечно, имелись, сверхъестественным — иначе не скажешь — путем изгладились из памяти компьютеров и пропали из архивов. Розыск как обычными, так и экстрасенсорными методами, которые в той же рогожинской «фирме» были отработаны на чрезвычайно высоком уровне, успехом не увенчался. Данная личность не просто канула «в никуда», но и следов ее не удалось уловить самым высокоуровневым специалистам, словно никогда ее и не существовало. Не было такого человека среди людей, и своей морщинки в мировом астрале не оставила его душа.
Но это лишь первый из рассказов о Маугли.
Рассказ второй.
Исчезнувший появился. Точнее сказать… он начал появляться на короткое время, так, наверное. Остаточное действие его биополя — ведь биополя всех людей разнятся, как и отпечатки их пальцев…
(Тут Игнат умолк, словно споткнувшись, но сразу продолжил.)
Короче, его сумели засечь. Не имея целью искать именно его, конечно же. Просто один специалист в этой области, очень мощный сверхсенсорик, даже не сотрудник «фирмы», которая с гибелью главы функционировать, разумеется, не перестала, одинокий сокол высокого полета, в одном из своих «погружений» обнаружил знакомое присутствие. (Он привлекался покойным Рогожиным во время вышеупомянутых событий.) Однако след носил отчетливо прерывистый характер. Пунктир, редкие короткие штрихи, которые так же необъяснимы и невозхможны, как отпечатки десятка шагов на ровном песке, обрывающиеся и возникающие вновь в том же направлении, чтобы вновь, отпечатав свой десяток, исчезнуть и вновь возникнуть через сколько-то, будто пустые метры идущий перелетает по воздуху.
После достаточно долгих размышлений специалист решил поделиться информацией с Игнатом, которого знал с совершенно незапамятных времен, и знал, чем Игнат в этой жизни занимался и у кого работал. Сразу объявив, что разговор носит сугубо добровольный частный характер, и ни о каком сотрудничестве речи идти не может. Дал понять, что Игнат, вероятнее всего, сам окажется заинтересованным. Лично. А его, сообщившего, просит ни в коем случае более не вмешивать. Он сообщил — этого довольно.
«У меня создалось впечатление, что он меня таким образом как бы предупреждает, но о чем, этого я понять не мог, — сказал Игнат. — Да и не удивительно в тот момент».
Особый упор информатор сделал на утверждении, что подключать какие бы то ни было службы, к которым Игнат после известных событий сохранил отношение, нецелесообразно и даже вредно. Он, информатор, в видящемся грядущем раскладе ему, Игнату, не рекомендует. С предостережениями, исходящими от такого рода людей, приходилось считаться всегда.
Некоторое время Игнат потратил на то, чтобы выбрать направление, в котором следовало начать свой личный поиск, если его вообще стоило затевать. С какой стороны подступиться. У него не было ничего, кроме фотографии да еще — ориентировочных дат, когда удавалось отметить следы появлений «объекта», это информатор смог сообщить с точностью до нескольких суток. Интервалы между первым из таких появлений, пришедшимся на начало года, и каждым последующим оказались неровными, имели тенденцию к увеличению, но никакой закономерности не просматривалось. Всего таких следов было одиннадцать, еще за четыре информатор не ручался, и не ручался, что отметил все, имевшие место, ничего не пропустил. Сам след никогда не имел протяженности более суток-двух.
Тогда Игнат обратился к тому, что люди несведущие называют случайными совпадениями и что на самом деле есть основа любого мало-мальски серьезного расследования, а именно: стал раскапывать, не отмечено ли в указанные моменты времени чего-либо из ряда вон выходящего, необыкновенного, более того — одинаково необыкновенного. Некоторые, хоть гоже ограниченные, но все-таки гораздо шире, чем у рядового гражданина, возможности у Игната были.
Если объект поиска заведомо необычен, аномален, сверхъестественен, то и проявлений от него резонно ожидать подобных же. Будучи человеком самого трезвого ума, Игнат в глубине души не утратил веры в непознанное, даже непознаваемое, и надежды на встречу с ним. Вся его предыдущая деятельность — он был одним из помощников генерала Рогожина, что уж теперь скрывать — упрочивала эту его веру и подпитывала надежду.
Территориально круг также ограничивался — Россия, европейская часть. Информатор… а быть может, стоит называть его в определенном смысле инициатором? Слишком уж подробно излагал он условия задачи, раскрывая моменты в предыстории, которые и Игнату известны не были, слишком сам хотел остаться в тени, слишком удачно нашел, кого выбрать для своего сообщения — зная упомянутые глубинные свойства Игнатова характера… Он утверждал даже, что лишь один или два следа читаются вдалеке, не менее тысячи километров, основная же часть — рядом, область, может быть, прилегаю-
щие (направления, к сожалению, дать не мог) и — собственно Москва. Сгусток перемешанных друг в друге аур людей, живущих сейчас, и многих, что жили до, но чьи астральные тела по разным причинам задержались в чудовищном клубке. Эти узлы сгущений в незримых слоях жизни свойственны всем мегаполисам, но, в отличие от видимых глазу и осязаемых руке черт, разрушаются много медленнее, чем камень стен, стрелы и извилистые колена улиц, уют домашних очагов или пронзительная ясность брусчатых площадей, грохочущие подземные дороги или гулко молчащие залы, ветхая человеческая мудрость на траченных мышами листах или безумно непрочная человеческая плоть, в истреблении которой человек никогда не скупился на усилия, обращаемые к самому себе. Однако мы отвлеклись.
