Михаил Ахманов - Путь на Юг
— Семнадцать дней, — бесстрастно подтвердил старый ученый. — Можем поздравить друг друга с большим успехом, Сергей Борисович.
— С успехом? — Шахов с хмурым видом покачал головой. — Кому успех, кому сквозь слезы смех… Что я напишу в отчете? При всем желании, Хейно Эмильевич, я не могу считать катастрофу успехом.
— Взгляд на вещи может быть тем или иным, отражающим степень вашей пристрастности или пессимизма, но декларировать его словесно было бы большой ошибкой. Вот вы сказали — катастрофа… Хорошо, что это слышал только я, не Браун и наши партнеры, не наше начальство в Москве, не наши сотрудники… Слова, любезный Сергей Борисович, имеют прочность каменных стен, особенно сказанные публично, а тем более написанные. С другой стороны, слова настолько гибкий инструмент… — Виролайнен прикрыл глаза. По его сухим бледным губам скользнула ироническая усмешка. — Я вспоминаю былые годы, генерал… сороковые, пятидесятые… время, когда генетика с кибернетикой были продажными девками империализма… Мы их клеймили со всех академических трибун, и ваш покорный слуга тоже был к этому причастен. Признаюсь, клеймил! В сороковые клеймил, будучи младшим научным сотрудником, и в пятидесятые, уже завлабом и доктором наук. Но это не мешало мне и моим коллегам заниматься генетикой и кибернетикой. Все дело в словах, мой дорогой, в нужных словах… Вместо компьютера говорили ЭВМ, вместо процессора — счетно-логическое устройство, и никакой кибернетикой тут не пахло, наука была сугубо наша, советская, — проектирование электронно-вычислительных машин. А генетику называли селекцией, мичуринским учением и еще по-всякому… Уловили мысль, генерал?
Шахов кисло усмехнулся.
— Как не уловить! Думаете, я мало победных реляций составлял? Вы старше на добрых двадцать лет, Хейно Эмильевич, но не надо держать меня за мальчика. Вот… — Он пошевелил бумаги на столе, вытащил одну, помахал в воздухе. — Здесь написано о решающем прорыве в наших исследованиях. О том, что установка академика Виролайнена — чудо из чудес… О том, что плановый запуск прошел успешно… О том, что самый опытный наш испытатель проник в Зазеркалье, где удержался несколько дней… О наших прогнозах — он, возможно, пробудет там месяц или два… — Шахов бросил бумагу на стол и повторил: — Месяц или два… А что я должен писать после этого? Если он не вернется?
— Для начала увеличьте сроки, — предложил Виролайнен. — Не месяц и не два, а, скажем, три-четыре. Лучше полгода. Есть у меня идеи… хмм… да, есть идеи… А всякая идея, как вам известно, должна созреть. Две уже достигли этой стадии. Я, собственно, уже проектирую новые модули к моей установке, по каковой причине стоит намекнуть партнерам на дополнительное финансирование. Двух миллионов хватит. Долларов, конечно, не рублей.
— Эти идеи связаны с благополучным возвращением Одинцова? — осторожно осведомился генерал.
— По крайней мере, одна из них. Говоря откровенно, я не предполагал, что он так задержится. Мне даже не очень верилось в гипотезу милейшей Елены Павловны… — Старик пожевал губами. — Ну, что произошло, то произошло, и я склонен считать это все-таки прорывом, а отнюдь не катастрофой. Мы точно знаем, что испытатель жив, — состояние тела в криотронном блоке не дает поводов для беспокойства. Это первый факт: погружение прошло успешно, он выжил на Той Стороне и, вероятно, доволен сложившейся ситуацией. Факт второй: он не хочет или не может вернуться. «Не может» я не исключаю, хотя он прошел подготовку у Гурзо и освоил нужные ментальные приемы. Значит, нужно ему помочь.
Шахов приподнял брови:
— Что вы имеете в виду?
— Некое устройство обратной связи, что-то вроде ментопередатчика. Названия я еще не придумал, но эта штука позволит нам добраться до испытателя. Во всяком случае, я на это надеюсь. Параметры погружения зафиксированы, и хотя мы не знаем, где он, в каком очутился мире, в какой реальности, но нам известно, как туда попасть. Можно отправить туда человека, но лучше — ментальный сигнал. Так сказать, напоминание испытателю, что Земля, со всем, что на ней произрастает, движется и мыслит, вовсе не провалилась в тартарары.
— Оч-чень любопытно! — Генерал оживился. — Ментопередатчик… Да, это превосходно! Если я правильно понял, мы сможем обмениваться информацией, так?
— Не на уровне второй сигнальной. Проще говоря, не словами и не логически связными мыслями, а скорее чем-то вроде эмоциональной составляющей мышления. Сигнал позволит настроить нашего посланца на определенный лад, стимулировать порыв вернуться, помочь ему в этом. Мы не получим никаких конкретных данных, ни описания мира, где он очутился, ни возникших у испытателя проблем, но сможем повлиять на него. Говоря точнее, на его подсознание.
— Насколько сильно?
— Достаточно сильно, скажем так. — Виролайнен с внезапным подозрением взглянул на генерала. — Почему вы об этом спрашиваете? Могут быть какие-то проблемы?
Шахов задумчиво покачал головой, переложил бумаги на столе, коснулся компьютерной клавиатуры. Затем произнес:
— Георгий Одинцов — человек долга. Я знаю его двадцать лет, вполне достаточно, чтобы утвердиться в этом мнении. Да, он человек долга, смелый, сильный, инициативный, но, как все такие люди, непредсказуемый. И, безусловно, плохо управляемый. Он все решает сам — конечно, в рамках поставленной задачи. Вот, например, когда он был в Анголе…
Виролайнен замахал руками:
— Это мы опустим, любезный мой Сергей Борисович! Давайте без историй о минувших подвигах. И поконкретнее, поконкретнее! Чего вы опасаетесь?
— Крючка, — сказал Шахов, делая неопределенный жест рукой. — Такого, знаете ли, прочного крючка с наживкой. Если что-то Одинцова зацепило… Там… — Он поднял взгляд к потолку. — Если зацепило — и крепко! — он, быть может, совсем не желает вернуться.
— Человек долга? — Интонация Виролайнена была полувопросительной, полуутвердительной.
— Долг можно интерпретировать по-разному, Хейно Эмильевич. Зря вы не захотели выслушать рассказ о том случае в Анголе… и о другом, во Вьетнаме… Тогда у него были четкие инструкции, и он их не нарушил, только добавил кое-что от себя. Расширил, так сказать, задание, прикончив нескольких мерзавцев. Во имя справедливости.
— Хотите сказать, что Там он тоже решит навести справедливость?
— Не исключено. Тем более что мы никак не ограничили его инициативу. Мы не снабдили его инструкциями, что можно делать, чего нельзя, и все задание сформулировано в двух словах: осмотреться и вернуться. Вот он и осматривается… И возможно, будет этим заниматься год, два или всю жизнь. Пока мы не напомним о себе. Как следует напомним, очень настойчиво.
Шахов смолк, глядя на старика и вспоминая, что случилось с Одинцовым во Вьетнаме и Анголе, да и в других царствах-государствах, если уж на то пошло. Во Вьетнаме он очутился совсем молодым и с массой благородных идеалов; никак не мог понять, почему между Севером и Югом процветает контрабандная торговля, да еще в таких масштабах, какие не снились московским фарцовщикам. Не только сигаретами, оружием, спиртным и жвачкой; почти повсеместно — наркотой, а случалось, и живым товаром. С девушкой он там познакомился, с одной из девиц, промышлявшей мелким бизнесом среди советских офицеров. Потом ее продали на Юг, а у Одинцова взыграли чувства. Пятерых положил из местной мафии, и было бы больше, если б его не отозвали. В Анголе случилась другая история. Там…
— Я вас понял, — прервал его размышления Виролайнен. — Можно кое-что предусмотреть… вариацию мощности ментального сигнала или психологическую настройку, которая действовала бы безотказно… Я посоветуюсь с Гурзо. Думаю, мы с этой проблемой справимся.
— Отлично. — Шахов с облегчением кивнул. — Я укажу в отчете, что запланированный срок погружения испытателя — пять-шесть месяцев. Это вас устроит?
— Вполне. Я рассчитываю провести первый эксперимент в самом ближайшем будущем. Вы уж, Сергей Борисович, озаботьтесь вопросом финансирования. Без денег, сами понимаете, никуда.
— Я помню. Но вы говорили еще о второй идее… Не намекнете?
— Несколько преждевременно. Впрочем, отчего бы и нет? — Виролайнен энергично потер костистый подбородок в белых точечках щетины. — Как я уже сказал, все параметры погружения зафиксированы: мощность и частота поля, характер модулирующего сигнала, скорость нарастания градиента напряженности, ну и все такое прочее. В принципе, мы можем отправить другого испытателя туда, где сейчас Одинцов, но вряд ли это разумно. Даже если этот ходок не вынырнет через минуту, если сумеет удержаться, то вряд ли он вступит в контакт с Одинцовым. Та Сторона… Тот мир… понимаете, скорее всего, он так же обширен, как Земля, и наш гонец окажется где угодно, в тысячах километров от искомого объекта. Проблема не в том, чтобы его отправить, а чтобы послать по адресу, поближе к Одинцову, желательно — совсем рядом. Над этим я и работаю.
