Шимун Врочек - Питер
Хотя и не сказать, чтобы совсем не любил чтение.
Просто…
Слегка офигел от смысла жизни, выглядывающего со страниц, и самоустранился.
А вот Солохе, видимо, нравилось.
— Готовы? — Иван оглядел диггеров. Лучше бы было увести команду подальше от шума и гама, но особого выбора нет. Впрочем, пусть привыкают работать в любых условиях. Пригодится. — Поехали! Встаньте, дети, встань те в круг.
Сначала начали работу одним мячиком. Иван мягко перебросил мяч Пашке, пока желтый мячик летел, сказал «И». Пашка поймал, перекинул Гладышу, сказал «ИВ». Следующий должен сказать «ИВА» — и так, пока не составится имя «Иван». Потом следующее имя. Потом слова наоборот, от конца к началу. Потом мячиков становится два. Потом три. Этому упражнению научил их Косолапый. Развивает внимание, координацию и чувство партнера. У Косолапого вообще много было таких упражнений. «Зеркало», когда два диггера стоят друг против друга, один делает движения, другой повторяет — зеркалит. Вообще, чувство локтя, «держать партнера» затылком — едва ли не самое важное в диггерских навыках.
— Сначала поймай взгляд того, кому бросаешь, — повторял Иван привычную формулу. — Установи контакт — и тогда бросай. Мягко. С ощущением. Все для партнера.
Мячики летали от одного диггера к другому. Иван краем уха слышал голоса и смех окружающих — посмотреть на диггерскую тренировку собралась целая толпа. Какое-никакое, а развлечение.
Но сегодня тренировка как-то не задалась.
— Сазон! — окликнул Иван, когда тот в очередной раз уронил мячик. — Ты чего сегодня, спишь, что ли? А ну соберись.
В следующее мгновение Иван едва успел поймать мячик, брошенный с такой силой, что у него заныло запястье. Пальцы онемели.
— Блин!
В толпе засмеялись.
— Извини, Ван — сказал Сазонов без особого раскаяния. — Что-то я… Извини.
— Ладно, на сегодня хватит, — Иван помахал рукой. Пальцы все еще болели. — Гладыш, собери мячики. Все ребята, шоу закончено! — В толпе разочарованно вздохнули. Пока Гладышев собирал мячики, Иван повернулся к другу: — Сазон, у тебя все нормально? Ты какой-то замученный.
— Ван, ты на себя посмотри. Ты бы хоть рожу выскоблил, что ли, — Сазонов усмехнулся криво, повернулся и пошел. Бежевый плащ светился в полутьме станции.
Куда он каждый день ходит? — подумал Иван.
Девушку он себе на Гостинке завел, что ли? И рассеянный к тому же…
Проводив друга взглядом, Иван провел ладонью по заросшей щеке, хмыкнул.
А ведь он прав, побриться бы точно не мешало…
* * *Иван взял кастрюлю с горячей водой, сунул туда лезвие опасной бритвы, чтобы нагрелось. Попытался устроиться так, чтобы видеть в маленьком, с ладонь, зеркальце в пластиковой оправе хотя бы часть подбородка. Вынул бритву из воды и аккуратно провел по намыленной щеке. Касание горячего металла. С тихим шорохом срезалась щетина.
И вот тут они и появились. Из перехода на Гостинку выскочил — едва не бегом — огромный Кулагин, а за ним — маленький круглый человечек в костюме. Надо же.
— Ну, какого черта ты за мной ходишь, а? — в раздражении повернулся к нему Кулагин. — А?
Цивильный смутился, потом заявил прямо в разъяренное лицо командира василеостровцев.
— Я требую!
— Что ты требуешь? — Кулагин открыл рот.
Цивильный еще набрался немного храбрости и даже с виду стал чуть крупнее.
— Я требую запретить светошумовые гранаты как негуманное оружие! Мировая общественность метро…
— Клал я на твою общественность, — честно сказал Кулагин. — С прибором.
— Ослепшие люди…
Действительно, яркость гранат оказалась чрезмерной. Особенно для самих нападавших. На станциях Альянса нет центрального освещения, люди не привыкли к яркому свету, которым залита Маяковская. А уж тем более к светошумовым гранатам. Несколько человек отправили назад, к Невскому проспекту, с ожогами сетчатки. К кому-то зрение вернется, к кому-то — нет. Иван провел лезвием по щеке, прополоскал его в кастрюле.
— Ты вообще кто такой? — Кулагин наехал на цивильного. Огромный, в грязном армейском камуфляже, порванном на локте. — Ты что здесь делаешь? Я тебя сейчас по закону военного времени… шлепну прямо здесь. А ну, становись к стенке.
— Не имеете права! — взвился цивильный. Слабенький и противный голосок его обрел мощь пожарной сирены. — Я наблюдатель от мирового совета метро! Я нейтралитет…
— Ну, держись, нейтралитет.
Кулагин вытащил пистолет, передернул затвор. Цивильный побледнел, словно из него кровь выпустили.
— Произвол! — крикнул он растерянно.
Всегда с ними так. Иван дернул щекой, провел лезвием вниз. С едва слышным хрустом срезались щетинки…
Стоит идеалистам столкнуться с настоящим насилием, весь энтузиазм сразу куда-то испаряется.
— Олежка, — негромко позвал Иван. Кулагин повернулся, встретился с ним взглядом. Иван покачал головой. Не надо.
Кулагин опомнился. Сплюнул, от души выматерился, сунул пистолет в кобуру и ушел. Финита ля комедия. А вот цивильный остался. Ой-ё, подумал Иван.
— Сразу видно культурного человека! — цивильный подбежал и протянул ладонь. Почему-то он все время передвигался мелкими, смешными перебежками. — Позвольте пожать вашу руку.
Иван посмотрел сначала на свою левую ладонь — кастрюля с водой, на правую — опасная бритва, затем перевел взгляд на цивильного.
— Извините, — смутился тот, но ненадолго. — Можем мы поговорить?
Иван мысленно застонал.
* * *— Вы напали на мирную станцию! Как вы можете?!
— Точно, — сказал Иван. Как-то сразу расхотелось спорить. — А то, что они у нас единственный дизель сперли, это ничего. Я понимаю. Это со всяким может случиться.
— Это еще не доказано!
Конечно, не доказано. Вот когда Василеостровская вымрет, тогда будет доказано. А сейчас они пускай там в темноте развлекаются, им привычно. Впрочем, хомячку с повадками правдоборца этого все равно не понять.
— Устал я от вас, — честно сказал Иван. — Правдолюбы, блин. Только вот правда вас не очень любит, я смотрю.
— Вы не понимаете!
Но Иван уже не слушал.
— Кузнецов! — окликнул он молодого мента. Тот подбежал — резвый, как собака Павлова в весенний гон.
— Командир, — Миша вытянулся.
Глаза сияют. Когда же у него это пройдет? Иван покачал головой. Неужели и я когда-то тоже был таким восторженным салагой, готовым ради одобрительной улыбки Косолапого на подвиги? Нет, не был. Когда я пришел на Василеостровскую, уже никакой восторженности во мне не осталось. А Косолапый был мне друг и старший товарищ, а не идол для поклонения.
— Слушай приказ, боец, — сказал Иван. — Бери вот этого штатского и веди.
— Понял. А… куда? — Кузнецов поправил лямку автомата, огляделся.
Цивильный насторожился. Хорошее у него чутье — как у битого носа на мозолистый кулак.
— Недалеко, — Иван дернул щекой. Прищурился. Глаза словно выгорели. — Отведи в туннель за блокпост, там есть дренажная подстанция. Она сейчас не работает, но это неважно.
— Что вы… х-хо… — цивильный булькнул, словно подавился.
— Отвести в ТДП, — кивнул Кузнецов. Глаза горели воинственным ярким светом. Мальчишка, елки. — Понял. Что дальше?
— Там и пристрели, — буднично сказал Иван. — Вернешься, доложишь. Действуй.
Незаметно от цивильного подмигнул молодому — понял, да? Кузнецов замер, потом подмигнул в ответ.
— Есть, товарищ командир!
Цивильный, не веря ушам, перевел взгляд с Ивана на Кузнецова и обратно.
— Что вы… серьезно? Я…
— Конечно, — сказал Иван. — Хотите знать, что такое настоящий военный произвол? Вот вам произвол. В лучшем виде.
— Но я! Я от мировой общественности!
Кузнецов снял с плеча автомат и сказал деловито:
— Пошли, что ли, общественность.
Когда они ушли, — цивильный брел покорно, словно только этого и ждал всю свою цивильную жизнь, — Иван продолжил бритье.
Настроение постепенно улучшалось.
— Споем, товарищ, боевой… — негромко запел он. Песня из фильма «Два бойца»: —…о славе Ленинграда, — примерился в зеркальце, как бы взяться за левую половину лица…
А вдруг?..
Вот черт. Иван бросил бритву в кастрюлю и побежал. На ходу всунул кастрюлю Солохе в руки — тот обалдело проводил командира взглядом. Наполовину выбритая рожа Ивана заставляла встречных шарахаться с дороги. Он спрыгнул на рельсы, поскользнулся… Черт. Выровнялся и увеличил темп. Стук сапог в туннеле звучал сухо и тревожно.
Только бы успеть.
— Отставить! — он ворвался в помещение дренажной подстанции, остановился.
Кузнецов растерянно моргнул, опустил автомат. Он что, действительно собирался стрелять?
— Миша, — Иван вздохнул. Уперся ладонями в колени, чтобы восстановить дыхание. Мышцы противно ныли. — Ну… ты… даешь… — Иван выпрямился. — Я же пошутил! Я-то думал, ты его выведешь за пределы станции и отпустишь.
