Владислав Выставной - Кремль 2222. Садовое кольцо
— Мог, — согласился Книжник. — А если не выдумал? Тогда из его слов следует — где Храм, там и Бука. Значит, это чудовище и приведет нас к самому Храму Чаши.
Хельга хотела было возразить, но Зигфрид вдруг заявил:
— А мне нравится ход твоих мыслей, малый. Значит, двинемся, как я и задумывал. По пути попробуем выяснить, что это за Бука такой. Может, это и впрямь поможет найти правильный путь… А теперь — спать. Вам нужен отдых. Но больше четырех часов не дам.
Несмотря на усталость, Книжник никак не мог заснуть. Дело не в голоде, от которого мерзко сводило желудок. И даже не в страхе, что подкрадется какая-нибудь кровожадная нечисть. Он знал, что Зигфрид отдыхает в своей странной манере — «вполглаза», в готовности включиться и действовать в ту же секунду. Парень привык уже к опасным привалам в московских руинах, к шуршащим по углам насекомым-мутантам, готовым сожрать тебя во сне. Или заползти в ухо и отложить личинку, которая чуть позже заживо сожрет твой мозг.
Он думал о Кремле, о людях, над которыми нависла новая смертельная угроза. О дружине, разделенной взбунтовавшимся Кольцом. О злобных нео, которых голод вскоре погонит на отчаянный штурм древней крепости. И хотя сам он был никем — жалким изгоем, выплеснутым с помоями за кремлевские стены, ему казалось, что на нем, и только на нем лежит ответственность за судьбу его народа.
Он не заметил, как отключился.
Вышли еще до рассвета.
Группа скрытно продвигалась вдоль Садового Кольца. Приближение вплотную было опасно. Многие из застрявших внутри смертоносной границы рыскали теперь вдоль мерцающей убийственной полосы в поисках исчезнувших переходов.
То, что сейчас требовалось, — двигаться быстро. Это было не просто среди руин и зарослей растений мутантов. А еще — где-то добывать информацию. Потому как бесцельное продвижение равносильно топтанию на месте.
Книжник пытался вспомнить все, что знал о Садовом Кольце. Точнее, то, о чем писали древние книги. Неудивительно, что именно здесь располагался Последний Рубеж минувшей войны. Он проходил в точности по контуру куда более древнего укрепления столицы — шестнадцатикилометрового земляного вала. Борис Годунов, по повелению которого возводился вал, и в страшном сне не смог бы увидеть, во что превратится его творение. Почти неосязаемая, но глухая и непроходимая, убивающая все живое граница заняла место примитивного фортификационного сооружения. В бесконечно далеком шестнадцатом веке в дубовой стене поверх вала имелось около тридцати башенных ворот, сквозь которые можно было попасть в город или выбраться, случись такая необходимость.
Семь сотен лет спустя ни башен, ни ворот не осталось, как не было и материальной стены, что можно увидеть, пощупать. Совсем недавно через смертоносное излучение можно было пройти по нескольким раскинутым по Кольцу переходам, большинство из которых контролировали «властелины» и кланы маркитантов.
Теперь не осталось и переходов. Непроходимый барьер, искрящийся синеватыми всполохами, — и все. Оставалось лишь брести вдоль него, как вдоль бесконечно убегающего горизонта, без всякой надежды отыскать решение.
…Семинарист и девушка уже устали спотыкаться в утренних сумерках и сосредоточивать внимание на мешанине каменных обломков под ногами. Самым глупым и неприятным стал бы теперь перелом или вывих. Снова требовался привал. Зигфрид, явно недовольный этим обстоятельством, сделал знак остановиться. Сам он передвигался легко и ловко, будто паря над камнями. Но, как гласит старинная поговорка, скорость эскадры определяется скоростью самого тихоходного корабля. Таким и был Книжник — даже Хельга двигалась быстрее. Огорченный осознанием данного факта, парень присел на обломок бетонной плиты, огляделся. И остолбенел.
Прямо напротив собственной физиономии увидел свисавшее с ветки… яблоко! Самое обыкновенное яблоко, на ветке самой обыкновенной яблони. Он не мог спутать: ботаника — один из важнейших предметов в Семинарии, так как на продвинутой агротехнике и держится до сих пор жизнь в осажденном Кремле. Несколько таких деревьев росли и там: часть в оранжерее, часть — прямо в открытом грунте. Пару раз в детстве доводилось пробовать этот плод: в Семинарии по случаю какого-то большого праздника угощали фруктами, аккуратно нарезанными сочными кубиками.
Просто удивительно встретить в диком виде плодоносящую яблоню, да еще не обглоданную начисто какими-нибудь всеядными зверушками. Что и говорить, некоторые растения сумели пережить ядерную зиму и мутагенные факторы, некоторые мутировали до неузнаваемости. Эти же плоды выглядели вполне здоровыми, но главное — дико аппетитными.
Совершенно машинально он протянул руку — и сорвал яблоко.
— Не советую, — спокойно произнес за спиной Зигфрид.
— Жрать хочется, — тоскливо сказал Книжник. Осмотрел плод, понюхал. Пахло как полагается — яблоком. Да так, что желудок болезненно свело. — А что, несъедобно?
— Ну как сказать… Разве что желаешь, чтобы тебя раздуло, как резиновый шар, и разорвало в клочья. Это же псевдоэппл. Сожрешь — и превратишься в бомбу замедленного действия.
— Это как? — пробормотал парень.
— Я не химик, но могу предположить, что какая-то реакция в желудке идет. И заканчивается всегда одинаково: обжора сначала ревет от боли, потом разбрасывает кишки по округе. Страшная штука.
— И что с ним делать? — растерянно спросил Книжник, с ужасом глядя на зловещий фрукт в своей ладони. Аппетит куда-то пропал.
— А ну дай сюда, — предложил Зигфрид. Осторожно взял из рук семинариста яблоко, скептически осмотрел.
И с хрустом откусил. Хельга вскрикнула.
— Ты что?! — потрясенно воскликнул Книжник. — Это же этот… Псевдоэппл! Сдохнешь!
— Не… — невозмутимо ответил Зигфрид, с аппетитом пережевывая мякоть. — Это яблоко. У псевдоэппла листья другие. Перепутал.
Хельга захихикала. Книжник все не мог прийти в себя после столь неожиданного и коварного «развода». Перевел взгляд на яблоню. Черта с два — не было больше яблок. Тем временем вест, проявивший себя с совершенно неожиданной стороны, догрыз злосчастное яблоко, небрежно, щелчком, отправил в сторону хвостик и заявил:
— Есть-то и вправду хочется. А от этой кислятины — еще больше.
— Еды больше нет, — хмуро отозвался Книжник. — Ты последнее только что в одиночку умял.
— Я лидер, — пояснил Зигфрид. — И должен быть накормлен в первую очередь. Иначе кто будет мечом махать, вас прикрывать?
С этим было трудно спорить. До сих пор так и получалось, что вест будто тащил на себе всех остальных, прикрывая и вытаскивая из самых безвыходных ситуаций. Трудно было противопоставить хоть что-то его воинским навыкам и лидерским качествам.
Разве что нечто, имеющее вкус и пищевую ценность.
Книжник молча снял с плеча арбалет. Осмотрел, вскинул, снова осмотрел. Аккумулятор подсел, потому взвел тетиву вручную при помощи рычажного механизма. Острый болт, звякнув, выскочил из зарядного бункера, заняв место в ложе под прицелом.
— Ты что задумал? — спросила Хельга.
— Пойду подстрелю что-нибудь! — угрюмо сказал Книжник, — Тебе тоже небось есть охота.
— А чего ходить, — сказал Зигфрид, — Вон, рукокрыл на карнизе сидит. Не деликатес, конечно, но брюхо набить можно.
Книжник задрал голову, прищурился всматриваясь. Точно, на облезлом карнизе третьего этажа сидел, наблюдая за людьми, летучий мутант. Кожистые крылья, зубастая пасть-клюв, мертвые немигающие глаза, когтистые лапы — килограммов пять летучего ужаса. Эта мелкая разновидность рукокрылов — больше падальщики, чем хищники. Потому их чаще всего встречают в местах кровавых стычек. Каким-то особым чутьем они ощущают приближение чужой гибели. Прилетают, садятся и ждут. Оттого и считают рукокрылов предвестниками смерти. От одной мысли съесть такое тошнит не на шутку. Но голод не тетка.
— Сможешь его снять? — поинтересовался вест. — А Хельга приготовит.
— А чего ж, приготовлю, — отозвалась девушка. — В детстве их еще мама готовила. Правда, редко — рукокрыла подстрелить непросто. Зато — вкуснятина… — Она мечтательно закатила глаза.
— Да уж, вкуснятина… — пробормотал Книжник, всматриваясь в глазок диоптрического прицела. Не очень удобное приспособление для стрельбы навскидку сейчас оказалось кстати. В круглое окошко прицела выплыла крылатая тварь. Сейчас она пялилась прямо на стрелка — жутким, ничего не выражавшим взглядом.
— Промажет, — насмешливо сказал Зигфрид.
— Вот только под руку не надо! — окрысился Книжник. Арбалет в его руках дернулся, рукокрыл на карнизе захлопал крыльями, очевидно заподозрив неладное. Говорят, крупные рукокрылы, из тех, что над Кремлем кружат, умеют мысли стрелка угадывать. И даже от пуль уворачиваются. Интересно, способен ли этот на такое?
