"Фантастика 2025-65". Компиляция. Книги 1-29 (СИ) - Свадьбин Виталий

Вопреки своим словам, бабка пригорюнилась.

— Эх, раньше, значит, надо было самой взяться. Недоглядела я, раз ты беспамятная совсем стала.

— За что взяться? — не поняла я.

— Лихоманку отмывать.

— Это как?

— Как-как… Как всегда я делала, если тебе нездоровилось. Золу из печки выгребла, в воде развела да веником притолоки в комнате обмыла. Раньше надо было взяться. — Она покачала головой. — Прости меня, Настенька, что промедлила.

— Ничего, — оторопело проговорила я. Каких только методов «лечения» не доводилось встречать за двадцать лет на участке, но такой — в первый раз. Ну хоть безвредный. — Но все же — кто вы?

— Совсем не помнишь. Марья я, няня твоя.

— А по отчеству?

Называть Марьей женщину раза в два старше меня прошлой и раза в три — теперешней язык не поворачивался.

— Да что ты такое говоришь, я же не барыня!

Я не стала спрашивать, почему в таком случае она называет меня на «ты». Видимо, моя предшественница так и осталась для нее маленькой девочкой. Настенькой. Касаточкой.

— Да ты поспи, поспи, после болезни много спать надо, — сменила тему она. — Авось и вспомнишь что. А не вспомнишь, так я расскажу, как проснешься. И нечего меня на «вы» величать.

Настроения спорить не было, и я послушно прикрыла глаза. Убедившись, что я не собираюсь снова вскакивать, нянька ушла.

За окном зафыркала лошадь, заскрипел снег под ногами. Ну и слышимость тут! Неужели рамы совсем не держат? Наверное, потому и по ногам свистит. Права нянька, не справляется она с домом. В деревне бы сказали, мужских рук не хватает. Но не Виктора же заставлять рамы замазывать…

— Что ты делаешь? — донесся до меня уже знакомый баритон. Тьфу ты, вспомнишь заразу — появится сразу!

— Лапничек кладу. Чтобы вы, барин, ножки-то в снегу не застудили по дороге к саням.

С чего бы это такая забота? Она его иначе как аспидом при мне не называла. Хотя какой он аспид. Аспид — это змей, а этот — тигр, только что не рыжий. Здоровый, грациозный. И хищный.

Виктор зло засмеялся.

— Думаешь, я не знаю, что лапником в деревнях выстилают дорогу перед похоронной процессией? Чтобы покойник не вернулся.

Я хихикнула. У Марьи, похоже, на все случаи жизни рецепты припасены. Добрая женщина, надеюсь, хоть полы ключевой водой она потом мыть не будет? Чтобы «покойник» уж точно не вернулся.

Почему-то при этой мысли я ощутила легкое сожаление.

— Да что вы, как можно, барин! — возмутилась Марья, но в голосе промелькнуло злорадство. — Снег-то глубокий. Не ровен час, ножки промочите, тоже сляжете. Чистить некому было. Ванька-то ваш…

— Убирайся, — перебил Виктор. — Трогай.

Незнакомый голос крикнул: «Пошла!». Простучали копыта, и все стихло. Нет, настоящей тишины не было: вот скрипнул снег под чьими-то ногами, залаяла собака, и ей издалека отозвалась другая. Но все же стало тихо — слишком тихо для жилого дома.  Должны же быть слуги, дворня или как там их здесь называют. Но дом молчал. Неужели я в нем одна? И что я буду делать, если вдруг кто чужой вломится? Дома, то есть в своем мире, меня бы такие вещи не беспокоили, успела навидаться и когда в молодости на скорой работала, и бегая по участку. Знала и как буйного успокоить, и как отболтаться, если что. Но одно дело — крепкая на вид тетка, другое — девушка, которую, кажется, напросвет видно. Есть все же свои недостатки у юности и красоты.

Оглядевшись, я приметила у печки кочергу. Пришлось снова вылезать из кровати, чтобы поставить кочергу у изголовья. Лучше бы топор, конечно, но пока и это сгодится.

За окном опять заскрипел снег, стукнула дверь. Я потянулась было за «оружием», но услышала ворчание Марьи. Успокоившись, откинулась на подушки. Марья шуршала чем-то, стучала, не забывая на все лады поминать «аспида». Наконец она подошла к моей комнате. Распахнулась дверь, женщина втащила тяжеленное на вид деревянное ведро.

— Да ты спи, спи, касаточка, — проворковала она. — Я только полы помою.

Сложившись вдвое, бабка начала возить тряпкой. Смотреть на это, будучи молодой и здоровой… ну, почти здоровой, я не могла.

— Дай я.  — Я села в кровати, собираясь обуться и забрать у нее орудие труда.

— Да ты что, касаточка, с ума сошла? — Она спрятала тряпку за спину, будто это была величайшая ценность. — Ложись! Ложись сейчас же!

Ответить я не успела: Марья приметила кочергу у кровати.

— И правда с головушкой у тебя неладно. Ложись немедленно, а чугунину эту я на место поставлю, к печке.

Теперь уже я вцепилась в кочергу, будто в драгоценность.

— Печка все равно не топится, а мне спокойнее.

— Так ты сама же запретила топить, дескать, дым идет, угореть недолго. — Старуха ухватила другой конец кочерги. — А всякая вещь должна на своем месте стоять.

3.2

— Вот пусть у нее и будет место у моей кровати, — уперлась я.

Марья всплеснула руками.

— Да что ж это с тобой такое! Зачем тебе кочерга?

Незваных гостей из дома гнать, неужели непонятно!

— А зачем тебе мыть полы? — ответила я вопросом на вопрос.

— Так чтобы аспид этот дорогу сюда навсегда забыл! Али вернуть его хочешь?

Хотеть, я, конечно, не хотела, но…

— В доме есть другие мужчины?

— А зачем тебе? — насторожилась бабка.

— Для утех непотребных, — не удержалась я. — Зачем еще мужчина в доме нужен?

В моем мире — вроде и незачем, а тут — пока неясно. Был бы у меня пистолет, а не кочерга, может, и тоже незачем. А есть здесь пистолеты?

Марья хватанула ртом воздух, побагровела, и я испугалась, что ей сейчас плохо станет. Я торопливо сказала:

— Я пошутила. Чтобы кочергу у кровати не держать.

Она подозрительно уставилась на меня, я изобразила самый невинный вид, на который только была способна. Марья просветлела лицом, и я добавила:

— Мало ли, влезет кто, а кроме нас и никого.

— Да ты что! Все же в деревне знают, что барышня тут.

Меня это вовсе не успокоило.

— Тем более!

— Брат мой младший — староста сейчас в деревне. Он всех знает, его все знают. И все знают, что ни меня, ни тебя он обидеть не позволит.

Как, интересно, он сможет не позволить? Пока я размышляла об этом, Марья ловко выхватила из моей руки кочергу, пристроила ее к печке. Не драться же с ней! А нянька, поняв, что победила, снова взялась за ведро.  И при виде того, как она старательно намывает и без того чистый пол, мне почему-то стало жаль «аспида». Чего же такого он сделал, чтобы его из этого дома провожали будто покойника?

Да и смотреть на то, как старуха моет полы, когда я сижу, было по-прежнему неловко.

— Перестань, и так чисто, — попросила я.

Она выпрямилась, уперла руки в бока.

— После того, что он сделал, ты его жалеть будешь?

— А что он сделал? — полюбопытствовала я.

Кроме того, что мне нахамил? Отвез в «глушь», которую моя предшественница «терпеть не могла», и оставил там в развалюхе с одной старухой-нянькой?

Она изумленно вытаращилась на меня. Я вопросительно уставилась на нее. Какое-то время мы играли в гляделки, потом Марья вздохнула.

— Да я и запамятовала… Батюшку твоего он, считай, своими руками застрелил.

Я охнула.

— В голове не укладывается.

— Вот так вот. Он добрый был, барин. Щедрый, всех привечал, а этот… — Она промокнула глаза уголком фартука.

Что, прямо вот так и застрелил? И ничего ему за это не было? Да уж, похоже, от этого типа в самом деле стоит держаться подальше.

— Слышала я, что он тебе про развод говорил, — продолжала Марья, заметив мою растерянность. — Грех это, конечно. Только ежели ты меня спросишь — грех и замолить можно, а с этим аспидом жить — се6я загубить. Съездишь в монастырь, поживешь годик белицей, помолишься. А там вернешься да найдешь себе какого вдовца с детками.

Вот только вдовца с детками мне и не хватало для полного счастья!

— А может, и не вдовца. Вон ты какая красавица, может, и найдется славный какой парень. Чтобы на тебя надышаться не мог. Будешь жить счастливо. Глядишь, я еще твоих деток понянчу.