Жестянка 2 (СИ) - Денисов Вадим Владимирович
Гадство, да когда же? В ожидании компаньона я наклонился к баулу, посмотрел внутрь, не рассыпалось ли чего. Кобуру с кольтом сразу повесил на ремень справа, а привычную с парабеллумом перегнал на левую сторону. Выгляжу как придурок.
Боюсь я оставлять такое оружие в мешке, а ну как уведут! Маловероятно, конечно. Здесь могут подрезать, если вещь «временно бесхозная», а вот связываться с двумя хорошо знакомыми в городе мужиками тревожных профессий воришки не станут. Но нервы-то не стальные.
Что по работе? Крупняк остался в салоне, завтра дрыщ спокойно переправит приобретённое Греку, а я захвачу стволы перед отъездом, если подчинённые и.о. группера раньше не заберут. Неохота лишний раз светить глайдер на людных улицах. Ребятня не отстанет, покатай да покатай! Но и взрослым любопытно. И уж тем более ломает тащить пять длинных стволов на горбу. С собой взял только мелочёвку. Хотя какая там мелочёвка, весит всё это добро прилично.
Хорошо Мэнсон за последнее время товара подкопил, шопинг вышел на славу, как и навар оружейника. Пять наганов с причиндалами. Четыре коробки патронов с восьмимиллиметровой картечью, по десять пачек в каждой. Ещё шесть с дробью «четыре ноля», то есть по пять миллиметров, что не хуже картечи. Пулевые я не брал, меньше мазать будут.
К сожалению, в салоне опять не оказалось латунных гильз, их разбирают очень быстро. Патроны родных калибров 7,62×39 и 7,62×54R и маузеровского 7,92×57 в гарнизоне пока есть, это не горит, а цинк нагановских патронов недавно упал в малом барреле. Можно было бы и про запас взять, но патроны у Мэнсона дорогущие, распространёнку лучше попросить у неба.
Оружейник вернулся важным белым погонщиком — подрядил двух пацанят, трущихся возле жаровни, которые принесли четыре большие алюминиевые кружки с пивом и две поменьше — с местным самогоном. В городе его называют шнапсом.
Посудка-то нашенская, у Грека купленная!
Шашлык пошёл как по рельсам. Какое-то время мы не могли не только говорить, но даже смотреть по сторонам. Первые минуты даже пиво не интересовало. Постепенно пыл угасал, началось разглядывание кусков, вдумчивое погружение в соус и неспешный запивон. Наконец я понял, что силы мои полностью иссякли. Попытался было откинуться назад и, не обнаружив спинки, кое-как приспособился к стволу дерева.
— И чего все эти люди сюда так ломят, не понимаю. Нервные такие... Еда как еда, — философски заметил я.
— Ты же сам пять минут назад куски метал, как не в себя, — деликатно напомнил Мэнсон, вытирая губы сто раз перестиранным полотенцем заведения.
— Так то пять минут… — я умиротворённо цыкнул зубом и признал: — Шнапс, прости, нектар этот весьма неплох.
— Согласен, — кивнул собутыльник.
— Кстати, вспомнил! — тряхнул я пустой первой кружкой. — Ты говорил, что тот самый гаранд у мужика немецкие ноги имеет?
— Ну, так.
— Значит, и свежие стволы тебе фриц подгонит?
— Ну, допустим, — неохотно признал он.
— Ничего не понимаю, — я отставил кружку, заодно отодвинув ей миску с подсыхающим соусом, и облокотился на стол, — у вас же вроде была контра с поножовщиной?
— Я тебя умоляю! — поморщился Мэнсон. — Никакой особой поножовщины нет, просто вечная грызня народов. Все привыкли. Наши в Берлине наследили, те приехали, вызвали парней на КПП для разборок и мордобоя. Ну что, наши подвалили, все начали орать друг на друга, потом сцепились, попадали, нос кому-то сломали... Мудак часовой испугался и пальнул пару раз в воздух, молодой больно. Кто-то из переделов подхватил, тоже шмальнул из нагана за компанию.
— А немцы чё?
— Гансы выученные, технично откатились в канаву, и давай палить из лопухов, но тоже никого не зацепили. Тут прикатили злые менты с палками, и все сайгаками разбежались по степи.
Нехарактерно всё это для Переделкино, здесь привыкли жить мирно, лишь изредка поколачивая друг друга. Все значимые инциденты связаны с визитами из саванны всяких «дикарей», таких как промысловики, фермеры, безбашенные сталкеры и недолго живущие банды. Сами жители у себя не бузят, и в набеги не ходят. Степь горожане воспринимают как ссыльный край, где обретаются только идиоты, лузеры и отверженные.
А вот ближе к концу магистрали начинается полоса заслона под контролем Пятисотки, важного заградительного поселения, населённого странными новыми стрельцами, призванными самим Мирозданием ловить с неба тех, кто может пригодиться в городе, и защищать от неведомых угроз с севера. Они обязаны.
Но эти северяне тоже могут доставить проблем, ведь гарнизонные привыкли стрелять и убивать. Вот так русский сектор и делится, разница в менталитете весьма заметна.
Но ведь и Берлин для Переделкино является заслоном. С юга.
— И что теперь будет? — повторил я важный политический вопрос, заданный ранее Греку.
— Что будет? Бизнес будет. Днями приедут фрицы и спокойно начнут торговать всякими мазями, шнапсом и отлично восстановленной техникой. Они же на обжитой магистрали стоят, всё изучено, там вероятность найти что-нибудь ценное равна примерно хрену с маком. Говорят, у нас товара побольше, а тут ещё «Озеро Видное» включилось в оборот... А им туристы нужны и заказчики для мастеровых.
— То есть, ваши опять в Берлин поедут?
— Само собой! И берлинским никто не помешает прикатить. Да и вам тоже, можно туда, катайтесь, пока морду не набьют.
Интересно, что на всё это скажет Дед? За сердце схватится, заорёт, что загранка мне не положена по сроку службы?
— На пару месяцев выученного урока народу хватит, а потом материал забудется, выветрится. Опять в кулачки полезут при случае, сволочи, — предсказал собеседник с неожиданной злостью в голосе. — Всегда так с этими гадскими немцами. А уж в вольной степи у нас с ними вообще без дружбы, насколько я знаю. Да и ты тоже, сам же рассказывал.
— Всегда так… — задумчиво повторил я, вспомнив труп разведчика-немца в станционном гараже. — Столетия за столетием одно и то же. Вроде помиримся с германцем, притрёмся, даже поверим! А потом бац, и снова война! И так без конца. Но почему?
Он пожал плечами, затем протянул мне кружку с немецким самогоном.
— Ща. Давай хряпнем по глотку текилы, и скажу. Будет всем урок.
Мимо нас к только что освободившемуся столику неподалёку гуськом прошли трое крепкого вида мужчин в редких тактических рубашках и камуфляжных штанах. В руках они держали заставленные снедью подносы.
— Так почему? — напомнил я приятелю.
Вроде бы один из тройки мне смутно знаком…
— Никогда не помиримся, потому что мы с германцами вечные конкуренты, — заявил Мэнсон.
— В смысле?
— В смысле, следи за мыслью! — парировал оружейник без ясного ответа, но продолжил:
— Именно конкуренты, понимаешь? — и парадоксально заявил: — Помолчи, не торопись отвечать. Да, мы живём на Земле на своих территориях, даже общей границы нет, чтобы гранатами перебрасываться из вредности и гусеницами танков случайно на чужую пашню заезжать. Между нами вечно поляки всякие отираются, венгры, то чехословаки, то чехи... Но конкурируют немцы не с ними, и даже не с англосаксами, а именно с нами. Почему? Потому что у нас с ними одинаковые запросы в Европе, а то и во всей Евразии, у нас цивилизационная конкуренция. Чокаемся?
Хлопнули, и после паузы он продолжил:
— Вот с африканцами и греками-итальянцами мы никогда не будем конкурентами, разные запросы. По барабану они нам. Африканец хочет гуманитарной помощи, чтобы бананы на кустах не заканчивались и чтобы вовремя приходили разводящие, спасающие от возникшей резни. А грек мечтает как можно меньше работать, и что б никто не надоедал с текущим цивилизационным вкладом, они, дескать, ещё при Сашке Македонском всё вложили. Китайцы тысячелетиями боязливые, осторожные, им нужно только одно: не мешайте торговать, одевать и обувать весь мир. Какая с ними конкуренция? Нет её.
У меня рот открылся от восхищения, во даёт!
— Англосаксы? Нет, эти черти почти всё имеющееся у немцев украли и будут красть дальше. Скупают спецов за свои липовые фантики, давно не производя спецов собственных. Выбей из-под них эти сраные бумажки, и будет вам обычный остров ранга Дании и ещё одна большая Мексика… И, кстати, вспомни, откуда нынешний народ на Оловянные острова пришёл? С германских земель.
