Туллио Аволедо - Крестовый поход детей
Голос Монаха был как целительный бальзам, ложащийся на раны. Мир с его ярким светом врывался в глаза Джона Дэниэлса быстрой шумной толпой.
Сердце священника колотилось так бешено, звуки этого безумного биения так переполняли его уши, что он испугался, что сейчас умрет. Но постепенно ритм начал выравниваться, и головокружение стало проходить.
При виде такого чуда все присутствующие лишились дара речи.
Дэниэлс повернулся к ним.
Плотная пелена, закрывавшая его глаза, исчезла. В то же время, то странное зрение, которое на некоторое время полностью сменило обычное зрение, данное ему Богом, не пропало. Он видел окружающий мир нормально, но при этом сохранил способность воспринимать — пусть и не так четко, как раньше, — окутывавшую людей ауру и некоторые другие вещи, которые он пока не мог ни назвать, ни даже понять. У него как будто появилось несколько уровней восприятия, которые он мог включать и отключать по своему желанию.
Он встряхнул головой. Ему потребовалось некоторое время для того, чтобы вслед за зрением снова обрести и дар речи. Он почувствовал, что его тело наполняет мощная энергия. Сила, исходившая не от него.
«Если Господь вернул зрение слепому, то чего не сделает Он для таких сильных людей, как вы?» — прошептал он, ошеломленный переполнявшими его чувствами. Он посмотрел на выстроившихся перед ним молодых солдат Города, пораженных увиденным чудом. Постепенно его голос приобретал твердость и уверенность. У него было чувство, что кто-то другой говорит его устами.
«Да укрепит Господь руку твою», — сказал он первому в шеренге — юноше с угреватыми щеками. Он легонько коснулся лба юноши средним и указательным пальцами, и тот улыбнулся в ответ.
«Да направит Господь твои стрелы точно в цель», — сказал он второму солдату, вооруженному только спортивным луком.
«Да сделает Господь точным твой прицел», — сказал он Даниэле, стоявшей третьей в ряду. Девушка поморщилась, но склонила голову.
Так прошел всю шеренгу, переходя от солдата к солдату. Вдруг из глубины комнаты выбежала маленькая быстрая фигура.
— Чего ты хочешь, Мика? — с нежностью спросил Джон.
— Я хочу пойти с вами. Я тоже хочу сражаться!
— Не говори глупостей, — оборвал Вагант и попытался отвесить ему подзатыльник, но мальчик ловко от него увернулся.
— Возьмите меня с собой! Я умею сражаться!
— Неправда.
— Я научусь!
Вагант встал прямо напротив него и изобразил злое лицо.
— Может быть, но не сейчас. Когда я вернусь, я возьму тебя в экспедицию. Обещаю тебе.
— Но почему не сейчас?
— Потому что ты слишком маленький. Прекрати упрашивать, парень, или я тебя отсюда вышвырну.
Мика был в отчаянии. Он весь покраснел и, казалось, готов был вот-вот расплакаться.
— Лео всего на два года старше меня, — возразил он и показал пальцем на мальчика в дальнем конце шеренги.
— Я сам решаю, кого я беру с собой, а кто остается, — отрезал Вагант и отвернулся.
Глаза Мики наполнились с трудом сдерживаемыми слезами.
Джон наклонился к нему.
Затуманенному взору Мики почудилось, что вместе со священником к нему наклонилась очень красивая девушка. Он проглотил слезы.
— Не настаивай, Мика, — прошептал Дэниэлс. — Вот увидишь, скоро придет и твой час. В Библии сказано, что для всего есть свое время. Твое время сражаться придет даже слишком скоро. А пока что ты должен расти, учиться. Всему свое время.
Ребенок смотрел на него в упор, как будто желая заставить священника и странную девушку первыми отвести взгляд. Но этого не произошло. Мика опустил голову и раздосадованно выбежал из комнаты.
— Этот ребенок очень важен для будущего, — прошептал в сознании Джона голос Алессии.
Было так чудесно вновь обрести ее голос, ее лицо.
— Где ты была, пока я был слеп?
— Я все время была с тобой.
— Но я не видел тебя.
— Но теперь ведь видишь.
— Мой грех правда прощен?
В голове Джона раздался смех Алессии, переливавшийся, как водопад серебряных монет, как звон хрусталя.
— Ты же слышал, что сказал Монах. Ты прощен.
— Монах сказал, что меня простил мой Бог. Что он знает о моем Боге?
— То же, что и я, то же, что и ты, — пропел ее смеющийся голос.
— Мы готовы выступать.
— Что?
— Я сказал, что мы готовы выступать, — повторил Вагант, оторвавший священника от его видений.
Джон кивнул. Взглянул на молодого человека. Казалось, его ни капли не смутило чудо, свидетелем которого он только что стал, — чудо возвращения зрения слепому.
Потом Дэниэлс понял. Точнее, что-то внутри него помогло ему понять: Вагант воспринимал беспорядочный и абсурдный мир, рожденный в пламени ядерной катастрофы, самым правильным из всех возможных способов. Он попросту воспринимал каждое новое явление как изолированное, спокойно и особо не вдумываясь. Если на свете и существовал более правильный способ воспринимать реальность, Джону Дэниэлсу ничего о нем не было известно. Этот способ был действенным, и Ваганту этого было вполне достаточно в новом мире, в котором все они очутились, лучшей стратегией выживания было мыслить как можно более гибко.
Если бы только Управляющий понимал это.
Он и Вагант были двумя столпами этой маленькой, невероятной общины, жизнь которой Джон, направляемый высшей волей, пришел потревожить. Управляющий был воплощением постоянства, рассудительности, умения делать правильный выбор в нормальных условиях. Если считать, что после Страдания слово «нормальный», продолжало иметь хоть какой-то смысл.
Но существовали такие моменты, когда выбор нужно было делать, руководствуясь не здравым смыслом. Моменты, когда выбор требовал смелости и решимости. И в такие моменты самым подходящим человеком был Вагант.
Жаль, что Дон не смог этого понять.
Но зато это понимали юноши и девушки, которые стояли, выстроившись в ряд перед своим командиром. В их взглядах читались одновременно гордость и страх, а также сильнейшая неуверенность.
— Думаю, тебе стоит сказать что-нибудь своим людям. Произнести речь, — подсказал Монах начальнику разведчиков.
— Я сделаю это. Но сначала скажи мне одну вещь. Ты пойдешь с нами?
— Нет.
— А кто-нибудь из… твоих? Вы поможете нам? Вы будете сражаться вместе с нами?
Монах отрицательно покачал головой.
— Есть вещи, которые мне запрещено делать. Мне и таким, как я. В этой битве вы будете одни. Но в то же время и не одни. И вы победите не только ради себя.
«А теперь не задавай мне больше вопросов и поговори со своими людьми», — заключил Монах уже не вслух, а в сознании молодого человека.
Вагант на некоторое время задумался.
Потом повернулся к шеренге вооруженных юношей и девушек. Он научил их всему сам. Он знал каждого из них лично. Знал их способности и их недостатки. Он мог рассчитывать на каждого из них. При мысли о том, что кто-то из них может погибнуть в этот день, у него сжималось сердце.
Он вспомнил момент, когда впервые убил. Это убийство дало жизнь всем им.
Вот она, важная мысль. Он сделал глубокий вдох.
— Вы знаете, что я никогда не умел произносить речи. И знаете, что я не люблю делать этого. Но я считаю, что будет справедливо, если вы узнаете, что и зачем мы будем делать сегодня. Сегодня мы атакуем Железные врата.
По выстроившемуся перед ним ряду прошла волна шепота.
— Мы захватим этот город и все, что в нем есть. Еду. Оружие. Бензин.
При слове «бензин» многие глаза заблестели, как будто он произнес волшебное заклинание, способное наколдовать им сказочное будущее.
— Благодаря этому завоеванию мы сможем преодолеть грозящий нам кризис. И оно станет первым шагом на нашем пути к главной цели. Всем нам известно, кто такие Сыны Гнева…
Реакция на последние два слова была невероятно разнообразной, от страха до ненависти и изумления — но прежде всего, это был именно страх. Вагант осознал, что зря упомянул этого врага. Но дело было уже сделано.
Джон Дэниэлс тоже понял, что молодой человек совершил ошибку. Он хотел было вмешаться, но потом заставил себя не делать этого. После секундного колебания Вагант продолжил речь.
— Все мы знаем об их свирепости и жестокости. От их рук погиб мой друг. Весь Город страдает из-за них. И теперь, говорю я вам, пришло время свести счеты с этими головорезами. Мы преподадим им урок, который они никогда не забудут.
«Он теряет их», — подумал Джон. Но Ваганту все же удалось найти правильные слова: — Когда-то мы были кротки и беззащитны как агнцы. И нас резали и пожирали, как агнцев, — он достал из кармана свой легендарный ножик, который много лет назад спас их от каннибалов. — Это лезвие изменило все. Это лезвие и силы воспользоваться им. С этого началось все. И тот факт, что мы сейчас стоим здесь, что мы не стали пищей тех разбойников. И тот факт, что у Города все еще есть надежда. Пришло время отбросить свои страхи и сделать шаг вперед. Если мы будем стоять на месте, Сыны Гнева раздавят нас. Это произойдет, не сегодня и не завтра, но рано или поздно они сделают нас своими рабами. А я не желаю быть рабом людей, которые относятся к нам, как к рабочему скоту, если не хуже. Я не желаю быть рабом людей, съевших Васко. Я хочу жить и хочу, чтобы жил наш Город. А для этого нужно уничтожить Сынов Гнева. И поэтому я сегодня не буду стоять на месте, я сделаю шаг вперед ради спасения Города. И ради нашей свободы.
