Сергей Клочков - Дар Монолита
Примерно через час после ухода Седого дверь бокса с тихим шипением отъехала в сторону, и в помещение вошла невысокая, оранжево-кольчужная фигура с металлическим саквояжем в руках. Из нутра саквояжа на переносной столик начали выкладываться одноразовые шприцы, какие-то цветастые коробочки с множеством кнопок, штатив с пластиковыми пробирками. И все это немного суетливо, нервно даже, ни здрасте тебе, ни как живешь. Значит, и впрямь за зомбака держат… обидно, товарищи «ботаники».
— Бу! — гаркнул я не так, чтоб уж очень громко, но сердито и с хрипотцой.
Мое хулиганство возымело совершенно неожиданный эффект. Оранжевое безликое нечто дернулось, свернув столик со всеми принадлежностями, сдавленно взвыло высоким голоском и ломанулось из бокса, по дороге громко стукнувшись пластиковым шлемом о низкую притолоку. Дверь сразу же закрылась, а вой, быстро набирающий тональность, под частый топот уплыл куда-то вдаль по коридору. Вот тебе на… пошутил, называется. Я вздохнул, подобрал с пола шприцы и датчики, аккуратно сложил их на столик и приготовился ждать.
Зотов пришел через двадцать минут. Он спокойно открыл дверь, дождался, пока бокс герметизируется, пододвинул табурет. В отличие от предыдущего визитера, профессор был без защитного комбеза, в обычном сером костюме и лабораторном халате, наброшенном на плечи.
— Между прочим, Антонину Васильевну пришлось отпаивать валерьянкой. Нехорошо, товарищ Лунь. — Проф разорвал упаковку одноразового шприца. — Что же это вы…
— А то, что после допроса, учиненного похлеще иных следаков, вы меня тут как зверька заперли, профессор. И словно с мутантом — костюмы защитные, лишнего слова не скажут.
— Ну-ну, сталкер… ваше негодование понятно. — Зотов с короткими щелчками начал откидывать пробки с пластиковых пробирок. — Но и нас поймите. Пока ничего с вами непонятно, естественно, карантин до выяснения полной картины. Сами понимаете.
— Ничего не понимаю, если честно, — признался я.
Зотов быстро взглянул на меня поверх очков.
— Вы, Лунь, можете говорить сколь угодно о том, что ничего не помните и не понимаете. Для Седого, несмотря на всю его проницательность, ваше вранье, быть может, и сгодится. Но мне-то вы можете сказки не рассказывать. Я более чем уверен, что последние события в Зоне и вы каким-то образом взаимосвязаны. И вы почему-то не горите желанием рассказать о том, что на самом деле с вами произошло. Я не настаиваю на откровенности, понятно… но то, что вы изволили врать, уважаемый, для меня очевидно.
Зотов вскрыл упаковку с медицинскими иглами, приладил одну из них на шприц.
— И как вы собираетесь… добыть якобы правду? — Я начал следить за руками профессора, готовясь, в случае чего, к быстрой и решительной обороне. Наслышан я был о препаратах, под которыми человек все как на духу выкладывает, даже и просить не надо.
— Никак не собираюсь, Лунь. От вида крови не млеете? Ах, ну да… нашел чего спросить у сталкера. В общем, мне нужно сделать анализ. Не волнуйтесь, шприц, как вы видите, пуст.
Еще немного сомневаясь, я протянул руку. Зотов перехватил ее резиновым жгутом, аккуратно проколол вену, и шприц начал наполняться темно-вишневой жидкостью.
— Я допускаю мысль, что вы и в самом деле можете не знать того, что произошло в Зоне за время вашего отсутствия. — Проф извлек иглу из вены, вручив мне взамен ватный тампон, резко пахнущий спиртом. — Приложите… да, вот так. А событий действительно произошло немало.
Кровь из шприца была разлита в десяток пластиковых пробирок, и Проф взялся за небольшой осциллограф, подключенный к мудреному на вид приборчику. По темному экрану забегала светящаяся зеленая нитка. Из саквояжа, оброненного при бегстве Антонины Васильевны, появился еще один прибор, напоминавший полевой детектор, отличавшийся разве что размером и наличием небольшого монитора. Защелкали клавиши — Зотов сосредоточенно набирал какие-то команды, прибор попискивал, давал короткие трели и выводил на монитор диаграммы и графики.
— Ух… хм… м-да… — Проф удивленно хмыкал. — Торсионное поле исключительной плотности… да уж. Регистрируются также пространственно-временные искажения и что-то не так с гравитацией. Готов поверить, Лунь, что ты в Зоне сидел безвылазно… уровень аномальной активности такой, словно ты все это время как минимум обитал в Припяти или… хм…
— Или? — переспросил я.
— Ты был знаком с Доктором, не так ли?
— Да, приходилось.
— Твой уровень активности лишь немногим меньше, чем был у него. — Проф закрыл монитор. — Делай выводы. До анализа крови сказать пока ничего не могу, да и УЗИ на очереди, но я уже даю девяносто девять из ста, что ты человек. По крайней мере точно не пятый тип псевдоживых организмов. Сегодня посиди пока на карантине, а завтра я уже оформлю бумаженцию о выходе на базу. С возвращением, сталкер. И… наш разговор не окончен. Отдыхай пока.
Дверь закрылась, с тихим шипением произошла герметизация, и свет вдруг разом потускнел — похоже, освещение переключилось на режим «ночника». Я, скатав в пальцах шарик из пропахшей спиртом ваты, зашвырнул его в угол, глубоко вздохнул и растянулся на приятно прохладной кушетке. Рядом с изголовьем в стене оказалась небольшая выемка с клавишей, я нажал на нее, и одна из стенных панелей с негромким щелчком приоткрылась. В нише за ней оказалась синтепоновая подушка и тонкое одеяло — значит, бокс все-таки жилой, не лабораторный, как мне показалось вначале. Усталость насыщенного дня и почти бессонная ночь на заброшенном хуторе сделали свое дело. Я начал проваливаться в сон…
«— Вали его, — коротко распорядился Бер.
Думал ли ты, Лунь, что придется подыхать от долговской пули? Что будут стрелять по тебе люди, с которыми пять минут назад ты дружелюбно беседовал? Один против пятерых — все… сволочь я все-таки. Хип. Прости меня, девочка. А ведь мог спокойно развернуться и позволить им расстрелять Пенку. Мог. Так какого черта, Лунь?
Я быстро осмотрелся. Прямо передо мной лежал гнилой стул с отвалившейся спинкой. Пойдет.
Стул полетел в то окно, в которое я только что запрыгнул. Тут же раздался грохот автоматных очередей. Белые фонтаны осколков, яростный визг пуль, и от остатков стула полетела щепа. Что-то больно хлестнуло по щеке, но уже через долю секунды я выставил ствол „сайги“ во второе окно, под которое успел отползти. Стрелять пришлось вслепую, высадил я весь магазин, но вязаная картечь все-таки нашла цель. Кто-то сдавленно, жутко закричал. Наверное, это был Клещ… и стреляют по мне, пули влетают в окно, вспухают клубы пыли и отлетают брызги мелких осколков от стен, на гнилом подоконнике торчком поднимаются щепки, остатки рамы падают на пол. А сквозь грохот стрельбы звучит в ушах тонкий, почти на ультразвуке, писк. Пси-атака. Пенка начала „глушить“ „долговцев“.
— Собаки, Бер, собаки сзади! А-а-а!
И снова грохот очередей, громкий взвизг смертельно раненного пса, зашелся в жалобном вопле еще один, но лютый рык и лязганье челюстей оставшихся были хорошо слышны даже сквозь шум стрельбы.
— За Че! — Яростно и весело прозвучал молодой девичий голос. — Свободу не остановить!
И гулко, раскатисто грохнули пять выстрелов. Хип! Нет!!!
— С-сука! — Рявкнул Бер. — Бей гнид!
И я, уже не прячась, встал напротив окна. Приложился. Рядом, совсем рядом Бер. Вот он, его черно-красный комбез. Залегли „долги“, только он приподнялся, отводя руку с гранатой. Навскидку. Три раза. И граната вываливается из разбитой в лохмотья руки. Не стрелял я раньше вязаной картечью в людей. До этого дня не стрелял…
— М-мать! — с ужасом в голосе крикнул кто-то из залегших в бурьяне „долговцев“.
И время вдруг потекло так медленно и тихо, что даже грохот автоматов и визг пуль стали какими-то ватными, мягкими, пыль и мелкая щепа поплыли в воздухе, словно в чистой, прохладной воде. Я видел, как плавно падает на землю рубчатое, зеленое тельце гранаты, как отлетает от запала рычаг, вращаясь в облаке кровяных шариков. И один из „долговцев“, молодой, ясноглазый парень с искаженным от страха лицом, медленно наводит в мою сторону автоматный ствол.
И еще до того, как из дымящегося черного зрачка показалась первая тусклая вспышка, я понимал, что это все, что под защиту стены укрыться уже не выйдет. Поздно. Слишком поздно. Автомат начал размеренно, гулко стучать, заметно отдавая в плечо молодого „долговца“, быстрые, размытые языки порохового пламени оставляли в воздухе клубы прозрачного сизого чада. Первая пуля прошла прямо над ухом — я почувствовал на виске волну теплого воздуха. Вторая жестко хлестнула в плечо, оставив мгновенное онемение, еще два… нет, уже три тугих удара в грудь. Тоже не больно, пока не больно, но я очень хорошо слышу, как на спине с коротким, сухим треском полопалась материя „Кольчуги“, сквозь которую прошли пули, да еще странно горячее, какое-то гулкое чувство в груди. Медленный, не мой выдох, и из носа вылетает красный парок, тяжело, очень тяжело отдается в ребра, огнем растекается в легких первая боль. А парень все стреляет, высаживая остаток магазина, но пули уходят вверх, потому что Хип попадает в него тугим снопом крупной дроби… и сразу вспышка взрыва, горячий воздух толкает мое тело назад, но я каким-то непостижимым образом раздваиваюсь — один из нас падает на гнилой пол дома, захлебываясь кровью и почти обезумев от боли, другой остается у окна. В побагровевшем, странно контрастном мире один из нас видит, как Хип тяжело вздрагивает от попадания осколка, роняет „сайгу“ и опускается на колени, прижимая ладони к животу, и одновременно с этим на спину валится „долговец“ — вместо лица у него появился кровавый провал, обрамленный отдельными темными пятнами от попаданий картечи. А мимо Хип на широких махах вылетают четыре крупных слепых пса, мир неуловимо ускоряется, и я уже слышу не ватные, басовитые звуки, а оглушительный грохот выстрелов, рев и стоны. Громкий, отчаянный крик еще одного „долговского“ бойца, которого в прыжке сшибает пятнистая, в клочьях слезающей шерсти псина, часто и звонко лязгают челюсти, покрытые хлопьями желтой пены, и на горле сбитого „долговца“ разом появляется широкая, безобразная рана. Псы хватают за ноги последнего оставшегося в живых „долгана“, валят на землю и рвут под захлебывающийся крик. Отдельные, короткие выстрелы, долгий, жалобный вопль подыхающего пса — „долг“ дерется до последнего, но подтягиваются остальные собаки, в пестрое месиво шкур и хвостов вливаются несколько злобно верещащих тушканов…
