"Фантастика 2025-29". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Белл Том

Карета Фердинанда II въехала во двор особняка в половине второго. Короля сопровождали первые лица государства: сенескаль, вице-кансильер, тессорий, главный церемониймейстер, шталмейстер, государственный секретарь, три министра, кардинал Талига и, конечно же, Первый маршал. Появление Алвы, как всегда, произвело фурор. Граф Манрик даже высунулся из окна своей кареты, не поверив глазам: окна всех кэналлийских экипажей были задрапированы серым.

— Так делается только в случае смерти члена семьи, — шепнул он королю, едва сойдя со ступенек кареты.

— Мы помним этикет, господин тессорий, — сквозь зубы ответил Фердинанд и громко спросил у Алвы:

— Вы состоите в родстве с Окделлами, господин Первый маршал?

— Я состою в родстве с Карлионами, государь, — хладнокровно ответил Рокэ, кланяясь. — Через мою прабабку Раймонду.

— О. В самом деле. Мы забыли об этом.

— Что-то не припоминаю, чтобы он носил траур по убитому им Грегори Карлиону, — пробурчал сенескаль Миоссан на другое ухо короля, предусмотрительно понизив голос: сказать это громко в лицо Алве ему не хватало духу.

Джеймс Рокслей, как раз в это время пробившийся к королю через толпу придворных, преклонил колени на мокрую брусчатку двора: шёл мелкий осенний дождь.

— Ваше величество! Ваш милостивый приезд утешает нас в нашей скорби, — произнёс он.

— Мы скорбим вместе с вами, виконт, — печально проговорил король, подавая ему руку. — Её светлость была истинной эрэа! Увы! Таких больше нет.

— Ваше величество говорит истинную правду, — непринуждённо прибавил Алва, кланяясь Рокслею. — Герцогиня Окделл была образцом всех жён и матерей. В прежние времена, когда мужчины уходили в долгие походы, на неё можно было смело оставить дом: она соблюла бы и честь мужа, и его интересы.

Фердинанд II задрожал как от удара бичом. Королева Катарина ещё находилась во дворце, но до Багерлее ей оставалось недалеко. Перепуганная фрейлина Дрюс-Карлион после небольшого намёка Сильвестра принялась обвинять её величество во всех смертных грехах. Мать Моника была сдержаннее, но после того, как её пару раз растянули на «кобыле», благоразумно сочла, что своя жизнь дороже чужой репутации. По её наводке Колиньяру удалось схватить доверенных служанок, сопровождавших королеву на тайных встречах, а главное – прачек, стиравших запачканное бельё после блуда с покойными графом Васспардом и генералом Феншо-Тримейном. Даты встреч ставили под сомнение законность рождения кронпринца и младшей принцессы. Сильвестр счёл нужным заблаговременно осведомить об этом Рокэ.

— Будьте последовательны, друг мой. Неужели вы велели пристрелить Оскара Феншо-Тримейна лишь для того, чтобы посадить его ублюдка на трон Талига?

— Ваше высокопреосвященство говорит на основании слов нескольких перепуганных женщин?

— Подумайте сами, Рокэ! Если бы принц и впрямь был сыном короля, зачем бы тогда его мать стала прилюдно грешить с вами?

— У её величества, — неприятно усмехнулся Ворон, — превосходный аппетит.

— Вот именно, сын мой, вот именно! — подхватил кардинал. — Только блюдо под названием «власть» она предпочитает всем остальным. Будь она действительно матерью наследника, она не стала бы компрометировать себя с вами на глазах у всего двора, включая меня, грешного, и даже вашего прекраснодушного оруженосца. И признайтесь, Рокэ: вы бы сейчас и пальцем о палец не ударили ради спасения Катарины Ариго, не купи она вашу поддержку единственным имевшимся у неё способом.

— А разве король не может покарать и меня как прелюбодея? — приподнял бровь Алва.

— Вы прекрасно знаете, что нет. С вами Фердинанд связываться не станет. Тем более, что из кронпринца такой же Воронёнок, как из самого короля. Он просто не верит этой сплетне, распущенной вашей же Катариной.

Алва пожал плечами.

— А какая вам разница, ваше высокопреосвященство, чей сын наследник престола? Он был признан королём. Этого достаточно. Ведь у меня тоже нет наследника.

— А это уже ваша проблема, Рокэ. Мой преемник – вы. И я уверен: если вы и впрямь чего-то захотите, то сумеете сторговаться хоть с самим Создателем, хоть с вашим покровителем Леворуким.

Алва, видимо, отступил, но смирение было не в его характере. Он любил оставлять последнее слово за собой. Сильвестр настороженно впился взглядом в спокойное и немного насмешливое лицо, пытаясь разгадать, что задумал Рокэ.

Тем временем общество размеренным шагом, который приличествовал печальным обстоятельствам, двинулось в Зал Чести. Его соорудили в парадной зале особняка. Стены, сплошь затянутые серым сукном, терялись за множеством щитов с гербами вассалов Великого Дома. В дверях стоял капитан личной охраны Мирабеллы, Дональд Адгейл, одетый в цвета Дома Скал. Платье его было старомодным, но желание ухмыльнуться пропадало при первом же взгляде: Адгейл возвышался, как скала, от которой веяло первозданной мощью. Его солдаты охраняли зал. Всюду горели свечи. Забальзамированные останки герцогини Мирабеллы покоились поверх крытого серым бархатом катафалка, прямо под капеллой – так назывался роскошный балдахин, свисавший с потолка. В ногах катафалка стоял Ангерран Карлион, периодически прижимающий носовой платок к глазам. Неподалеку сидела его жена, графиня Алиса, со своей старшей дочерью, восьмилетней Мирабеллой. Из-за отсутствия в столице дочерей герцогини Окделл они оказались ближайшими родственницами семьи.

Увидев короля со свитой, графиня вскочила, присела в глубоком реверансе и, сунув в руки дочери кропило, подтолкнула её навстречу Фердинанду.

Тот приложил правую руку к губам, мимоходом ласково погладив ребёнка по голове.

— Моя кузина, моя бесценная кузина! — прорыдал граф Карлион в платок, низко кланяясь королю. Фердинанд неловко похлопал его по плечу и рассеянно взглянул на кропило в своей руке.

Графиня Алиса, поминутно приседая, поднесла его величеству чашу.

Медленно подойдя к катафалку, король четырежды окропил тело Мирабеллы Окделл святой водой, шепча при этом молитву Создателю. Затем он снова приложил пальцы к губам и, благоговейно пятясь, отступил к столу, поставленному, по обычаю, в центре Зала Чести. Хозяин дома ловко выдвинул кресло, и король сел во главе, знаком предложив Рокслею и Карлиону занять соседние места.

Это означало, что герцогиня Окделл, пусть и мёртвая, принимает его величество у себя как хозяйка, словно она ещё не покинула этот мир.

Король вполголоса завёл милостивый разговор с графами.

Малолетняя Мирабелла Карлион, растерявшаяся из-за наплыва придворных, вслепую ткнула отданное Фердинандом кропило свите. Колиньяр было ринулся вперёд, чтобы стать вторым после короля, но Алва движением плеча оттеснил его в сторону, и вице-кансильер отступил.

Рокэ внимательно осмотрелся. Свежеиспечённый герцог Придд с постной миной стоял за стулом своего эра. Он был полностью одет в серое.

Каков хитрец! Носить траур по герцогу Вальтеру и герцогине Ангелике было нельзя: они умерли, обвинённые в умысле на жизнь короля. Изменников не оплакивают. Но смерть Мирабеллы предоставила Спруту удобный случай облачиться в серое.

— Я вижу, что уход её светлости стал для вас большим горем, — заметил Алва, рассматривая Придда с головы до ног.

— В самом деле, — недовольно заметил король. — Разве вы в родстве с герцогиней Окделл?

— Я принадлежу Дому Скал, пока служу моему эру, ваше величество, — с поклоном отозвался Спрут. — Кроме того, я надеялся вскорости назвать герцогиню своей матерью.

— О, я слышал об этом! — заметил Алва. — После Совета её светлость говорила мне, что вы просили руки одной из её дочерей, не так ли?

Придд снова поклонился:

— Я надеялся обрести семью в лице герцогини. Её смерть – невосполнимая потеря для меня.

Холодная физиономия Спрута не выражала и следа эмоций. Впрочем, за своё освобождение из Багерлее он благодарил точно с такой же постной миной.

— Мы догадались об этом по вашему лицу, герцог, — буркнул король, морщась. — Прошу садиться, господа.