"Фантастика 2025-29". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Белл Том

— Я счёл бы за честь помочь вашему высочеству, — заверил Марсель, тронутый его дружеской тревогой, — но я должен как можно скорей вернуться к монсеньору. Утром я уезжаю.

— Что ж, в добрый путь. Впрочем… Вы ведь поедете в Талиг через Эпинэ?

— Разумеется. Это единственная дорога.

— В таком случае, не окажете ли вы мне любезность заглянуть к Роберу и посмотреть, благополучно ли он добрался до дома? Я понимаю, что не имею права просить вас, но всё-таки надеюсь, что вы не откажете мне в этом.

— Ва…

— Я не могу предложить вам в награду ни поместий, ни чинов, — с живостью перебил его Альдо. — Правду сказать, вам этого и не нужно: ведь вы много богаче меня, виконт! Единственное, чем я располагаю, – это моя благодарность. Если вы согласны принять её, то знайте: у вас всегда будет искренний друг там, где бы я ни находился – в Агарисе, в Сакаци или где-нибудь ещё.

И Альдо Ракан протянул Валме открытую руку. Марсель, немного подумав, принял её: симпатия этого славного принца польстила ему. Какая жалость, что Фердинанду II Оллару далеко до алатского изгнанника!

— Ваше высочество, я заеду в Эр-Эпинэ, — щедро пообещал он. — И даже передам герцогу письмо, если вы его напишите.

— О, в самом деле? Вы незаменимый друг, виконт! Я напишу небольшую записку и вручу её вам завтра утром – разумеется, открытой, чтобы вы знали её содержание. У меня нет тайн от вас, как вы уже могли убедиться. А пока… Позвольте моим слугам проводить вас до вашей гостиницы.

Марсель с благодарностью принял это предложение и вернулся к себе, когда уже начинало светать. Его костюм был разодран в клочья, шляпа, плащ и шпага так и остались на верху террасы в Сакаци, пострадавшие зад и палец болезненно ныли, но в глубине души он чувствовал глубокое удовлетворение собой.

Глава 3. Оллария. 1

17-19 дни Осенних Скал, 399 год Круга Скал. Оллария

1

Ненастным утром в самом начале осени весь двор и город собрались у столичного особняка Рокслеев, чтобы принести свои соболезнования Высокому Дому Скал.

Осиротевшая герцогиня Надорская, чей единственный сын недавно сгинул в Гальтаре, скончалась в Олларии в ночь с десятого на одиннадцатое число.

Король, поднятый с постели этим трагическим известием, поторопился прислать Рокслею своего личного хирурга. Совет подал кардинал Сильвестр: в естественных причинах смерти герцогини Окделл не должно было возникнуть никаких сомнений. Сердце несчастной матери не выдержало бремени горя, вот и всё. Она успела защитить имя сына, но нервное напряжение истощило её силы.

Королевский хирург и личный врач Рокслеев сошлись во мнениях: её светлость скончалась от сердечной слабости.

Дело шло к тому уже несколько недель. Герцогиня Мирабелла мужественно держалась вплоть до дня Большого Совета, состоявшегося двадцатого Летних Молний. Она явилась в Овальный кабинет, прямая, как палка, но страшно высохшая и почти совсем седая – за несколько дней она состарилась на двадцать лет.

— Мой сын отправился в Алат по приказу герцога Алвы! — громко заявила она королю, торжествующе предъявляя собственноручный приказ Первого маршала. — Паж моего сына может засвидетельствовать это!

Двенадцатилетний мальчишка, допущенный на Совет по распоряжению Первого маршала, шагнул вперёд.

— Я тоже свидетельствую это, — заявил сам Алва, неспешно поднимаясь и отвешивая поклон Фердинанду II. — Мой оруженосец выполнял дипломатическое поручение, которое я возложил на него ради пользы и блага моего короля.

Рокэ врал совершенно непринуждённо. Мирабелла сверлила его глазами, но молчала: ей хватало ума понимать, что Ворон льёт воду на её мельницу.

Сильвестр не спорил. Рокэ желает, чтобы его юноша ушёл в Закат в сияющих доспехах безупречного рыцаря? И пусть его. Герцог Окделл встретился с курией, чтобы очистить корону Талига от тяжких обвинений? Чу́дно, чу́дно. Вступил в переговоры с Робером Эпинэ, чтобы склонить его принять сторону Олларов? Превосходно!

— От Эпинэ мой оруженосец узнал важные сведения, касающиеся Гальтары. К несчастью, он решил лично поехать туда, чтобы выяснить всё на месте. Это, конечно, не входило в его задачу, но юного герцога легко понять, ваше величество. Он только что отличился на поле сражения. Он желал отличиться перед своим королём и на дипломатическом поприще.

Король кивал, как механический болванчик, не сводя глаз с яростной, как фурия мести, Мирабеллы. Опальная герцогиня произвела на него огромное, почти болезненное впечатление. Как и все слабые люди, он мгновенно ощутил исходящую от неё подавляющую силу и проникся каким-то школярским почтением к умирающей, но так и не сломленной старухе.

— Если мой сын не вернётся в течение трёх лет, — заявила она королю напоследок (лицо её при этом дрогнуло, но голос остался твёрдым и властным), — я желаю, чтобы Надор перешёл во владение мужа старшей из моих дочерей.

Она не сказала: «Я прошу». Она сказала: «Я желаю» и величественно опустилась в кресло, даже не прикоснувшись к руке капитана своей охраны, протянутой, чтобы помочь ей сесть.

Кардинал Сильвестр мысленно возблагодарил Создателя, что в течение всех предыдущих лет герцогиня Мирабелла сиднем сидела в своём Надоре. Эта фурия смогла бы возглавить и повести за собой целую партию. От зоркого взгляда кардинала не укрылось также, что новый герцог Валентин Придд, оправданный и введённый в права наследства на том же Совете, ни на шаг не отходил от старухи. После освобождения он вернулся к своему эру в особняк Рокслеев, где общался с надоркой каждый день. Кардиналу доносили, что по совету графа Рокслея он даже посватался к одной из её дочерей.

Новая оппозиция формировалась прямо на глазах. Ещё при входе во дворец кардинал заметил, как лиловые смешались с красно-чёрными, и от мужчин, составлявших свиту Скал и Волн, исходила явная угроза.

К счастью, расчёт кардинала на чувства Придда оправдался. После освобождения первый благодарственный визит он нанёс именно Алве, а не королю. Фердинанд, разумеется, заметил это, но ему было не до молодого Спрута.

Следствие над Катариной Ариго вошло в свою завершающую стадию.

— Устройте ей очную ставку с матерью Моникой! — потребовал король от вице-кансильера, трясясь, как в истерике, после чтения протокола допросов. — Устройте ей очную ставку в моём присутствии! Я хочу, чтобы она сама мне сказала, зачем оскорбляла своего супруга и государя!

— Ваше величество, — уговаривал его Колиньяр, — если вы сами придёте к королеве, она сочтёт это признаком слабости! Ведь ваше величество так привязаны к ней. Обвиняемая воспользуется этим, чтобы обмануть нас.

Сильвестр сильно опасался, что несгибаемая герцогиня Надорская сочтёт своим долгом выступить на защиту Катарины Ариго. Ему повезло: горе и нервное напряжение свели старуху в могилу. После Совета она продержалась на ногах только один день – и то из чистого упрямства. Двадцать второго она слегла, чтобы больше уже не подняться.

Прощание с забальзамированными останками началось тринадцатого числа. Тристрамы, Хаварды, Лоу, Ардены, Невиллы, Дрюс-Карлионы, Ловлейсы, – все вассалы Дома Скал, находившиеся в столице, прислали в особняк Рокслеев щиты со своими гербами и облачились в серое. Даже посол Гаунау отправил к гробу герцогини эмблемы своего повелителя: видимо, Хайнрих решил показать, что помнит, кто его сюзерен. Столичные эсператисты тоже гуськом потянулись на поклон к почившей герцогине. После Октавинской ночи в Олларии сложилась целая община обиженных, тайно подзуживаемая послами из Гайифы.

При дворе было объявлено, что бдение над телом состоится в ночь на восемнадцатое. Всенощную назначили в часовне святого Дени, древнего покровителя Кабителы, признанного и олларианской церковью. Ещё до заката гроб предполагалось торжественно вынести из Зала Чести и доставить к главному алтарю. Поэтому с утра семнадцатого числа Осенних Скал те, кто ещё не участвовал в прощании, и те, кто уже посетил Рокслеев хотя бы раз, сочли необходимым явиться на последние домашние службы.