Алексей Евтушенко - Бой на вылет
Я вздрогнул, но не обернулся.
По дороге на кухню я зашел ванную и долго плескал на лицо холодной водой. Потом посмотрел в зеркало прямо в собственные воспаленные глаза, вытерся полотенцем, взял на кухне бутылку, стакан и блюдце с двумя огурцами, подумав (черт с ним, сходить с ума, так весело!), нашел в коробке с иголками и нитками прабабушкин еще бронзовый наперсток и снова осторожно прошел в комнату.
— Молодец! — похвалила галлюцинация, когда я поставил перед ней наперсток и бережно налил в него каплю водки. — Ух ты, из такой шикарной посуды я еще не пил…. А закуски мне не надо. Мы, сетевые, когда пьем, никогда не закусываем. Правда, выпить нам редко удается.
— Что так? — поинтересовался я, наливая себе.
— Редко угощают, — вздохнул человечек, обеими руками поднял наперсток и пояснил. — Потому что не верят. А в Сети водки нет. И вина нет, и пива тоже. Только виртуальная выпивка. Ну, за знакомство?
Мы выпили за знакомство.
И тут меня осенило.
— Погоди, — сказал я. — Сетевой…. Это типа домовой, что ли? Только не в дому, а в Сети?
— Молодец, — похвалил сетевой. — Догадался. У каждого продвинутого пользователя интернета есть свой сетевой. Вот у тебя, например, — я. — он протянул свою лапку и добавил. — Кстати, меня зовут Юк.
— Очень приятно, — я осторожно пожал крохотные прохладные пальчики.
— Ну, — с воодушевлением пискнул Юк, — вот и познакомились. Чего сидишь? Наливай!
Я налил.
— За Сеть! — торжественно провозгласил сетевой, вздымая бронзовый наперсток. — За это великое изобретение человека.
Мы выпили за Сеть.
— Сеть, конечно, штука классная, — сказал я, чтобы поддержать разговор. — Но человек не только интернет изобрел. Были, знаешь ли, и другие великие изобретения. Колесо, например. Или тот же двигатель внутреннего сгорания. Телевидение. Ядерный реактор.
— Телевидение! — передразнил Юк, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Ты натурально не понимаешь. Ну, вот скажи, ты когда-нибудь слышал, чтобы в телесетях жили какие-нибудь… эти… телевики?
— Н-нет, — честно признался я. — не слышал.
— Правильно. А почему? Потому что их там просто-напросто нет. И в этих твоих ядерных реакторах никто приличный не водится, не говоря уже о двигателях внутреннего сгорания. Про колесо вообще и вспоминать смешно. Чудак ты, право слово. — Юк разошелся, и слова сыпались из него, словно фасоль из дырявого мешка, — Ну, как ты думаешь, для чего предназначено колесо?
— Как это для чего? — пожал я плечами. — В основном для перевозок людей и грузов на дальние расстояния. Ну и вообще, для совершения всяческой механической работы.
— Вот! — Юк назидательно задрал вверх указательной палец. — Именно, что механической работы…. Ты, наливай, наливай. Не стесняйся.
Я, внутренне усмехаясь, подчинился.
— Так. Ну, теперь давай за софт. Чтоб он был и не лагал.
Выпили за софт.
— На чем я остановился? — слегка заплетаясь языком, строго осведомился мой новый знакомый.
— На этой… на механической работе, — вспомнил я.
— Да! Именно на ней! И твой двигатель внутреннего сгорания вместе с ядерным реактором тоже придуманы для того, чтобы выполнять механическую работу. Телевидение — да, согласен, дальше немного ушло. Оно уже предоставляет какую-то информацию и развлекает. Но ему не хватает той самой главной функции, которая есть у Сети.
— Это какой же?
— Общение! Общение и связь. Сеть соединяет миллионы, миллиарды людей, которые до появления интернета и не подозревали о существовании друг друга. Их мысли и чувства вместе с их знаниями и даже грехами и страстями влились в Сеть, побежали со скоростью света по проводам, перемешались, и….. вот так и возникли мы, сетевые! За что вам, людям, отдельное спасибо. Наливай.
Мы выпили за здоровье всех пользователей интернета и продолжили разговор. Я узнал много интересного. Например то, что скорость передвижения с сайта на сайт во многом зависит не только от мощности компьютера и типа подключения к Сети, но и от них, сетевых. От их, так сказать, характера, настроения и умения.
— Или возьми, например, электронные письма, — откровенничал Юк. — У тебя ведь есть бесплатный ящик?
— Да, — сказал я. — На Яндексе.
— Там письма пропадали когда-нибудь?
— Неоднократно.
— Как ты думаешь, куда они пропадали?
— Э-э…
— Не трудись, все равно не догадаешься.
И он рассказал, что у сетевых есть своя, так сказать, письмотека, где они хранят все, когда либо утраченные и недошедшие, а также удаленные письма и сообщения.
— Миллионы, десятки и сотни миллионов писем! И не только писем! Все самое ценное из удаленной и стертой вами, людьми, информации с жестких дисков собирается… — тут он запнулся и с явным испугом огляделся по сторонам, трезвея на глазах.
— Что случилось? — поинтересовался я.
— Э-э… видишь ли…. да нет, ничего. Просто я тут с тобой заболтался, а мне на самом деле уже пора. Магнитная буря кончилась, и дела ждут. Неотложные.
— Брось, — попытался я его уговорить. — В кои-то веки встретишь интересного собеседника…. Да и выпивка у нас еще осталась!
— Н-нет, мне, пожалуй, хватит. В следующий раз, ладно? — он был явно чем-то обеспокоен. — Ты… это… сходи пока на кухню, покури, ладно? Люди не должны видеть, как мы приходим и, в особенности, куда и как мы уходим. Пока. Как-нибудь загляну, если обстоятельства позволят.
Когда я вернулся с кухни, Юка уже не было. Только на корпусе компьютера стоял пустой бронзовый прабабушкин наперсток.
С тех пор прошел почти год, и Юка я больше не видел. Иногда мне кажется, что в тот вечер я просто уснул в кресле, и все это мне приснилось. Но тогда почему, когда я время от времени оставляю на ночь прабабушкин наперсток с водкой на корпусе компьютера, утром наперсток оказывается пустым?
И еще. Я часто задумываюсь над тем, о чем Юк не договорил. О стертой информации, которую где-то, на неведомых нам ресурсах, якобы, собирают сетевые. Ведь Юк фактически проболтался о том, о чем, скорее всего, не имел права говорить. И, возможно, теперь он крепко наказан. Ведь у сетевых, как и у всех прочих, наверняка тоже есть свое начальство.
А вы как считаете?
Тараканья история
Кто-нибудь любит тараканов?
Лично я не встречал ни одного представителя «хомо сапиенс», который не то что любил, но хотя бы относился к ним со спокойным равнодушием. С другой стороны, не берусь утверждать, что мы испытываем к ним ненависть. Скорее некую холодную брезгливость с тонким оттенком страха. Откуда страх — непонятно, но, пожалуй, именно эта малая толика страха и заставляет нас срывать с ноги тапок и начинать судорожную охоту за тараканом, случайно (или намеренно?) попавшим в поле нашего зрения.
И ведь как уже было сказано, совершенно невозможно понять — откуда в нас эта брезгливость цвета льда и уж тем более черная капля страха. Ну, таракан. Ну, насекомое. Мало, что ли, насекомых? Ведь нравятся же нам, к примеру, муравьи, хотя они тоже частенько забираются в наши жилища и портят продукты питания.
Или возьмем мух. Мало того, что надоедливы до полной невозможности, но еще и переносят всяческую заразу.
Я вовсе не хочу сказать, что мух мы любим, но все же… это не таракан. А ведь таракан, как утверждает наука, стерилен, то есть, никакая зараза к нему не пристает, и он ее, естественно, на себе не переносит.
Впрочем, вопрос «отчего мы не терпим тараканов?» относится — по моему глубочайшему убеждению — к категории таких вопросов как «в чем смысл жизни?», или «что есть любовь?», то бишь вопросов «проклятых» и «вечных», на которых даже Лев Николаевич Толстой, кажется, повредил себе слегка голову под конец жизни. Ну не терпим — и ладно. Будем не терпеть дальше. Однако история, происшедшая со мной в прошлом году…
Однажды вечером я сидел на своей кухоньке с любимой книгой на коленях, с отвращением наблюдая, как рыжее и наглое насекомое ловко шастает по столу, совершенно не страшась ни электрического света, ни меня, могущего его прихлопнуть в любой момент коробком спичек. Хотя нет, здесь я вру. Точнее — преувеличиваю.
Уже неоднократно мною было замечено, что таракан никогда добровольно не вылезет на чисто убранный кухонный стол. Вот ежели на столе в обилии имеются тарелки, чашки и прочая утварь, тогда — запросто. И вы, пытаясь убить проклятую тварь, скажем, тем же коробком спичек, обязательно попадете по краю тарелки или чашки, под которую вышеупомянутая тварь успеет нырнуть, и — вполне вероятно — посуда разобьется, острым краем полоснув по вашей руке. Таракан, разумеется, останется при этом цел и невредим, а вы, шипя от боли, полезете в аптечку за йодом и бинтами. Со мной такое бывало.
Итак, я наблюдал краем глаза за крупным рыжим «пруссаком», разгуливающим по моему столу. Какое-то странное оцепенение исподволь охватило меня. Сначала, помнится, я с ленивым удивлением ощутил необычайную тишину во всей квартире: ни телевизора соседей за стеной, ни выкриков подрастающего поколения на улице. Потом… Потом я увидел, что отвратительное существо замерло посреди стола в полной неподвижности, казалось, ощупывая меня своими органами чувств. Рассматривая, так сказать, и оценивая.
