Андрей Щупов - Приглашение в ад
Впрочем, виновата была не только жалость. Уж слишком многим он был обязан Мадонне. В те далекие времена, когда, шляясь по притонам и сомнительным командам, он шел ко дну, пуская гроздья пузырей, не помышляя о помощи, потому что менялась природа, менялось само течение времени и ко дну шли сотнями и тысячами, она пришла к нему на помощь. Ему помогала Катрин, помогали другие женщины, однако, в отличие от них, Мадонна вмешалась в его жизнь с ошеломляющей решительностью. Вадим сопротивлялся крепко, и на то были причины. Рушился мир, идеалы обращались в прах, цели и смысл безжалостно трамбовались ногами. Собственно, и родной город перестал быть городом, превратившись в переполненную насекомыми, дурно пахнущую помойку. По большому счету Вадиму было все равно, что с ним творится. На какое-то время он переметнулся в ряды боевых кланов, а затем и вовсе расплевался с муниципалитетом. Тогда же имела место безобразная ссора с Пульхеном, человеком нержавеющих принципов, к душевным вывихам относящимся с откровенным холодком. Возможно, Вадим так и сгинул бы в той первой круговерти, если бы не Лебедь с Мадонной. Они подняли его со дна, подобрали грязным и испитым, разуверившимся во всем. Только много позже, спустя месяцы, к нему пришло второе дыхание, он вернулся в жизнь… И тогда же образовалась их теплая компания, поселившаяся в бывшей водонапорной башне. Появился шебутной Санька, из развалин откопали полуживого Фемистокла, Лебедь стал ведать хозяйством, Егор — техникой. После длительных колебаний Вадим помирился и с Пульхеном. Мадонна же допуска в их узкий круг не получила, хотя это ровным счетом ничего не значило. Она всегда оставалась рядом, и ее роковую близость он чувствовал постоянно.
Дымов заметил, что бредет совершенно незнакомой улицей. Обведя глазами кирпичную кладку домов, сосредоточенно попытался припомнить первоначальное направление. Район прежнего Уралмаша обратился теперь полуразрушенной, богатой на мокриц и грибную плесень периферией. Ориентироваться здесь стало намного труднее. С некоторым беспокойством Вадим поправил висящий за спиной кожаный футляр. Там, рядом с рацией, лежал маленький тряпичный сверток. Вовка-Фемистокл, тот самый мутагом, которого они нашли в развалинах и с которым жили уже около года. Вадим твердо решил отнести его сестре. Это было не подарком, это было чем-то более весомым. Уже хотя бы потому, что ради сестры он обездоливал Саньку. Тем не менее, Вадим чувствовал, что поступает правильно. К сестре он собирался каждую неделю, каждый день — с тех самых пор, когда, обозленная его невниманием Мадонна прозрачно намекнула, что сестренка не очень-то дожидается Артура. Подробностей Вадим не услышал, но к встрече тем не менее стал готовиться.
Казалось, чего проще — навестить друга или родственника — особенно, если проживаешь в том же городе и том же районе, однако время ускользало от Вадима, издевательски напоминая о решении лишь поздним вечером, когда невидимый великан движением фокусника набрасывал на город душную темную кошму. Он решительно ничего не успевал. Чрезвычайные происшествия сыпались со всех сторон ежедневно. Пожарных, ополченцев, спасателей разрывали на части. Мотаясь по городу на броневике, Вадим участвовал в перестрелках, на скорую руку проводил расследования, разрешал тяжбы граждан, копаясь в чертежах и схемах, перерывал городские архивы в надежде отыскать еще не найденное: продукты, горючее, оружие. Он мог делать многое — и делал, но по-прежнему был нужен всем и везде. Нынешнее ранение вышибло его из колеи — и оно же даровало паузу, некую передышку, рожденную собственным бессилием. По счастью, Елена действительно жила поблизости. Вадим шагал не к Мадонне, а к сестре.
* * *Вытерев руки о какую-то ветошь, он рухнул за стол и бессмысленно стал вертеть ручки приемника. О такой аппаратуре он уже успел и позабыть. Габаритами этот радиодедушка не шел ни в какое сравнение с нынешними электронными крохами. Еще, наверное, с хрущевских времен. Вещь основательная, но без электричества совершенно бесполезная. Кассетная магнитола тоже помалкивала, но для нее по крайней мере могли сгодится батареи от рации.
Осторожно, стараясь не потревожить завернутого в тряпье Фемистокла, Вадим, выщелкнул из рации кругляши аккумуляторов, принялся приспосабливать к приемнику. Если ненадолго, то ничего страшного. После подзарядит…
В динамике чуть слышно зашипело. Дымов склонился к магнитоле ухом, выкрутив громкость до предела, пошел гулять по частотам. Треск, хрип, космический шорох… А ведь еще совсем недавно некоторые из радиостанций давали о себе знать. Трубили о голоде в Китае, об индонезийских пиратах, о том что Калифорнийский полуостров все стремительнее уходит на дно океана. А еще была катастрофа в Мелтауне — первом и последнем акваполисе американцев. Утонуло, кажется, миллиона два или три — страшная цифра, если зажмуриться, если не знать других цифр. Потому как в других местах наблюдалось то же самое. Всяк сходил с ума по-своему, и террористы прошлого казались сегодня невинными шалопаями.
Вадим с упорством продолжал вращать рукоять настройки. Не все же, черт побери, сгинули на дне морском! Должны быть еще города-городишки с десятикратно подтаявшим, но уцелевшим населением, должны быть работающие радиостанции, землянки бетонного типа — вроде того же Бункера, возвышенности, переполненные лесной братвой, дремучими мутантами и зверьем…
Скрипучий голос выпорхнул на секунду из скупых потрескиваний и снова пропал. Вадим крутнул рукоятку обратно, но голоса уже не обнаружил. Прежний шорох, перещелкивающие разряды, мертвящая пустота. Шкала кончилась, далее палить аккумуляторы не имело смысла. Вновь снарядив рацию, Вадим устало погладил раненое плечо. Накладывая повязку, полковничий лекарь скупо объявил: все будет нормально, если не дергаться. Если лежать и лежать. Шутник! Это все равно что бобру запретить грызть деревья!..
Из прихожей послышался требовательный стук. Поморщившись, он обернулся. Действительно стучат. Гости незванные. Из тех, что хуже татар. Хотя при чем здесь татары? Давно уж и забыли злополучное иго. Тем более, что на дворе иное злополучье и иное иго…
Достав револьвер, Вадим вышел в прихожую. Если это снова окажется Пан, он его попросту пристрелит. Как нашкодившую крысу.
С той стороны продолжали барабанить. Выждав немного, Вадим бесшумно отодвинул щеколду, резко распахнул дверь.
— Добро пожаловать! — он поднял оружие.
Но это был не Пан. На лестничной площадке стояли дружинники, три человека. Желтые нарукавные повязки, кожаные ремни, портупеи. Все трое оторопело глядели на вооруженного хозяина квартиры.
— Особый патруль, — представился самый высокий. — Здесь только что кричали, был сигнал, мы хотели проверить.
— Обычное семейное дело. Валите.
— Секундочку! Вадим, ты?… Неужели не узнаешь? — один из компаньонов высокого оживленно шагнул вперед. Выпирающий под плащом животик, темные, скрывающие глаза очки, маловыразительный подбородок. Приглядевшись к человечку, Вадим равнодушно кивнул, сунул револьвер за пояс. Ни дать, ни взять — Шмондер из «Собачьего сердца». Только в черных очечках.
— Узнаю, Клоп. Только какого черта ты натянул очки? Или солнышко донимает?
Сказанное было принято за шутку. Хихикая, дружинник на мгновение приподнял очки.
— Старость, Вадим. Щуриться начинаю. Врачи рекомендуют прикрыться.
— Понятно…
— Только теперь я, знаешь ли, не Клоп. Сам видишь, некоторым образом состою в должности.
— Некоторым образом?
— Вроде того. Начальник уличного патруля. А это мои коллеги. Ты, я слышал, где-то в муниципалитете закрепился. Чуть ли не с самим Пульхеном дружишь.
— Точно, с ним, — Вадим нахмурился. — А ты по-прежнему здесь обретаешься?
— В общем да. Район-то мой.
— Замечательно. Значит, кто такой Пан, знаешь? Кстати, это не он тебе капнул насчет криков? Я его только что отсюда выкинул. Минут десять назад.
— Ну, я не знаю, как его звать, но человек был абсолютно голый… — Клоп почему-то замялся, и с ответом вылез все тот же высокий.
— Пан это был, кто же еще! Между прочим, в последнее время постоянно здесь ошивается. Почитай, больше месяца. Бузит, само собой, хотя в общем и целом держится в рамках.
— А в лапу еще не давал? Уличным патрульным?
— Обижаешь! — Клоп смущенно развел руками. — Да и чем давать-то?
— Тогда извини. Только насчет Пана лучше запомните! Я его выставил раз и навсегда. И тебя, Клоп, не в службу, а в дружбу, прошу: пригляди. Чтобы духу его здесь больше не было. Можно и шлепнуть, если есть такое желание. Разрешаю.
— Ну, в общем… Постараемся, конечно.
— Уж постарайтесь, ребятки, постарайтесь. А я услуг не забываю. Кто он, кстати, такой?
— Да видишь ли, Вадим… Пан — тот еще калач. — Клоп чуть понизил голос. — И зубки у него имеются. По слухам, кто-то из авторитетных с ним якшается.
