Сергей Лисицын - Перекресток
Я попытался перевести взгляд — каждое движение давалось с трудом, я будто плыл в густом прозрачном желе. Не было заросшей густой желтой травой равнины. Отполированные ступени склона переходили в гигантское копье полупрозрачной полосы, рассекавшей застроенную причудливыми строениями местность. Здания вызывали ощущение жутковатой чужеродности, у меня от их вида попросту подступала к горлу тошнота, хотя, если присмотреться к каждому из них в отдельности, они казались даже красивыми. В глубине полосы двигались огромные смутные тени, а по ее поверхности неслись похожие на капли ртути аппараты. Из наушника раздавалось что-то урчащее и тягучее. Словно я прислушивался к тому, как в густой грязи переваливается бесформенная туша, расплескивая вокруг маслянистую жижу.
Что-то щелкнуло.
Мы неслись по горному склону, за нами тянулся пыльный хвост, в котором затерялись фигурки преследователей, танк подпрыгнул — и мы вырвались в долину.
— Мартин, отвечай! — рычал в ухо мне Папенька.
— Все нормально, Фрэд, все нормально, — ответил я и сполз на дно «гнезда», отчаянно желая только одного — поскорее оказаться в куполе и закурить.
* * *«Утро» выдалось «солнечным». Красноватый свет заливал купол, превращая людей и предметы в картину художника-импрессиониста, тени стали глубокими и резкими, а блики резали глаза. Это означало, что максимум через полтора-два часа, когда местное «солнце» поднимется чуть повыше, техники затенят купол и включат освещение, имитирующее свет настоящего Солнца. Иначе через некоторое время искусственная атмосфера прогреется до неприятных температур, а нервы населения купола, принадлежащего Ордену, начнут сдавать. Почему-то этот красный свет выводил из равновесия и новичков, и старожилов. По слухам, искусственным освещением в куполах не пользовались только биониты. Большинство сестер при этом обычно добавляло, что после этого становится понятно, отчего эти заносчивые придурки такие ненормальные. Анита не считала бионитов ни заносчивыми, ни придурками, и на то были свои причины, но в споры с подругами не вступала.
— Давай сначала, — вздохнула Анна-Беата.
Мариска покорно спрыгнула с ограждения тренировочной площадки и поплелась к старенькой «Гарпии», всем своим видом излучая уныние.
Сама Анита подобрала бы для горя-злосчастья что-нибудь попроще и понадежнее. Того же «Гоплита», которого доконать слабо даже самому бездарному новичку. «Гарпия», скоростная, подвижная, вооруженная двумя скорострельными «револьверами», была истинной леди и требовала особого обращения, не прощая ошибок и неподобающего отношения. И на неприязнь отвечая неприязнью, что бы там ни говорили о глупости персонифицирования железа. Но сестра Луиза была непреклонна — бери, что дают, и учи, на чем есть. Руководству виднее.
Пришлось брать и учить. Что ничегошеньки хорошего из этого не выйдет, стало ясно сразу. А если и выйдет — то очень не скоро. Девчонка была на удивление зажатой, так что для начала им пришлось много бегать, прыгать, подтягиваться и отжиматься. После того, конечно, как ее откормили и как следует накачали витаминами и восстановительными препаратами. Сестра Анна чувствовала себя полной идиоткой, наматывая круги по периметру купола вместе с ученицей, а завистливые взгляды товарок расценивала как изощренное издевательство.
Кое-какая надежда на положительные результаты обучения все же была: Мариска умела танцевать. Она даже в бордель-то попала, купившись на рассчитанное как раз на вот таких вот малолетних идиоток объявление о наборе «в кордебалет всемирно известного шоу». Это же насколько наивной надо было быть, чтобы повестись на тысячелетней древности замануху…
Музыка и умение ее чувствовать играли немалую роль в жизни тех обитателей Гагарина, которые работали на плоскостях. И дело даже не в отточенности движений или гибкости суставов. Чувствуя ритм, чувствуя звук, можно было почувствовать и саму плоскость — и тогда сталкер избегал ловушек и опасностей интуитивно, зачастую даже не задумываясь о том, куда и зачем он ступает. Ходили легенды о людях, которые внезапно, одержимые только им одним видимой гармонией и только им слышимым ритмом, решались станцевать с Перекрестком — и, не получив ни царапины, проходили опасные участки, на которых погибли товарищи. Легенды имели популярность. Возможно, потому, что о тех, кому танец не удался, легенд уже не слагали. В большинстве случаев интуиция — интуицией, а думать, куда прешь и куда ногу ставишь — совсем не лишнее.
Но доля истины во всей этой мифологии все же была. И Анита это знала точно.
Чувствовать ритм Мариска могла. Двигаться — тоже. Когда Анита принесла ей тренировочные «гайки», предназначенные для привыкания к настоящим кольцам, та освоилась с ними моментально. Но при виде симбота девчонка впадала в ступор. Это стало заметно еще тогда, когда наставница показывала ей собственную полупрепарированную шкуру, объясняя ее устройство. При виде «вскрытой» грудной клетки, с которой временно были сняты все внешние покровы, у Мариски в глазах заплескалось что-то похожее на ужас вперемешку с брезгливостью. «Гарпия» в сборе выглядела не так пугающе, но, похоже, не для Мариски. В симбот девчонка каждый раз забиралась так, будто боялась, что он ее сожрет и переварит.
— Вот будешь так копаться на плоскости, — вслух пояснила Анита, — и останутся от тебя только рожки да ножки. И то — не факт.
Угроза ушла «в молоко». Естественно, пока речь не могла идти даже о развлекательной прогулке вокруг купола. Как говорится, держась за стеночку. Не то что о Флип-Каньоне, где сейчас активно работали остальные сестры. И, кажется, Мариска это прекрасно понимала. «Бедная затюканная деточка» оказалась хитрой, как лисец.
Наконец с грехом пополам управляющие элементы были пристегнуты, шлем опущен, пленка забрала раскатана почти без задержки, композит грудной пластины растекся и застыл, и «Гарпия», ковыляя, как пьяница, сделала несколько шагов по площадке. Опять.
— Детка, — вздохнула наставница, — что у тебя с ногами? Ты ударилась о тумбочку? Упала с лестницы?
— Н-нет! — В голосе девчонки слышались самые настоящие слезы. Или ненастоящие? Проклятье! Анна-Беата была младшей в семье и потому понятия не имела, как надо возиться с малышней. Ни малейшего. Похоже, деликатной и тактичной воспитательницы из нее не получалось.
— Тогда в чем дело?
— Он тяжелый…
Этот ответ, услышанный далеко не в первый раз, неизменно ставил Аниту в тупик. Какая разница, сколько весит симбот? Никто же не предлагает соплячке таскать его на горбу. Сама она затруднилась бы припомнить, почему ее никогда не угнетала масса надетого на нее железа.
— Мариска, это же не ты ее несешь. Это она тебе несет. А ты ей только указываешь, куда и как быстро.
Грустное сопение в капле наушника дало понять, что объяснение впрок не пошло.
Три месяца. Три месяца — псу под хвост. Да в гробу она видала такие «повышения», эдак можно одуреть с тоски. За все время только на две недели Луиза соизволила отпустить подчиненную на плоскость, взявшись присмотреть за Мариской самостоятельно. И то, за эти две недели девчонка ухитрилась напрочь забыть все, чему научилась. Или прикидывалась, что вероятнее. Наверное, у нее здоровое подсознание — если вдуматься, никто в обитаемой Вселенной в здравом уме и трезвой памяти не станет стремиться на плоскость. Может, в этом и причина отсутствия каких-либо успехов в учебе.
— Если ты сегодня пройдешь наконец эту проклятую полосу за положенное время — вечером я возьму тебя в город, — пообещала Анита горю-злосчастью и отвернулась.
В городе с тех пор Мариска была ровно один раз: как только ее выпустили из медицинского отсека, Анита натянула на подопечную форменный комбез и протащила ее по всем злачным местам. Чтобы даже последняя собака, если в Гагарине вдруг объявится такое четвероногое, была в курсе: эта девочка — «младшая сестренка» Анны-Беаты Брель. Со всеми вытекающими последствиями.
И как бы тяжко ни вздыхала ученица, как ни хлопала глазками — брать ее с собой в дальнейшем Анита категорически отказывалась. Не столько из соображений безопасности, сколько для того, чтобы самой спокойно отдохнуть и заняться хоть чем-то, кроме неусыпного надзора за младшей.
За спиной послышался лязг. «Если она опять упала — я не буду ее вытаскивать из шкуры. Пусть встает и вылезает сама». Лязг сменился тихим, ровным гудением приводов. Анита обернулась. Старенькая «Гарпия» легко, неровными дергаными движениями брела к полосе препятствий. В наушнике раздавалось тяжкое сопение Мариски. Анита так и видела напряженное перекошенное лицо девчонки, напрягавшейся с каждым шагом.
«Паршивка», — грустно подумала сестра Анна.
* * *Я сидел, удобно привалившись спиной к теплой стене, и, полуприкрыв глаза, наблюдал за тем, как Анита, плохо пытаясь скрыть отчаянье, в пятнадцатый раз объясняет Мариске, как выполняют в симботе «кенгуру».
