Владимир Контровский - Саракш: Кольцо ненависти
Освещенная подволочными и переборочными светильниками каюта была невелика и отличалась утилитарностью: рабочий стол, простое строгое ложе, несколько кресел — любой воин-айкр, и даже вождь, презирает роскошь, погубившую Старые Страны. Но вот пышный ковер на палубе, в котором ноги тонут по щиколотку, и низенький деревянный столик для курильниц — это уже не роскошь, а необходимый атрибут церемонии обострения сознания.
Адмирал рассеянно скользнул взглядом по переборкам каюты и задержался на своей рентгенограмме — на белом черепе на черном фоне. Все офицеры флота Островной Империи делали такие рентгенограммы, и это было не столько данью видоизменившейся старинной традиции — сотни лет назад воины-островитяне украшали свои щиты отпечатками своих лиц, покрытых боевой раскраской, — сколько мерой разумной предосторожности. Бывали случаи, когда «белые змеи» гибли у берегов материка, а потом вдруг появлялись на островах «чудом уцелевшие». А на поверку выходило, что это замаскированные враги, охотящиеся за тайнами Империи. Копии рентгенограмм хранились в архивах службы безопасности, и шпионы с материка не успевали причинить вред — их разоблачали и отправляли прямиком в Белый Город, которого боялись и о котором мечтали.
Кроме жутковатого черепа (который, впрочем, нисколько не смущал островитянина), на переборках не было никаких других картин — ни портретов, ни пейзажей. Морские карты и штабные документы хранились в сейфе, встроенном в стол, а все прочее не нужно воину-айкру, ибо размягчает его сердце. И только в изголовье ложа, у маленькой плоской подушки, пристроилась цветная фотография госпожи Ики — супруги господина Сугги. Фото госпожи Ики было развернуто так, чтобы отходящий ко сну адмирал мог, не поворачивая головы и не меняя позы отдыха, увидеть чуть раскосые глаза своей любимой жены, преданно взирающей на своего мужа и повелителя. Это единственный штрих женской ласки, дозволенный на борту боевой субмарины, — во плоти здесь нет места ни женам, ни айшам. Потом, после того как десант высадится на берег, воины притащат из горящих руин захваченного города пару-тройку дрожащих от страха пленниц, молоденьких и еще не тронутых. Адмирал снизойдет до них по праву победителя, но затем использованных девушек выбросят за борт на поживу хищным рыбам-мутантам, привыкшим к человеческому мясу, — таков обычай. Ибо страшен будет гнев Владыки Глубин, если семя айкра прорастет во чреве женщины с материка и породит проклятое потомство, — девушки Старых Стран не могут быть не только женами, но даже айшами воинственных Детей Моря.
Был случай, когда командир «белой морской змеи» нарушил этот закон — не поднялась рука убить семнадцатилетнюю красавицу, попавшую на его ложе. Она осталась жить, и жила еще три дня и три ночи, пока помощник командира не известил о случившемся командование. И пленница умерла — точно так же, как умирали все другие пленницы, а капитан на глазах всего экипажа, стоя на верхнем мостике своей субмарины, перерезал себе горло кортиком, искупая свою вину. Этот случай, насколько было известно Хоронити, был единственным: многовековая ненависть, свившая гнездо в сердцах островитян, была сильнее любви мужчины к женщине.
Адмирал расшнуровал высокие сапоги, снял их и, ступая по-кошачьи мягко, прошелся по ворсу ковра, щекотавшему его босые ступни. Положил на стол фуражку, отцепил кортик и расстегнул тесный мундир, утяжеленный боевыми наградами. Бросил взгляд на стенные часы со стрелками в форме мечей, рубящих время, — до сеанса связи сорок минут. Оставшись в белой нательной рубахе и брюках, расслабленно опустился на ковер, сел на пятки — поза медитации — и протянул руку к столику для курений. Еле слышно щелкнула электрическая зажигалка, из бронзовых трубок столика тонкими струйками потек дым ароматной травы.
Островитянин чуть подался вперед и поймал ноздрями сизую дымную струйку, поднимавшуюся к потолку призрачной нитью. В мозгу командующего группой флотов «С» ударил исполинский медный гонг, и стены каюты поплыли, теряя свою осязаемость…
…Курильницы погасли автоматически. Адмирал вывернул на максимум регулятор вентиляции; заполнявшая каюту легкая дымка быстро бледнела и рассеивалась. Сознание было ясным и звеняще-пронзительным (послевкусие дурман-травы не имеет ничего общего с алкогольным или наркотическим похмельем), оно обрело гибкость и остроту стального клинка и приготовилось к бою. Время повернулось вспять — пришел час возмездия.
Айкр не спеша — стрелки-мечи показывали, что до сеанса связи еще четверть часа, — оделся, пристегнул кортик, зашнуровал сапоги и взял в руки фуражку. Бросил взгляд на свое изображение в металлическом зеркале — внешний вид военного аристократа, командующего группой флотов «С», карающей длани и так далее, должен быть безукоризненным — и вышел из каюты, оставив за спиной часовых, безмолвно и бесстрастно застывших у ее дверей.
Адмирал Сугга Хоронити шел по стальному коридору своей флагманской субмарины в радиорубку на сеанс связи со штабом флота, со ставкой и с самим Императором. Им есть что сказать — ему есть что услышать и принять к исполнению.
Армада вторжения шла в материковое полушарие, с каждым часом приближаясь к берегам Старых Стран.
* * *— Ну, вот и дождались, — Странник хрустнул пальцами. — Мало нам хонтийских самостийников, сумасшедших пандейских девиц и южных варваров, одержимых идеей «все разрушим до основания», не говоря уже о неуемных доморощенных деятелях, так теперь еще приплыли эти мстители — только их нам остро и не хватало. Прямо как в сказке — «смолоду был грозен он и соседям то и дело наносил обиды смело», а под старость «соседи беспокоить стали старого царя, страшный вред ему творя». Или вы эти сказки не учили?
Максим не знал. Он хотел было уточнить, почему Сикорски называет жителей Островной Империи «мстителями», но удержался: слишком уж часто в ответах Рудольфа сквозил явный сарказм. Нет, Максим понимал, что в истории Саракша он, мягко говоря, не слишком большой специалист (а как прогрессор — так вообще величина, близкая к нулю), но трудно постоянно чувствовать себя нашкодившим котенком… Максим все-таки действовал из лучших гуманистических побуждений, а сейчас намерен исправить последствия своего поступка. Или у них там, в КОМКОНе, другие принципы работы с новичками, черт бы их всех побрал? Однако сейчас не время и не место для бесконечной рефлексии, сказал себе Максим, — ситуация слишком серьезная.
— Сведения точные? — осторожно спросил он.
— Точнее некуда, — Странник криво ухмыльнулся, — из первых рук. Легкий крейсер прибрежного патруля донес об обнаружении девятнадцати белых субмарин, появившихся одномоментно на очень ограниченной акватории, неподалеку от главного порта западного побережья. А через три минуты связь оборвалась. Догадываешься, что это значит? Славных моряков этого крейсера уже доедают рыбы, массаракш! А островитяне, я так полагаю, уже высаживаются на материк.
— Рудольф, у меня складывается впечатление, что у нас немного информации об Островной Империи? С кем нам предстоит столкнуться на этот раз?
— Для обстоятельной лекции времени нет, — Сикорски бросил взгляд на часы. — Да и все это история нашей беспомощности. По сути, все известное об этой империи можно изложить за несколько минут: подробных сведений о ней мы не имеем. Пять веков назад отважные мореходы с материка открыли два обширных архипелага в другом полушарии планеты и занялись их активным освоением.
— Что-то вроде прогрессорства?
— Прогрессорства? — глаза Рудольфа Сикорски блеснули злым зеленым огнем, словно у рассерженного кота. — Как выглядело это прогрессорство, ты можешь узнать из истории Земли — были у нас очень схожие сюжеты. Однако на Саракше история выкинула фортель: островитяне не упали ниц перед «белыми богами», а объединились и устояли. И продержались пятьсот лет, то воюя, то торгуя, искусно лавируя между интересами шести великих держав и при этом, не позволяя жителям материка обосноваться на своей земле. А что такое есть Островная Империя — это нам неизвестно: все наши попытки оформить там резидентуру оказались тщетными. Достоверно одно: островитяне многочисленны, агрессивны, воинственны, жестоки и люто ненавидят обитателей материка.
Максим молчал, переваривая услышанное.
— И еще одна интересная деталь, — продолжал Странник. — Островитяне — айкры, как они себя называют, — перед боем входят в наркотическое состояние, чем-то похожее на амок или на состояние берсерка у древних викингов. Есть там у них такая травка-дурман, вот они ее и пользуют. И превращаются в боевые машины — бесстрашные, нечувствительные к боли и усталости и одержимые неистовым желанием убивать, нимало не заботясь при этом о собственной жизни. Это тебе ничего не напоминает?
