Роман Глушков - Лед и алмаз
— Она — болезнь? — неуверенно предположил сталкер.
— Молодец, — кивнул ученый и отпустил в адрес собеседника ответную шпильку: — Как видишь, твой котелок тоже вполне пригоден для варки. Конечно, изысканный французский суп в нем не приготовишь, но простенький бульончик сварить — запросто. Что я и пытаюсь сделать… И потому вот тебе новая задача: раз мы признали ржавчину болезнью, можно ли теперь утверждать, что ржавый металл — это больной металл?
— Нет, нельзя… Металл все-таки… Или можно так сказать? В смысле э-э-э… как это у поэтов называется? — Глаза напарника растерянно забегали — теперь он явно был поставлен в тупик.
— В смысле — фигурально? — подсказал доктор.
Жорик согласно угукнул, хотя, не исключено, сам он имел в виду какое-то другое, не столь мудреное слово.
— Фигурально сказать, конечно, можно, — продолжал Тиберий. — Да и в действительности прямая аналогия напрашивается: ржавчина подтачивает железо так же, как болезнь ослабляет человеческую плоть. Однако зачем я вообще поставил сейчас перед тобой в один мысленный ряд органику и неорганику, осквернив их общей заразой? А за тем, чтобы настроить тебя на правильный ракурс, с которого ты должен глядеть на болезнь покойного господина Хомякова. И теперь нам остается лишь заменить в нашей гипотетической модели аллерген — воду, — на аномальную энергию из гиперпространства. А ржавчину — на порожденное этой энергией углеродное образование. И все! Отныне ты получил представление, что связывает твоего Геннадия Валерьича с гигантским биомехом «Жнец». В который, по словам Хомякова, тоже был вживлен подобный алмазный паразит, только тысячекратно большего размера. Лишь аллерген из чуждой нам реальности способен вызвать абсолютно идентичную реакцию и в металле, и в человеческом теле. Это в нашем мире органика и неорганика имеют множество принципиальных различий. И, как следствие этого, человек не может подвергнуться коррозии, а металл — заразиться гриппом и прочими болезнями. Но тот редкий тип аномального раздражителя, под воздействие коего угодили Хомяков и Жнец, создает одинаковые по структуре углеродные образования, извлекая для них строительный материал из любой материи. Я, разумеется, все очень сильно упрощаю, но если для пущей убедительности тебе нужны химические формулы и уравнения…
— Нет, спасибо! Как-нибудь в другой раз, — поспешил отказаться Черный Джордж. По выражению его лица было видно, что он и без формул едва-едва переварил пропущенный через его мозг избыточный поток информации. — Правда, я чего-то не врубаюсь, на кой хрен ты мне все это рассказывал. Нет, лекция, конечно, была классная, и пара лишних извилин после нее у меня в башке точно выросла, только что ты этим хотел добиться? Я же вроде ни о чем таком тебя не просил. Лишь хотел, чтобы ты со мной в долю вошел и на всю оставшуюся жизнь деньжат себе заработал…
— Ну, хорошо! Раз ты сам неспособен сделать из услышанного нужные выводы, я, так и быть, решу за тебя, лоботряса, домашнее задание, — ответил Свистунов с нескрываемым раздражением в голосе. — Просто ответь мне на два контрольных вопроса. Первый: ты веришь всему тому, что Хомяков рассказывал тебе о двигателе Жнеца, и во все то, что ты сейчас от меня услышал?
— Геннадию Валерьичу верю больше, чем себе, — без малейших раздумий выпалил Жорик, разве что в грудь себя при этом не стукнул. И, немного помешкав, продолжил: — Тебе… Даже не знаю. Говоришь ты вроде бы складно, но слишком уж запутанно. Хотя, если вспомнить, что Геннадия Валерьича твоя болтовня впечатлила, а ведь он — не такой доверчивый человек, как я… Что ж, допустим, я тебе тоже поверил. На первое время.
— Ладно, сойдет и «на первое время», — не стал придираться к испытуемому экзаменатор. — А теперь, внимание, второй вопрос: что стало с алмазной начинкой Жнеца, когда вы его уничтожили?
— Ну, это совсем плевый вопросец! — оживился Дюймовый. — Геннадий Валерьич говорил, что когда Ипат взорвал Жнецу двигатель, все алмазы и волокна исчезли вместе с ним. А ты, помнится, трепался, что сколько «Светоч» потом ни искал, так и не нашел там ни одной, даже самой махонькой алмазной пылинки… Хотя такие, как ты, и соврут — недорого возьмут.
— А какой мне был резон злить Геннадия, сообщая ему о полном отсутствии на Жнеце каких-либо алмазных улик? — хмыкнул Тиберий. — Наоборот, желай я вам зла, мне было бы гораздо выгоднее соврать, вселив в вас надежду, что мы нашли там массу полезных образцов и стоим в полушаге от разгадки хомяковского феномена… Впрочем, сейчас не об этом речь. К тому же ты сам сказал, что веришь мне.
— Да-да, помню: сказал! — неохотно признался Жорик. — Дальше-то что? Ответил я на твои контрольные вопросы или как?
— Ответил, — подтвердил Свистунов. — А теперь давай, хорошенько напрягай извилины. Те самые, которые, как ты говоришь, у тебя три минуты назад выросли! Ты веришь Геннадию Валерьичу и ты веришь в мою теорию о том, что алмазная болезнь у органики и металла протекает совершенно одинаково. Мы с Хомяковым утверждаем, что после гибели Жнеца в нем не осталось и следа углеродно-энергетической аномалии… Ну-у-у! Доходит, что к чему?
Черный Джордж помрачнел и вновь наморщил лоб. Но на сей раз раздумье напарника продлилось недолго. Хитрый же Тиберий нарочно сформулировал ему эту истину в виде силлогизма, чтобы создать для простофили иллюзию, будто тот сам до всего додумался. Неплохая дипломатическая уловка. Скажи «светоч» Дюймовому то, что хотел, напрямик, «подопытный № 66» вряд ли ему поверил бы. Уперся бы, как бык, а то еще оскорбился бы и в драку полез. А так из-за чего драться? Разве что самого себя по лбу бить за то, что подобные умозаключения сами проклевываются у тебя в голове, как сорняки.
— Значит, по-твоему, никаких алмазов в теле Геннадия Валерьича уже нет? — догадался наконец сталкер. — Они что, тоже… испарились?
— Могу тебе это гарантировать, — заявил ученый с непоколебимой решимостью в голосе. — Готов даже заключить с тобой пари, не сходя с этого места. Если мы сейчас пойдем и откопаем труп Хомякова, а алмазы окажутся при нем, я клянусь, что отведу тебя туда, куда ты попросишь, и не возьму за это никакого вознаграждения. Но если алмазов, как я сказал, там не будет, ты даешь мне пистолет и отпускаешь на все четыре стороны. Авось мне еще повезет добежать до тамбура и слинять куда-нибудь, где меня не ждут и не ищут. Договорились?..
Отправлять Черного Джорджа и Зеленого Шприца разыскивать несуществующее тело я, естественно, не собирался. Все, что мне нужно было выяснить, я в принципе выяснил. И остался этим вполне доволен.
Будь Свистунову нужны алмазы как таковые, он уже с горящими глазами тянул бы Жорика за рукав к месту моей мнимой гибели. Для Тиберия это был единственный и вдобавок легкий шанс завладеть сокровищами. Достать их из-под снега с помощью простодушного идиота, чтобы потом прибрать камешки к рукам, обведя компаньона вокруг пальца или попросту убив его исподтишка, — какие охотники за моим наследством устояли бы перед таким соблазном? Для них это было бы все равно, что выведать тайну пиратского клада, приплыть на остров, где он зарыт, найти по крестику на карте месторасположение тайника, а затем вдруг взять и передумать его выкапывать.
Полнейший абсурд, короче говоря.
По логике этих алчных людей, так мог поступить лишь безумец. Нормальный же человек ни в жизнь не откажется по своей воле от баснословного куша, лежащего от него на расстоянии вытянутой руки.
Являлся ли биохимик Свистунов сумасшедшим? Решение данного силлогизма, который Тиберий задал уже не Жорику, а мне, напрашивалось само собой: да, у доктора определенно наличествовали проблемы с головой. Но если применительно к обычному человеку это был уже фатальный приговор, то в случае с нашим спутником диагноз этот являлся, напротив, очень даже оптимистическим. Причем не столько для него самого, сколько для меня. Ибо на кого еще надеяться больному, от которого отвернулись все нормальные врачи, кроме как на сумасшедших докторов? Тех, которые, будучи одержимыми своими маниакальными, амбициозными идеями, отмахиваются даже от гипотезы о лежащих у них под носом сокровищах.
Похоже, я все-таки не ошибся в Свистунове. Он действительно упал духом после известия о моей гибели. Продолжать этот спектакль больше не имело смысла. Для полноты картины осталось лишь выяснить, не раскусил ли Зеленый Шприц мой блеф с самого начала. И не играл ли он поэтому с нами на нашем поле, но по своим правилам?
Сделать это можно было простым, но безотказным способом. Как вы уже догадались, в момент разговора Жорика и Тиберия я, пребывая в ипостаси невидимки, стоял неподалеку от них. Пока мы с напарником выбирались из заваленных снегом, темных глубин лабораторного корпуса, солнце над Новосибирском успело взойти. И взойти достаточно высоко для того, чтобы не только порадовать нас своим сиянием, изрядно позабытым мной в непогожем Крыму, но и вновь одарить меня моим спасительным камуфляжем.
