Алексей Ивакин - Прорвать блокаду! Адские высоты
Перехожу речку по самодельному мосту в три бревна. Все время боюсь с него свалиться. Речка неглубокая. Примерно по грудь в разлив.
А потом по тропе отправляюсь в лес. Тропа расстраивается. В смысле, на три дорожки расходится. Налево пойдешь — в баню попадешь. Про баню, я потом расскажу. Направо пойдешь — к соседям уйдешь. Про соседей — северодвинский отряд тоже позже. Мне сейчас не до них. Мне в лес надо.
Прохожу через чавкающую болотину. Поднимаюсь на пригорок. Здесь сухо. Странное тут место. Река в низине — берега до трех метров высотой. На берегах сухо. Чуть от реки отойдешь — и ты в болоте. А по верху болотной жижи… Камни. Да. Просто камни. Следы ледника. Почему эти камни не тонут? Для меня загадка.
Они же и мешают работать.
Беру щуп в руки. Схожу с тропинки в сторону. Речка остается за спиной на западе.
Поехали!
Иду и тыкаю щупом в землю, загоняя его сантиметров на двадцать-тридцать вглубь.
Стук… Стук-стук! Деревяшка. Она пружинит отдачей через щуп. Щуп — это тонкий металлический стержень, который загоняется в деревянную рукоятку. Длиной этот стержень — примерно сантиметров пятьдесят. Есть еще глубинники — длинные такие щупы до двух метров — для работы в воронках, траншеях, окопах… Чтобы найти верхового бойца достаточно обычного.
Стук. Стук-стук-стук… Камень, наверняка. Несколько раз махаю лопаткой — точно камень. Иду дальше. Рука быстро устает. Меняю руку. Дальше иду. Лезу под елки, тыкаю во все ямки.
Пусто, пусто, пусто… Стук-стук!
Осколок, язви его меть. И еще один. И еще. Тут еще ничего. Осколков немного. Вот на ЛЭП — там, где армия прорывалась из окружения обратно — там да… Земля железная. Как на ней там все растет? А тут немного. О! Еще осколок.
Я иду и размышляю, прислушиваясь к стукам щупа.
Странно как-то мы живем. Рождаемся, учимся, женимся, рождаем вместе — в коллективе так сказать. А перед смертью — пусть даже и на миру — все равно остаемся в одиночестве. Вот как я сейчас. Тишина. Кукушки только разорались — "ку" да "ку". Кукушка, кукушка, сколько я бойцов подниму в этом году?
— Ку-ку… Ку-ку… Ку-ку…
Камень, дерево, дерево, дерево, камень, осколок, осколок, камень… О! А это что за фигня?
Я встаю на колени. В четыре взмаха поднимаю дерн. Делаю квадрат. Достаю нож. Начинаю копаться в земле. Перчатки я не надеваю. Не люблю я в перчатках работать. Не чувствую. Цепляю хрень, вытаскиваю ее из жижи…
Громкий мат виснет на лапах елок.
Камень.
Смотрю на часы. Оказывается, уже два часа брожу. И все впустую.
Сажусь курить. Затягиваюсь, глядя в небо, затягивающее себя платьем из туч. Тут, под Питером, погода меняется чаще, чем настроение у девственницы.
Начинает покрапывать. Да и фиг с ним. Надо было, конечно, плащ ОЗК брать. Ну, помните в школе на уроках начальной военной подготовки — меряли зеленые резиновые плащи? Ах да… У вас уже не было НВП. И что такое ОЗК не знаете… Плащ. Зеленый. Резиновый. В него как в термос можно запаковаться. Только тяжелый, сволочь. Поэтому и не беру с собой.
Посидел. Покурил. Поплелся дальше.
А вот она — поисковая работа. Ходить по лесу и тыкать, тыкать, тыкать щупом. Здесь до меня проходили десятки раз. Но я все равно иду. Потому что…
ЕКЛМН!
Этот звук я никогда не перепутаю!
Сбрасываю рюкзак.
Дождь исчезает. Время исчезает. Только лопатка, нож и звук.
А потом я снова сажусь курить.
Потому что кость, которую я нашел — лошадиная.
Встаю. Иду дальше. Воронка. Еще… Тут десятки воронок на любой вкус. От огромных — глубиной в рост человека, это тут бомбами кидались. До маленьких, еле заметных, от полтинничков. Полтиннички — это минометные мины. Калибром полсотни два миллиметра. Вона хвостовик от такой валяется.
Дзынь!
Копаю. А вот и еще одна. Откопал минометочку. Ствол прошла. Не взорвалась семь десятков лет назад. И сейчас не взорвется. Складываю ее в рюкзак. Выкину в реку. Ибо… Ибо найдется какой-нибудь отрехолок и начнет взрыватель скручивать, чтобы потом тол выплавить и сувенир домой привезти. Надо — так-то — саперам сообщать. Чтобы они приехали и уничтожили ее. Да ведь не приедут. Лень им. Они забирают только то, что лежит в лагере. А лагерь нести нельзя, потому что нарушение техники безопасности и статьи двести двадцать второй Уголовного Кодекса Русской, твою мать, Федерации. Ой. Не русской. Российской. Оно мне это надо — с российскими ментами объясняться? Не надо. Я лучше ее в рюкзак, а потом в реку. Нарушение техники безопасности? Да мне по пофиг!
Через шаг еще одна. Торчит как морковка из земли.
Рюкзак сильно потяжелел. Надо облегчить.
Присаживаюсь. Закуриваю. Достаю фляжку. Глотнул разок. Другой.
Мужики, мужики…
Ну, где же вы, мужики?
С неба капает вода.
Это не я вас ищу. Это вы выбираете — кто вас найдет.
С неба капает тишина. Тишина… Даже кукушки заткнулись.
Поворачиваю на север.
Сейчас километр до мелиоративной канавы. Потом сверну на запад к реке, пройдусь вдоль канавы.
Ее в шестидесятых сделали. В отвалах до сих пор кости, медальоны, медали…
Прохожу холмик с крестом. Это не могила. Здесь, в прошлом году, мы подняли бойца. Это у нас традиция такая — на месте его смерти делать могильный холмик. Делать крест. Под крест складываем вещи бойца. Здесь лежит ржавая лопатка и труба от противогаза. И гильзы, гильзы, гильзы…
Где-то рядом еще лежат.
Но где?
В лагерь я возвращаюсь в восьмом часу.
Так ничего и не нашел. Два полтинника, утопил в реке, море осколков — один из них длиной сантиметров сорок, две трехлинеечные обоймы.
Ну, ничего. Вахта у меня только начинается.
Устал без толку бродить. В лагере уже суета. Все вернулись. Оказывается, не только у меня сегодня день в ноль прошел. Железа — море. Бойцов — нет. Настроение у всех…
Да обычное настроение. Рабочее. День на день не приходится. Нет бойцов? Зато проверена часть территории. Земля, конечно, каждый годы выталкивает кости. На одном и том же месте шерстим уже который год — и бойцы, бойцы, бойцы… Надеюсь когда-нибудь приехать на Вахту и не поднять ни одного бойца. Может быть, и доживу до такого.
Иду в землянку — переодеваться-переобуваться. Снимаю болотники. Ноги взопрели в резине. Меняю носки. Надеваю тапочки. Да, да. Тапочки. Дождя уже нет. В тапочках у костра — милое дело посидеть. Старые носки — один день всего походил — вывешиваю проветриваться на березу около землянки. Будет дождь? Постираются. Не будет — высохнут. Да и фиг с ними. Их у меня еще есть.
Иду к костру. Ужин уже готов. Гречка с тушенкой. Рита, в честь моего приезда, расстаралась на салатик. Я, правда, траву не очень люблю. Свою порцию отдаю школьникам. Им все равно чего жрать. А я лучше хлеба с горчичкой и салом.
Сидим, трындим. Я изображаю из себя старого деда, как и полагается. Ем, ворчу, кряхчу. Детям забавно. А мне тоже.
— Завтра Еж приедет, — говорит Ритка.
— Да ты что? — радуюсь я. Со школьниками, конечно, забавно. А с Ежом оно веселее. Еж он же — Еж. Да сами потом узнаете. — А с кем, один, что ли?
— Не. Еще Змей, Дембель, Буденный, Юди… — перечисляет она.
Отлично. Компашка собирается что надо.
Еж — Андрюха Ежов. Мы с ним катаемся в 'Поиск' уже лет десять. Ну, или десять с половиной. Про него рассказывать не получится. Его надо видеть и слышать.
Змей — Серега Загарских. Кликуха от того, что он носит очки. Сначала была 'Змей Очковый'. Потом стала просто Змей. Не потому что — хитрый. А просто так получилось.
Дембель стал Дембелем в прошлом году. Весной. Он тогда и впрямь был дембелем — сержант запаса Шемякин. Из армии приехал домой, переоделся и на Вахту. Вахта — она не отпускает. Я вечно его фамилию путаю с Шамриковым-младшим. Почему младшим? Да потому что тот ездит в Поиск вместе с отцом — дядей Вовой.
А почему Шамрикова-младшего Буденным называют? А он как-то купил себе буденновку и в одних трусах скакал вечером по лагерю со сменным стволом от немецкого 'МГ' в руках. Причем трезвый скакал. А когда выпил — то залез на Дембеля и, изображая из себя Конную Армию, поскакал на нем в Северодвинск. В смысле, в лагерь ребят из Северодвинска. Не доскакали, ибо упали. Эх… Жаль, что не с моста. Веселее было бы. Просто упали в лужу. Поэтому и прилепилось — Буденный.
Юди — он же Женька Юдинцев. Гора мяса и плоти. Здоровый как накаченный бегемот. Терминатор рядом с ним — тощий узник Бухенвальда.
А почему клички у них? Да потому что по рации очень неудобно вызывать по именам и фамилиям. Считай, что клички — это позывные.
— Еж, Еж, Змей на связи. Как у вас?
— Змей, прием. Глухо. У вас как?
— Аналогично. Еж, Дембель фляжку достает. Мы у полутонной воронки. Бегом пока не кончилась.
— Змей, если фляжка кончится до моего прихода…
Дальше идет игра слов. Вполне себе переводимая, но непечатная.
