Элона Демидова - Отступник
«Совсем ящерицы страх потеряли», — подумал Олег и повернул голову в сторону наглой рептилии. Но это была не ящерица.
Он увидел оскалившуюся гнилозубую рожу, перекошенную яростью. А в следующее мгновение с огромным разделочным ножом на него кинулся амбал в лохмотьях, измазанных в грязи. Постоянные тренировки на реакцию не подвели: ловко увернувшись, Олег умудрился-таки вмазать прикладом автомата по гнусной харе. Верзила, взревев, покатился по асфальту. Откуда-то из-за дома, с толстой палкой в руках, выскочил другой бандит, ростом чуть ниже первого, но такой же грязный и взлохмаченный. Олег не успевал, поддерживая одной рукой люльку, вскинуть автомат, но зато ударил берцем точно в коленную чашечку дикаря. Тот взвыл, выронив палку, и повалился на асфальт, недалеко от собрата. Теперь юноша мог спокойно прицелиться в голову скулящему дылде.
― Только попробуй, ублюдок! — услышал он полный ненависти голос.
Примерно метрах в двадцати на дороге стояло существо с натянутым луком, одетое хоть и в поношенную, но относительно чистую одежду. Лицо у этого человека было грубым, скуластым, неопрятная замасленная копна волос нависала над светло-серыми глазами. Олег окинул взглядом мешковатые штаны, вылинявшую майку с нарисованной усатой зверюгой, из-под которой чуть выпирали два бугорка, и догадался, что перед ним стоит женщина. Юноша быстро оценив ситуацию, перенаправил автомат.
― А ты уверена, что попадешь в меня? — спросил он ледяным тоном. — Я-то точно снесу тебе башку.
― Попаду! — прошипела дикарка. — А если не я, так другие попадут! Бросай свою стрелялку, ты попался, господин хренов.
Юноша быстро огляделся и насчитал не менее восьми стрелков с луками, которые внимательно наблюдали за каждым его движением из окон, с крыш, из-за кустов. С пеленок Олегу внушали, что даже на явно смертельную опасность следует взирать без тени страха, и сейчас это помогло не удариться в панику. Да, его малышка могла погибнуть вместе с ним, но если бросить оружие и сдаться, они умрут еще быстрее, в чем можно не сомневаться. Так что оставалось только драться... или вести переговоры... заморочить противника чем-то неожиданным...
― Я не господин, я беглый крестьянин.
Женщина засмеялась. Хрипло, надрывно, отвратительно.
― Думаешь, я идиотка и поверю? Скажи еще, что ты раб! У тебя на рукаве нашивка, которую носят мрази из Лакедемона. И одет в военное, совсем не как крестьяне. Бросай стрелялку.
― Если хочешь поубивать настоящих господ, подожди немного, скоро целый отряд будет проходить здесь, они ищут меня... — юноша говорил спокойно, ни один мускул на его лице не дрогнул.
― Не морочь мне голову, — атаманша сдула грязную прядь, упавшую на лицо; руки ее дрогнули, видимо, она устала держать лук натянутым. — Бросай стрелялку и становись на колени, лакедемонский пес!
― Я скорее умру, чем сделаю так, как говоришь ты, — в голосе Олега появились трагические нотки, глаза невольно прищурились. — Я рисковал жизнью, чтобы сбежать. Мне пришлось зарезать воина, забрать его одежду и оружие, потому что он, пьяный, изнасиловал и убил мою жену. И у меня на руках моя маленькая дочь. Можешь подойти и взглянуть. Она мутант.
Атаманша обвела глазами свое воинство и, видимо, решив, что, ежели чего, за нее успеют отомстить, ослабила тетиву лука. Подойдя к Олегу, она протянула руку, пытаясь заглянуть в люльку. От давно немытого тела шла такая вонь, что юноше пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не поморщиться, но все же он отступил на шаг.
― Не бойся, я ничего не сделаю твоему, — сказала атаманша. — Дай посмотреть.
Она оттянула край брезента и увидев личико малышки улыбнулась, но сразу же нахмурилась, а потом ее грязный палец оттянул веко девочки, которая никак на это не отреагировала.
― Осторожней! — воскликнул Олег, которому и в голову не приходило так бесцеремонно обращаться с малышкой.
― Какой идиот ее напоил сонным отваром? Ты? Не лучший способ заставить ребенка замолчать, когда он кричит от голода. И еще треплешь, это твоя дочь? Ты хоть понимаешь, что новорожденные должны есть, а не только спать? Или ты ждешь ее смерти? — глаза атаманши с подозрением уставились на беглеца.
― Я старался накормить ее коровьим молоком, но она не стала его пить, не знаю почему... — Олег был по-настоящему испуган ее словами.
― Конечно! Ей нужно материнское! Уж я-то знаю. У меня тоже были дети, они умерли от голода, а моего отца зарезали во время проклятых обрядов три года назад. Я не видела, кто это сделал, но, если бы узнала, я вырвала бы этому ублюдку глаза.
Затылок Олега мгновенно заледенел, засосало под ложечкой, но лицо оставалось невозмутимым.
― На твоем месте я поступил бы точно так же, — ответил он непослушными, будто заиндевелыми на морозе губами. — Теперь ты можешь отомстить. Скоро здесь будут воины, человека четыре. Если думаешь, что у тебя хватит сил, напади на них.
― Это мое дело. А вот куда ты теперь собрался? — спросила она, все еще недоверчиво глядя на юношу, чья история была слишком невероятной, чтобы делать однозначные выводы.
— В Таганрог, — он закинул автомат за спину.
― Таганрог — мертвый город, — женщина сверкнула глазами, но уже не так зло, как в начале разговора. — И там радиация, если знаешь, что это такое.
― Мне больше некуда спрятаться. И ты же сама сказала, что ребенку нужно материнское молоко. Может быть, там кто-то живет. Дай мне пройти, я могу заплатить, — Олег снял с пояса пистолет и протянул. — Он получше, чем ваши стрелы.
Атаманша махнула рукой, и ее люди опустили луки.
― Как пользоваться этим? — женщина разглядывала пистолет, лежащий на ладони Олега.
Юноша привычным движением дослал патрон в патронник и передал пистолет атаманше.
― Просто нажимаешь на...
Олег хотел сказать: «на спусковой крючок», но в последний момент подумал, что бросаться терминами не стоит, дабы снова не вызвать подозрений. Крестьяне ведь не знакомы с воинским искусством.
― Прицелься, вот сюда нажмешь, и эта штука будет стрелять. В нем восемь патронов.
Женщина кивнула, засунула пистолет за пояс брюк, и в ее лице явственно обозначилась решимость.
― Мне нужно идти, — сказал юноша, — если все же захотите сделать засаду, не забудьте заранее распределить цели, чтобы в первые секунды убить как можно больше, иначе будет очень трудно одолеть их.
― Не забывай менять пеленки, папаша, если не хочешь, чтоб ребенок сопрел в такую жару. И не думай, что я поверила в твои россказни, но ради девочки надеюсь, что вам повезет, — атаманша неопределенно кивнула и отвернулась.
Больше разговаривать не имело смысла, и Олег быстрым шагом двинулся прочь. Сколько он потерял времени? Наверное, минут двадцать. Жалко, конечно, лишился «Макара». Скорее всего, его и так бы пропустили, но что сделано, то сделано. Хоть бы эти беглые не струсили и попытались задержать погоню. Конечно, против карателей у необученных рабов мало шансов. Их перебьют, как мишени в тире.
Олег остановился. Вдруг ему подумалось, что если бы он возглавил засаду, то, кто знает, может, удалось бы полностью уничтожить группу преследования, а значит, у него появилось бы дополнительное время, может, даже два-три дня... А еще у юноши заскребло на душе. Получалось как-то нехорошо: рабы будут принимать бой, а воин убегает, как последний трус, как заяц от лютоволка. Но ведь атаманша даже не сделала попытки предложить ему остаться... да и захотела бы она слушать незнакомца и подчиняться его указаниям? Скорее всего, нет. Но самой главной причиной, которая заставляв ускорять шаг, был тот факт, что среди них не было женщин с грудными детьми, и значит, раздобыть материнского молока было невозможно.
Олег возблагодарил всех богов, что помогли ему выбраться из заброшенной деревни, но тревога возрастала. Пускай даже дикари задержат оперативную группу еще ненадолго, все равно, это очень, очень мало! Наверное, теперь он должен был передвигаться в таком же ритме, как и каратели: пять минут бегом — пять быстрым шагом. Пять бегом — пять быстрым шагом...
Глава 7
МНОГО ЛИ СИЛЫ В СЛОВАХ,
