Василий Головачев - Не русские идут
– С вами должны быть проводники.
– Есть проводники, два охотника из Энурмино, они на берегу.
– Вот они и заявили.
– Чушь какая! – взорвался Дядька. – Как они могли заявить, если у них нет ни рации, ни мобил с выходом на спутник?
Мирослав открыл рот, собираясь поддержать Сергея Степановича, но заметил предупреждающий жест Натальи. Наклонился к ней.
– Здесь что-то не так, – едва слышно проговорила девушка. – Он прилетел не для инспектирования побережья.
– А для чего?
– Кому-то захотелось проверить, не открыли ли мы ещё что-нибудь, кроме Опухоли.
– Ты о чём?
Капитан, бегло просмотревший бумаги и документы геологов, сунул их Веллеру-Махно, обратил свой непроницаемый взгляд на пилота:
– У вас есть разрешение на полёты?
– Какое разрешение? – не поняла Наталья.
– Здесь граница, – с непоколебимой назидательностью сказал инспектор, – стратегическая зона, однако. Для полётов нужен пограничный допуск.
– Есть у меня допуск, – пожала плечами девушка.
– И разрешение администрации района.
– Впервые слышу, что для работы здесь требуется разрешение местной администрации.
– В таком случае вам необходимо слетать в посёлок Лаврентия и взять разрешение.
– Э, служивый, – вмешался в разговор Веллер-Махно, – все необходимые для работы формальности соблюдены. Наше руководство не первый десяток лет посылает экспедиции на север, к побережьям морей, и знает, что для этого необходимо.
– Надо разрешение! – отрезал участковый. – Собирайтесь, полетите с нами.
– До Лаврентия больше ста километров! – возмутился Мирослав. – Это сколько же лишней горючки спалим?
Капитан посмотрел на него.
– Вы изучаете тот объект в заливе?
– Ну, я.
– Вам тоже надо разрешение на исследования.
Геологи переглянулись.
– Послушайте, любезный… – начал раздосадованный Веллер-Махно.
– Собирайтесь, – бросил капитан, кинув взгляд на макушку Опухоли, торчавшую над обрывом.
– Вот тебе разрешение! – по-мальчишечьи запальчиво сказал Мирослав, сделав неприличный жест. – Связывайся с нашим руководством и требуй, а к нам не приставай, не мешай работать!
Стало тихо.
Капитан глянул на раскрасневшегося Кожухина, на замолчавших геологов. Глаза его сузились, рука потянулась к кобуре пистолета.
Химчук и Дядька одновременно сделали шаг к Мирославу. Помедлив, то же самое сделал Веллер-Махно, проговорил мрачно:
– Вы тут не командуйте, капитан. Мы свои права знаем и, если потребуется, в суде докажем. Претензии к нам есть? Природу мы загрязняем? От кого-нибудь прячемся? Делаем что-либо недозволенное? Нет и нет! Мы выполняем свою работу. Вот и вы выполняйте свою, а нам действительно не мешайте. Мы тоже можем позвонить, кому следует, и доложить о вашем самоуправстве.
Снова стало тихо.
Капитан покачал перед носом начальника экспедиции заскорузлым пальцем с чёрным ногтем.
– Многа болтаисса, гражданин.
– Так у нас же демократия, – ухмыльнулся Дядька.
Инспектор повертел головой, глядя на палатки, контейнеры, ящики с оборудованием, потом отвернулся и зашагал к своему новенькому вертолёту, не сказав больше ни слова. Влез в кабину.
Вертолёт взвыл винтами, прыгнул в небо, сделал круг над лагерем и унёсся в сторону залива.
– Интересно, кто его больше напугал? – хмыкнул Химчук, вытирая руки ветошью. – Ты, Степаныч, или ты, Аркадьич?
Дядька рассмеялся.
– Я ж только про демократию напомнил. Не про диктатуру же, мать порядка.
– Зря напомнил. Демократия нуждается в бардаке больше, чем диктатура в порядке.
– Да-а? – чрезвычайно удивился старый геолог.
– Да-а, – передразнил его Химчук.
– Я не знал. А что касается этого служителя закона, то у него даже рожа позеленела. Интересно, вытащи он пистолет, что бы мы стали делать?
– Утопили бы, – серьёзно сказал Химчук.
Наталья засмеялась.
Веллер-Махно повернулся к Мирославу:
– Ты что же хамишь представителю власти, салага?
– Да я… – заикнулся геофизик.
– А если бы он взял тебя под стражу и отволок в посёлок? Да ещё посадил бы на пятнадцать суток за неподчинение?
– Да я…
– И директор не помог бы, с работы выгнал.
– Ладно, не кори его, – добродушно проворчал Дядька, – терпения у парня не хватило. Дело наживное. С таким дураком разговаривать – уметь надо. Вообще непонятно, зачем он прилетал, вояка тундровый. Явно не за тем, чтобы порядок навести.
– Хотел сорвать исследования, – негромко заметила Наталья.
– Зачем?
– Опухоль представляет собой очень важный артефакт.
– Не пори чепухи, – поморщился Дядька. – Это для эскимосов Опухоль – чудо света, Аппалувик соплю выдавил. – Он хохотнул. – А на самом деле неизвестное науке естественное природное явление. При чём тут артефакт?
– Опухоль вылезла из пещеры, – напомнил Мирослав.
– Ну и что?
– Эскимосы зря ничего не выдумывают, пещера куда-то ведёт, может быть, под океан, на север, где раньше была Гиперборея.
– Далась тебе Гиперборея, копайся лучше со своими приборами, делай выводы.
– Всё, закончили дебаты, – хлопнул себя по ляжкам Веллер-Махно. – Пора за работу, а то не успеем до вечера выполнить намеченный план.
Геологи улетели.
Мирослав, предоставленный самому себе, спустился к заливу, поговорил с эскимосами и начал готовиться к очередному рейду к Опухоли. Какое-то время он размышлял над словами Натальи: «Вот кто-то и не хочет, чтобы мы до него добрались (до артефакта, надо полагать, только что это за фигня, ей-богу?)», – потом увлёкся делами и перестал думать о посторонних вещах.
Полдня он провёл на островке, из которого выросла Опухоль, с тревогой посматривая на небо. Над морем с севера появилась глухая серая пелена, предсказывающая скорое изменение погоды.
Проворчал под нос, с шутливой интонацией:
– Лишь бы не снег…
Погода на побережье Чукотки иногда выкидывает фортели, и даже летом, в середине июля, может пойти снег.
Опухоль между тем продолжала невозмутимо торчать над островком, держа на краях каменные расколотые плиты и камни. Ничего в её облике не менялось. Лишь высота уменьшилась – на три метра, будто водяная капля начала потихоньку подсыхать.
Мирослав долго высматривал в бинокль внутренности Опухоли, пытаясь увидеть тот самый «артефакт», который чувствовала Наталья; почему-то он поверил, что лётчица не сомневается в его существовании. Однако масса водяной капли казалась однородной, прозрачной почти до самых глубин, и в окулярах бинокля виднелись лишь цепочки воздушных шариков, неторопливо всплывающих к округлой вершине Опухоли, да таяли паутинки света, изредка соединяясь в красивые фрактальные узоры.
Чем были вызваны эти светящиеся кружева, догадаться Мирослав не мог.
Геологи прилетели к шести часам вечера, голодные и раздражённые.
– Что случилось? – поинтересовался Кожухин у начальника экспедиции.
– Перфоратор сломался, – буркнул Веллер-Махно. – А у нас их всего два.
– Давайте починим.
– Что-то с сервоприводом, в мастерскую надо. Придётся заказывать новый. Одна надежда – что директор добьётся посыла комплексной экспедиции для изучения Опухоли и перфоратор нам привезут. У тебя что нового?
– Опухоль уменьшилась в объёме, процентов на десять.
– Сохнет?
– Не уверен, испаряется она слабо. Может, уходит под землю, в пещеру. Я могу взять вертолёт?
– Дай отдохнуть девчонке, она весь день крутилась с нами. Предложи обед.
– Хорошо.
Мирослав побежал к вертолёту, в кабине которого возилась Наталья.
– Бугор велел тебя покормить.
– Я не голодна, – отозвалась девушка, спрыгивая на землю. – Пока они били шурфы, я спала, читала и ела.
– Тогда полетели к Опухоли.
– Аппаратуру брать будешь?
– Только малые анализаторы: датчик радиации, магнитометр, бинокль и пробник, остальное уже стоит на острове.
– Иди, я пока схожу в сопки.
– Зачем?
– Иди! – рассердилась девушка.
Мирослав понял, что сморозил глупость, побежал к палаткам. Вернулся через десять минут, готовый к полёту, когда Наталья уже вернулась из похода «в сопки».
Вертолёт зашелестел винтами, взлетел.
Горизонт раздвинулся.
Солнце скрылось за растущей пеленой туч, но Опухоль на воде залива видна была хорошо.
Кожухин замер, переживая мгновенное чувство сопричастности к великому открытию. Показалось, что водяная гора посмотрела на него с прежним недовольством и строгостью.
Наталья искоса глянула на пассажира, словно ощутила его переживания.
Он криво улыбнулся.
– Мне тоже кажется, что она живая. Ничего не могу с собой поделать, смотрю и жду, когда она со мной заговорит.
– Здесь повышен психофизический фон, а натура у тебя тонкая, чувствительная.
– Я серьёзно.
– И я серьёзно. Опухоль вылезла после каких-то крутых магических операций под землёй и несёт на себе отпечаток древней силы.
