Александр Конторович - Черная заря. Пепел на зеленой траве
И вот теперь сложилась любопытная ситуация.
Оснований предъявлять ему какие-то претензии не было абсолютно ни у кого. Более того, мужик каким-то образом ухитрялся не только кормить-поить всех тех, кто уехал вместе с ним, но и как-то даже руководил тем участком деятельности, который на него свалился в самые первые дни. Носясь на своих «мамонтах» по всей округе, он периодически «взбадривал» тех, кто, с его точки зрения, недостаточно активно исполнял порученное ему дело. Мастерские работали как часы. Каких-либо затыков по вине техники у нас, слава богу, не наблюдалось. И все воспринимали это как должное. Договорившись с генералом, наш бородач отогнал куда-то в свои края некоторое количество бронетехники, на которую у нас все равно не хватало экипажей. А уж стрелкового оружия я сам ему отправил несколько грузовиков. Так что о любых попытках силового воздействия на строптивца можно было забыть сразу. Да и не полез бы никто из нас в чем-то убеждать его силой. Мужик делал свое дело, и делал его правильно.
Я постарался убедить своего собеседника в этом.
— Ну, не знаю, Сергей Николаевич, — качает головой полковник. — Как-то это все по-партизански, вы не находите? Можно же было хотя в известность нас поставить, посоветоваться…
— Посоветоваться, простите, о чем? Вы или я являемся выдающимися специалистами по сельскому хозяйству? Не замечал за собой таких способностей… Сомневаюсь, что и среди ваших коллег найдется кто-нибудь грамотный в этом вопросе. Госбезопасность и работа на земле — все же несколько разные вещи, согласитесь. Да и, кроме того, при чем здесь партизанщина? Он в свое время уведомил меня о том, что начинает работы по обеспечению нас продовольствием. Не считая себя выдающимся специалистом в данной области, я не стал ему возражать. Насколько я осведомлен о его трудовом пути, этот человек если за что-то берется, то уж точно не спьяну и не ради забавы. Да и повесить себе на шею две тысячи беженцев — это, я вам скажу, весьма и весьма ответственный поступок. Вы вот возьметесь прокормить такое количество людей? Я — так точно не возьмусь.
— И все равно, — не соглашается со мной собеседник, — одно дело делаем, зачем так уж сразу обособляться? И никто ему не указ, видите ли.
— Что же вы не поймете-то, что он действительно разбирается в этом вопросе лучше любого из нас! И никакие советчики, а уж тем более начальники, ему и в болоте не уперлись! Или вам так уж хочется сразу всеми здесь командовать? Так отвыкайте: это не Москва и не Питер, здесь народ совсем другой!
По глазам Кротова вижу: хочется ему командовать. Привык полковник к тому, что все его указания исполняются если и не моментально, то со всей возможной тщательностью. Но развивать разговор в этом направлении он явно не хочет и переводит стрелки на совсем другую тему.
— А вот скажите, Сергей Николаевич, у нас ведь только инвентаризация всех тех объектов, список которых вы передали генералу, может занять изрядное количество времени. Вы ведь сами на многих этих площадках были. Что посоветуете? Чем в первую очередь заняться следует? Может быть, где-то есть объекты, требующие первоочередного внимания? Насколько я в курсе, помимо ваших складов, существуют же где-то еще и объекты иного назначения.
— Например?
— Ну… — озадаченно почесывает подбородок полковник. — Я не спрашиваю вас про хозяйство майора Лизунова: понимаю, что здесь вы мало чем можете мне помочь, это же не ваша епархия.
— И не ваша, — ехидно подпускаю шпильку собеседнику.
Толстокожий он или просто выдержанный, но полковник никак не реагирует на мои колкости, продолжает разговор, словно бы я ему ничего и не говорил.
— Но ведь у нас, насколько я в курсе, были и иные законсервированные объекты. Рудники, электростанции, различные производственные мощности со своими запасами готового сырья — ведь это все проходило ровно по тому же ведомству. Неужели вам об этом ничего не известно?
— Не буду с вами спорить, товарищ полковник. Наверняка, раз уж вы это говорите, что-то такое там было. Но, увы, все это шло по совсем другим каналам. Я этим направлением не занимался и никакой помощи здесь оказать не могу.
Полковник раздосадованно барабанит пальцами по столу. Видно, что мой ответ ему совсем не по душе. Разговор наш продлился еще около получаса, но указанной темы мой собеседник более не касался. Пообещав в самое ближайшее время выдать мне точный расклад по будущей операции, Кротов попрощался. Ну и хорошо. А то меня, откровенно говоря, уже задрали эти руководящие приколы на тему всеведущего и принципиально непогрешимого начальства.
Дотопав домой, обнаруживаю в прихожей чехол с винтовкой. Вот и славно, Галина вернулась. Очень хорошо. Судя по тому, что никто не бросился меня разыскивать и к чему-то готовить, вернулась она целой и невредимой. А заглянув на кухню, обнаруживаю хлопочущую квартирную хозяйку.
— Приперся? — нелюбезно встречает меня она. — И где тебя только черти носили? Девчушка бедная уж когда возвернулась, а тебя все нет. Она себе места какой час не находит.
— Ну, за что ж меня так жестоко, Ольга Ивановна? — развожу виновато руками. — То начальство поедом грызет, то дома только что с порога не гонят.
— Ладно уж, — смягчается она. — Есть будешь чего?
— А то ж! Начальство — оно только жилы вытаскивать здорово, а чтобы покормить або чаем напоить — так это фиг!
И в самом деле, жрать вдруг захотелось до невозможности сильно. И то сказать, когда мы в прошлый раз перекусывали? Да пожалуй, что когда из города выезжали. После той самой непонятной беготни по лесу, которой нас озадачил Михалыч, как-то вот не нашлось времени на то, чтобы присесть и хоть что-нибудь перекусить. Нет, вру! Кусок хлеба с консервированной ветчиной я нагло стырил со стола в захваченном поселке. Да и все, пожалуй. Потом ночью перлись по лесной дороге, а как с утра приехали в город — так меня сразу же к генералу и затребовали. Так что никаких перекусов больше у нас не было. Кстати! Лезу в рюкзак и выкладываю на кухонный стол две зеленые коробки с продпайками. Это мы на выход брали, так что по всем армейским законам еда считается съеденной. А здесь какой-никакой, а приварок будет.
— Вот! — гордо говорю я. — Так сказать, взнос в общий котел.
Меня обнимают за шею, и я тотчас же размякаю.
— Ну что ты так сразу шумишь? — спрашивает Галина.
— Э-м-м… ну… нет, я только вот, пайки предложил…
— А потише это нельзя сделать?
— Можно…
В комнате меня пихают на кровать и подвергают тщательному допросу: как все прошло, не было ли каких неожиданностей?
Тщательно подбирая слова, подробно все ей пересказываю. Гадалка морщит лоб.
