Дмитрий Силлов - Закон свободы
– Ты еще слезу пусти, – рыкнул второй голос. – Разрезай веревки и загоняй тело на арену.
Мои глаза уже привыкли к полумраку, и я разглядел то, что и ожидал увидеть: небольшой шлюз, перегороженный мощной стальной плитой, и двух пулеметчиков в фильтрующих масках, вооруженных потертыми РПК. Один из них свой пулемет прислонил к стене, подошел ко мне, нагнулся, поднял нож, лежавший рядом со мной, и разрезал веревки. При этом его напарник, отойдя к противоположной стенке, держал меня на прицеле.
Путы спали. Я с трудом сел. Пулеметчик протянул мне нож.
Не «Бритва». А жаль. Хотя мой старый добрый «Сталкер» все‑таки лучше, чем ничего. Хотя не очень представляю, как я с ножом выйду против своего палача, вооруженного огнестрелом. Или это у них так принято, дать в руки хоть что‑то, типа, мы его не казнили, у него был шанс? Сволочи.
– Только Сармату в глаза не смотри, не любит он этого, – прогудел пулеметчик через свою маску, причем в этом гудении слышались хорошо различимые нотки сочувствия. – Может, быстрее убьет, хоть мучиться не будешь.
– И это все? – криво усмехнулся я. – А как же стандартный инструктаж? Типа, как там у вас, если мне память не изменяет: «за одним и тем же ящиком больше минуты прячешься – предупреждение. Больше двух – штрафной выпуск волкопса или снарка»?
Пулеметчики переглянулись.
– Иди уж, завсегдатай арены, – сказал второй. – Делай что хочешь. Один хрен ты отсюда живым не выйдешь, упокой тебя Зона.
За стеной загудели электромоторы. Плита, отгораживающая шлюз от арены, дернулась и нехотя поползла вверх. Помнится, в прошлый раз я себя накручивал, прокачивал, готовил к бою. Сейчас же все это сто процентов бессмысленно. Меня сюда не судить привели, как тогда, а казнить. Разница очевидная.
Но странное дело. После слов пулеметчика «упокой тебя Зона» меня вдруг зло разобрало. Так в этих местах говорят о покойнике, поминая его ненароком в беседе. То есть, для них я уже стопроцентный труп, безвольное мясо, предназначенное на убой.
– Ну вот уж хрен тебе по всей маске, – сплюнул я кровью на берц пулеметчика. – Рано хоронишь. Живой я.
– Поверь, это ненадолго, – рыкнул тот. – Вот гад, а! Я ж только‑только обувку почистил…
Но мне было плевать на причитания из‑под маски, которые остались позади меня. Плита поднялась, и я без дополнительных приглашений шагнул на вытоптанную, обильно удобренную свернувшейся кровью землю арены.
По ходу, этот ангар достался «вольным» по наследству от «боргов», которые наверняка устраивали тут аналогичные игрища. Слишком уж сильно провоняла арена гнилой кровищей, пропиталась страхом жертв и азартом зрителей, разместившихся на втором этаже, сваренном из стальных профилей.
В остальном эта арена также почти один в один копировала ту, на которой я некогда схлестнулся с Секачом. Те же упаковочные ящики самых различных размеров, разбросанные тут и там, автомобильные покрышки, обрезки толстых бревен, выкорчеванные пни. Только пол не бетонный, а земляной, да ржавого «Запорожца» посредине не хватает.
Кстати, на противоположном конце шлюз тоже открылся, и на арену вышел…
Ктулху.
Здоровенный человекообразный мутант, перевитый мышцами, словно канатами, с длинными когтистыми конечностями, лысой башкой, глазами, горящими ненавистью ко всему живому, и длинной «бородой», состоящей из щупалец.
«Так вот ты какой, Сармат», – мысленно усмехнулся я.
По ходу, грамотную казнь придумал мне гетман группировки «вольных». И развлекуха для подчиненных, и познавательно: наверняка далеко не все видели, как ктулху питается. Зрелище не для слабонервных. Но, с другой стороны, когда знаешь, чего ожидать от опасного мутанта, всяко легче с ним справиться. Наверно… В основном для несчастных, которые видели вблизи, как кушает ктулху, это было последним зрелищем в их жизни – до тех пор, пока мутант не высасывал жидкость из глаз наблюдателя, вылупленных от ужаса.
Словно сознавая значимость возложенной на него миссии, Сармат расправил плечи и, поигрывая мышцами, не спеша направился ко мне. Вот ведь грёбаная тварь! Прям заправский артист. По ходу, привык тут позировать, нравится ему внимание публики. Ну и безоружные жертвы тоже наверняка по кайфу. Это в Зоне можно нарваться на тройку смельчаков, которым по фигу гипнотический, немигающий взгляд мутанта, реально способный парализовать не особо храброго ловца удачи. От таких и свинцовых маслин из трех стволов можно схватить в брюхо, и даже не переварить, несмотря на бешеную регенерацию. А тут выпустили какого‑то задохлика с ножиком вместо настоящего оружия, который для ктулху что‑то вроде мышиного зуба для удава. В общем, не битва предстоит, а обычная кормежка.
– Сталкерятинки захотел? – негромко проговорил я, чувствуя, как злость медленно поднимается к горлу, затапливая страх, нерешительность, инстинкт самосохранения, прямо‑таки вопящий во весь голос: «Беги! Спасайся!!!»
Да пошло оно всё! Я ж, блин, добрый по своей натуре – если меня, конечно, намеренно не бесить. Но сейчас «вольные», их гетман, и вот этот мускулистый мутант‑выпендрежник, уверенный в своем абсолютном превосходстве, разозлили меня до крайности. А когда я очень злой, экстремально злой, и вдобавок понимающий, что выхода нет и быть не может, у меня вообще башню срывает на хрен. Вплоть до того, что я могу полоснуть себя ножом по верхней губе – глубоко, до зубов, так, чтоб лезвие по ним скрежетнуло – и пойти навстречу неминуемой смерти, слизывая собственную кровь, от вкуса которой у любого нормального мужика сумасшедшая, экстремальная злость начинает зашкаливать, словно гнилую одежду срывая с сознания последние ошметки цивилизации, разума и здравого смысла.
Ктулху от такой моей наглости даже офигел слегка. Остановился, и, склонив голову чуть набок, принялся меня рассматривать. Так, наверно, паук мог бы смотреть на шибанутую муху, запутавшуюся в паутине, которая на мушином языке крыла б его отборным матом, обещая порвать ту паутину к чертям крысособачьим, оторвать бравому охотнику все его восемь волосатых членистых ног, и засунуть их ему же в ротовое отверстие.
А я просто шел навстречу собственной неминуемой смерти, до боли в ногтях сжимая ребристую рукоять «Сталкера», глотая собственную кровь, и уже не видя перед собой ничего, кроме этой морды со щупальцами, которую я сейчас буду кромсать ножом и рвать зубами, завывая при этом, словно я сам и есть самый настоящий ктулху…
Результат боя часто зависит от того, как себя накрутить. Но боя с более‑менее равным соперником. Но одно из самых страшных порождений Зоны сравнивать с человеком глупо. Вот и сейчас ктулху, по ходу, надоело на меня пялиться. Он просто скользнул ко мне, качнулся в сторону, небрежно уходя от удара ножом, схватил меня поперек туловища, приподнял над землей и надавил.
