Леонид Кудрявцев - Космическая одиссея
Именно для этой цели он и использовал алмазный зал, миражи и радуги которого неизменно приводили его в хорошее расположение духа. Так случилось и на этот раз.
Бабожбаб сидел на троне вот уже целый час. К этому времени на его лице, отмеченном печатью хитрости и злобы, проступило новое, так не свойственное ему выражение довольства и даже некоторого благодушия.
Тяжело откинувшись на спинку трона, машинально проводя рукой то по украшавшей шею массивной золотой цепи, то по завитой в мелкие колечки и обильно напомаженной бороде, он не мог оторвать взгляд от одного места, над которым особенно сильно сгустился алмазный туман. Это была полукруглая крышка люка тайного хода из зала, буквально усыпанная самыми крупными алмазами.
Глядя на нее, Бабожбаб сладко щурился и шлепал губами, словно бы пробовал что-то необычайно вкусное.
Эта идиллия была прервана. В зал на четвереньках вполз верховный приспешник великого господина Кромгокрик — лягушачий нос. Вот его толстая физиономия замаячила среди алмазного марева. Когда взгляд Бабожбаба упал на нее, он вскочил и злобно закричал:
— Да как ты смел, ничтожный червяк, врываться в алмазный зал, когда я предаюсь в нем государственным размышлениям?! Да знаешь ли ты, что тебе будет за это, о ничтожное порождение пещерного слизняка?!
— Знаю, о великий господин и могучий вождь. Но я принес тебе такую радостную весть, от которой твое сердце смягчится и печень войдет в норму.
— Весть? — нахмурился Бабожбаб. — Тем более хорошая? Что-то не верится. Уж не хочешь ли ты сказать, что мои ххнерхи поймали подлого отступника Завхара?
— Нет, они ищут его, они обшаривают все нижние пещеры. Но ты же знаешь, как они огромны. Говорят, они кончаются только в самом сердце нашей планеты. И для того чтобы их обследовать по порядку, потребуются годы и годы. Нет, я принес тебе другую новость, но гораздо, гораздо более хорошую.
— Хм? — недоверчиво хмыкнул великий господин. — Что может быть для моего сердца приятнее, чем поимка этого проклятого отступника? Да говори скорее, не тяни время, ибо я скор на расправу, а ты уже одной ногой ступил в пределы моей немилости.
— О, мой повелитель! — только и смог сказать Кромгокрик и нанес безупречный по красоте удар головой об пол.
— Ну, не тяни, выкладывай!
— Так вот, о мой господин, я счастлив сообщить тебе, что твоя коллекция пополнилась еще одним экспонатом прекрасной сохранности и вида просто изумительного.
Слабая улыбка мелькнула по лицу Бабожбаба и тут же снова сменились гримасой злобы.
— Так, так, значит, новый экземпляр?
— О, да, мой господин, — Кромгокрик снова поклонился.
— И он в хорошем состоянии?
— Просто в великолепном. Чудесный экземпляр Преобразователя, правда, еще юного, но в этом-то его ценность. Мы пока не поместили его в коллекцию. Каковы будут распоряжения насчет…
— Ага, и где же вы его обнаружили? — перебил приспешника могучий вождь.
— Здесь, на планете, мой господин. Его привел к нам механический голос.
— Угу, значит, механический голос. Новый экземпляр. А откуда он взялся? Это не ты ли, порождение пещер с плохим воздухом, гарантировал мне, что все Преобразователи уже выловлены? И вдруг — новый экземпляр. Значит, они были выловлены не все?
— Это так, — побледнев, ответил верховный приспешник.
До него только сейчас дошло, какими неприятностями грозит для него появление этого нового экземпляра.
— А теперь ты снова будешь утверждать, что это и есть последний?
— Не осмелюсь, — промолвил Кромгокрик, уже пожалевший о том, что поспешил сообщить весть, которая, как ему показалось должна была обеспечить тому, кто ее принес, милость великого господина и могучего вождя.
— Но ведь раньше-то ты это утверждал!
— Я ошибался, — глухо сказал верховный приспешник. Не поднимая головы от пола, он ждал дальнейшего, хорошо понимая, что совершил непростительную ошибку, за которую, скорее всего, придется расплачиваться.
— А ты знаешь, что происходит с моими слугами, которые позволяют себе роскошь ошибаться?
— Знаю, — едва слышно ответил Кромгокрик. И содрогнулся.
— Значит, знаешь? — голос Бабожбаба был елейно ласков, но от этой ласковости у приспешника мороз бежал по коже.
— Да.
И Кромгокрик сильно ударился головой об пол. Как настоящий придворный, он в совершенстве владел всеми приемами бития головой об пол, можно сказать, достиг в этом деле совершенства. Хорошо понимая, что вляпался в неприятную ситуацию из-за того, что не предугадал реакции своего господина, он пытался поправить дело за счет своего мастерства.
Удар головой, который он собирался нанести, должен был стать одним из тех ударов, которые даже настоящие мастера наносят всего несколько раз за свою жизнь. Он должен был вызвать грохот такой силы, которого еще не раздавалось под сводами дворца Бабожбаба, одновременно не принеся приспешнику почти никакой боли. Ему следовало быть почти молниеносным в первой фазе, что неоспоримо свидетельствовало о мастерстве наносящего удар, и медленным, изящным, ритуально печальным в заключительной фазе, когда голова бьющегося выходит из соприкосновения с полом.
Нанося этот удар, Кромгокрик надеялся спасти свое положение, но снова допустил ошибку. В то мгновение, когда его голова достигла нижней точки удара, выяснилось, что на участке пола, который он выбрал для демонстрации своего мастерства, находится крупный бриллиант. И, конечно, камень пришелся как раз в центр лба Кромгокрика. Соприкосновение с бриллиантом полностью исказило звук. Вместо того чтобы быть почтительно громким и сухим, он получился отвратительно чавкающим и неприличным. Боль от удара была так сильна, а осознание ошибки столь нестерпимым, что, больше не издав ни звука, верховный приспешник потерял сознание и ничком повалился на усыпанный бриллиантами пол.
Великий господин поморщился.
С сожалением подумав, что даже самые вышколенные слуги время от времени полностью деградируют и нуждаются в замене, он стал ждать, когда неудачник поднимется и выползет из зала. Согласно обычаю, как опозорившийся перед своим повелителем, он должен был решить свою судьбу сам и отправиться к огненному озеру, находящемуся на самых границах подземного дворца Бабожбаба.
Тяжело встав с трона, могучий вождь протопал к телу своего приспешника и пнул его в бок носком золоченой туфли. Тот не проявил признаков жизни.
«Вот ведь какой негодяй, — подумал великий господин, наклоняясь к телу Кромгокрика и оттягивая ему веко на левом глазу. — Заставляет меня, великого господина, уличать его в жульничестве. Ну, он за это поплатится».
Рассеянно прикидывая, какой бы казни подвергнуть глупого приспешника, он вгляделся в совершенно неподвижным глаз Кромгокрика и вдруг осознал, что тот и в самом деле без сознания. Болес того, ссадина на лбу приспешника неоспоримо свидетельствовала, что тот в самое ближайшее время обзаведется шишкой размером с лимон.
Это озадачило Бабожбаба.
Вернувшись на трон, он глубоко задумался.
Получалось, что его приспешник нанес самый настоящий удар об пол с намереньем нанести себе вред. Такого за время царствования Бабожбаба еще не случалось. О чем же это свидетельствовало? О том, что приспешник здорово испугался? О том, что он глуп? Или о том, что тот выдумал новый вид битья об пол?
Это надо было выяснить, и поэтому великий господин решил подождать и не вызывать пока стражу.
Задумчиво поглаживая бороду, он глядел на распростертое тело приспешника и ждал, когда тот придет в себя.
Это произошло минут через пять.
Кромгокрик зашевелился, глухо застонал и наконец сел на пол, обводя зал бессмысленным взглядом. Понадобилась целая минута, чтобы он пришел в себя и осознал, где находится. Когда это случилось, приспешник снова пал ниц перед своим царем.
— Гм, — сказал тот, не зная с чего начать. — Ну-ка, мой верховный приспешник, скажи-ка мне… гм… что это за чудной удар ты нанес головой?
Моментально сообразив, что господин уже забыл о его оплошности, Кромгокрик распростерся еще ниже и ответил:
— Это было сделано, чтобы показать нашему могучему вождю, как я его люблю, и на что я ради него могу пойти. Правда, удар получился неудачным, за что я еще раз прошу меня простить.
— Как? — разочарованию Бабожбаба не было предела. — Это был всего лишь неудачный удар?
Сверхъестественным нюхом придворного учуяв, что появились шансы как-то поправить свое дело, приспешник сказал:
— Да, мой господин. Поскольку у меня, ничтожного, еще нет большого опыта, я выбрал бриллиант, о который саданулся головой, не совсем подходящею размера. В следующий раз я эту оплошность исправлю.
— Да, но какой смысл в таком ударе, ведь звук от него получается гадким и для слуха неприятным?
Тут уж Кромгокрику не нужно было даже думать. Он уловил, что было нужно его вождю, и теперь, чувствуя, что на него снизошло вдохновение, отвечал без запинки.
