Александр Золотько - Цель – Перл-Харбор
Выйти в сентябре к Москве. Окружить. Взять. Они там и оглянуться не успеют. Какие там сибирские дивизии… Вариант? Вариант.
Торопов не заметил, как в своих мыслях перестал говорить о Союзе «наши», а стал именовать – «русские», будто сам уже не относился к ним, а был частью другого народа. Он уже сделал выбор, мысленно переступил черту, оставил все, что было раньше, до встречи с Нойманном и его парнями, за спиной, и теперь перебирал варианты, отстраненно взвешивал информацию уже с другой точки зрения. Сколько раз принимал участие в дискуссиях по поводу, что должны были сделать Советы, чтобы с ходу выиграть, чтобы не прозевать удар… Теперь он будто бы повернул шахматную доску и посмотрел на нее со стороны черных.
Значит, правильным будет не крохотные пошаговые изменения, способные изменить весь баланс сил, а подготовка одного, глобального, такого, чтобы разом все решить. Черт, мало времени, июль тридцать девятого – до войны всего два месяца… Нет чтобы вытащили его хотя бы на год раньше, в тридцать восьмом, тогда бы можно было поиграть с англичанами и французами… Подождать даже с нападением на Польшу, позволить Союзу начать войну с Финляндией, дать французам и англичанам возможность напрямую ввязаться в конфликт, позволить им ввести свои войска в Финляндию. И только потом, когда война разгорелась бы, вот тогда…
А еще…
– Хотите, угадаю, о чем вы думаете?
Торопов резко сел, в глазах потемнело, тошнота подкатилась к горлу и отступила.
29 июля 1941 года, Йокосука
Даже в мундире адмирал обычно особого впечатления не производил. А сейчас, когда адмирал был в простом светлом костюме, Зорге, здороваясь с ним, поймал себя на том, что старается не слишком сильно давить его руку при рукопожатии, чтобы не повредить, наверное.
Росту в Исороку Ямамото было около ста шестидесяти сантиметров, вес – килограммов шестьдесят, даже чуть меньше. Зорге торопливо отогнал нелепую и неуместную мысль, что в спарринге с ним у адмирала не было ни малейшего шанса.
Не слыл командующий Объединенным Флотом мастером единоборств. Наверняка занимался, как и все курсанты, в молодости, но особых результатов не достиг. Это вам не покер, маджонг и бридж, тут Ямамото заслужил реноме игрока серьезного и беспощадного. И предугадать, чем закончится сегодняшний разговор известного немецкого журналиста с японским адмиралом, не сможет никто. Во всяком случае, не дракой. Вполне вероятно, что, выслушав Зорге, Ямамото молча пожмет плечами, встанет с кресла и выйдет. А у клуба Зорге будут ждать полицейские.
Вероятность такого исхода весьма высока, но возможные результаты беседы стоят риска. Любого риска.
Зорге подождал, пока адмирал сядет в кожаное кресло, потом сел и сам.
Еще несколько дней назад он и представить себе не мог, что будет встречаться с Ямамото. С тех пор как адмирал сменил министерский кабинет на флагманский салон на линкоре, Ямамото вообще перестал встречаться с журналистами. Пришлось потратить много времени и дернуть за множество ниток, чтобы встреча состоялась. Да еще и в таком неофициальном формате.
Посол Германии Отт, близкий друг Зорге, был искренне уверен, что дружище Рихард готовит большую статью о том, как иностранные специалисты оценивают действия германского флота. С упором на недавний критский триумф и без особого акцента на печальную судьбу «Бисмарка», просил посол, и Рихард клятвенно ему обещал, что сделает все возможное.
Адмирал, правда, может напомнить, что Крит взял не флот, с улыбкой сказал Зорге, а парашютисты, так что говорить нужно не о победе германского флота, а о поражении британского… В общем, все будет, как всегда, хорошо – профессионально и достоверно.
Как все пройдет на самом деле…
Зорге до самого момента встречи испытывал странное чувство – нет, не страх, страх он давно уже научился контролировать.
Зорге никак не мог поверить, что согласился выполнить поручение того забавного американца, этакого классического рубахи-парня из американской глубинки, корреспондента газеты «Индиана Трибьюн». Зорге, кстати, с первой минуты знакомства если в существовании газеты с таким названием только сомневался, то в возможность и желание ее главного редактора держать в Японии собственного корреспондента просто не верил.
С чего бы это жителям штата Индиана интересоваться делами на другом конце Тихого океана? Американскому обывателю такое нелепое любопытство вообще не свойственно. Его больше интересует состояние дел в бейсбольной лиге, и как губернатор штата объясняет странные слухи о своей личной жизни.
Дугласа Конвея мало заботили сомнения немецкого коллеги, он запросто подошел к Зорге, представился, предложил сыграть в покер, проиграл, естественно, сотню иен, а потом как бы невзначай предложил прогуляться и поболтать… О жизни, естественно. О том, как лучше устроиться в Японии.
– Понимаете, – жалобно улыбаясь, пожаловался Конвей, – я приехал недавно, еще не все понял, вечно путаюсь в деталях японского менталитета и, кажется, уже успел прослыть среди японцев невежей.
Зорге, естественно, во все это поверил, участливо кивал, цокал языком и в нужных местах улыбался, прикидывая, на чью разведку работает американец. На родную – штатовскую? Вполне может быть, если судить по неуклюжести захода на вербовку. Американцы все еще не научились работать тонко и аккуратно. Собственно, они еще даже не начинали учиться.
Англичане?
Зачем им такой маскарад? Они прекрасно знают, что доктор Зорге никогда не пойдет на сотрудничество с иностранной разведкой. Рихард не то чтобы совсем наци, но патриот и не скрывает свою нелюбовь к закулисным телодвижениям.
Он даже с германскими спецслужбами вроде бы не сотрудничает. Отправляет иногда в Германию через посла обзоры внутриполитической жизни Японии, да – точные, да – интересные, но не более того.
Местные полиция и контрразведка это тоже знают и не особо усердствуют в наблюдении за журналистом. Время от времени пускают за личным другом германского посла хвост, но без назойливости, дежурно. Ничего не поделаешь – традиция следить за всеми иностранцами сложилась не вчера и не завтра исчезнет.
Когда Конвей наконец перешел к делу, Зорге удивился. На самом деле удивился, без дураков. Получалось, что американец прибыл из Москвы. Или работает с кем-то, кто связан с Москвой. Прямо об этом Конвей не сказал, но та информация, которой он владел и которой поделился, заставила крепко задуматься.
Когда американец впервые обратился к Зорге «дружище Рамзай», сердце Рихарда дрогнуло и замерло. Видно, и на лице что-то отразилось, потому что Конвей торопливо отступил на шаг и попросил не делать глупостей. Зорге и не делал. Зорге решил ждать продолжения.
Конвей перечислил всех участников группы Зорге, назвал имена и псевдонимы, рассказал о том, кто вербовал самого Рамзая, кто работал с ним во время подготовки. Передал привет от старинного знакомца еще по московским временам Евграфа Павловича, упомянул Евгения Корелина, с которым Рихард пересекался в Китае, – в общем, не просто привлек внимание собеседника, а приковал его намертво. Теперь, если бы Конвей сам попытался прекратить разговор, Зорге заставил бы его говорить. Любым способом.
От почетного звания эмиссара Москвы Конвей отказался сразу и твердо. Сказал, что представляет частную фирму, очень информированную, очень эффективную, но совершенно частную. Поддерживающую отношения с сильными мира сего на самом высоком уровне.
У вас сегодня сеанс связи с Москвой, не то спросил, не то сообщил Конвей. Вы получите радиограмму с таким вот сообщением – американец достал из кармана клочок папиросной бумаги и протянул ее Зорге. Это расшифровка, понятное дело, вы ознакомьтесь с содержанием и сожгите – Зорге прочитал и сжег. Давайте встретимся завтра, на этом же месте и в это же время, предложил Конвей, улыбаясь. Если мое предвидение подтвердится, конечно. Если нет – вы сами вольны выбирать, как поступать со мной в дальнейшем. Идет?
Зорге задумался на секунду, потом кивнул.
Если кто-то знал о нем и его группе так много и хотел бы пресечь их деятельность, то мог бы это сделать еще вчера. Но если настолько информированный человек хочет продолжить общение, то тут стоит разобраться. В конце концов, Москва могла затеять проверку. Способ затратный и нелепый, но Центр уже неоднократно продемонстрировал свою странную, чтобы не сказать жестче, логику.
В конце концов, самого Зорге пытались вызвать в Москву перед самой войной. В отпуск. Естественно, в отпуск, как же иначе? Не на допросы же с расстрелами? Пришлось изворачиваться, объясняя свое нежелание возвращаться. И только война выручила, снова восстановила привычную картину мира, мира, в котором нужно чужих бояться больше, чем своих.
Радиограмма пришла вовремя – зашифрованная по всем правилам, со всеми метками, подтверждающими ее происхождение. В ней не было ни слова о шустром американце, но текст совпадал с тем, что было написано на том самом листке папиросной бумаги. И Зорге пришел на следующую встречу.
