Егор Чекрыгин - Странный приятель. Тайна Врат
– Не дословно. Но общую суть, кажется, улавливаю, – ответил Ренки. – Так что там про миры? Как это вообще? Я это себе как-то не очень представляю. Я слышал в университете теорию, что каждая звезда является солнцем, вокруг которого вращаются свои планеты. Это и есть?.. Нет? Ну тогда где же они относительно нас или как можно из одного в другой пробраться?
– Эх, – печально вздохнул Готор. – Все эти вопросы, а главное – ответы на них настолько выше моего понимания, что я даже всерьез и не пытался никогда в это дело въехать. Это на весь мой мир, дай бог, человека два-три понимают. Или делают вид, что понимают. В общем, после нескольких десятилетий битья головой об стену, многочисленных свертываний и возрождения исследований наши наконец-то получили первые более-менее вменяемые результаты. Настолько вменяемые, что даже было принято решение создать команду испытателей, которые и отправятся в «пробитые» миры. Когда ушел первый, я только родился. Он ушел и пропал. И больше его никто не видел. А следующего послали только через двенадцать лет. Правда, в те годы бардак в стране жуткий был… Этот второй первые два раза сходил вполне удачно, в том смысле, что вернулся. А в третий раз, говорят, только кровавые брызги полетели да оторванную ступню обратно выбросило. Ну тут уж наших умников азарт охватил. Да и власть имущие выгоду почуяли и на финансы скупиться перестали. Так что эксперименты продолжились. Мой переход уже тридцать седьмым числился. И готовили меня не просто к миссии «сунул – вынул» (как мы это называли), а уже для исследования мира, так что и языки вон подучил, и вообще… Ученые, вояки и дед меня натаскивали, как выживать в абсолютно новом месте или обществе с неизвестными обычаями и законами. Чаще всего червоточина пробивалась в тот мир, из которого предположительно пришел Эвгений Сидорович. Вроде как он опознавал его по снимкам и видеозаписям. Хотя, конечно, стопроцентной уверенности никто не давал не только в том, что это его мир, но даже в том, что в этот раз удастся попасть именно куда надо. Сплошная рулетка. Хотя и ожидалось, что я окажусь именно там. Какая-то у них была новая программа наводки, которую они и испытывали. Первый мой «заход» прошел как по маслу. Попал. Обосновался. Даже успел пообщаться с местными и пусть с трудом, но понял их. А они меня, правда, – только после очереди из калаша, выпущенной поверх их голов. Прожил месяц, собрал образцы, а потом, в указанный срок, наши опять пробили червоточину, и я вернулся обратно героем. А вот во второй раз выбросило меня как-то немного странно. Были вспышки не вспышки, это сложно описать. Но в общем, оказался я в какую-то пустынной местности, которую опять должен был исследовать в течение месяца, дожидаясь очередного «пробоя». Не дождался. Прождал еще почти полгода. Тоже впустую. К этому времени закончились все взятые с собой ресурсы. Даже охотиться больше было не с чем. Решил выбираться к людям, благо кое-какие следы их существования в этом мире я нашел почти сразу, а потом даже сумел пообщаться с несколькими пастухами и караванщиками. Вышел и сначала решил, что это совсем не тот мир, в который мы «целились» и в котором я был первый раз. Этот мир был явно по уровню развития на несколько тысячелетий старше «дедова». Вот только говорили тут почему-то на языке, очень родственном тому, которому обучал меня дед. А уж когда я услышал имя Манаун’дака… Эвгений Сидорович рассказывал, что именно во время схватки с этим коварным колдуном его и выбросило в наш мир. А еще он частенько упоминал некий Амулет как великий символ могущества, власти и магии. Я, честно тебе скажу, во всякую магию не верю. Чушь все это. Но вот Амулет… Черт знает, что это такое. Однако мне почему-то кажется, что он может стать для меня ключом к возвращению домой… Ну что еще сказать… Хотел я сразу пойти по следам этого Амулета. Да только вот сначала пришлось просто учиться тут выживать. Почти три года в вашем мире прожил, занимаясь то тем, то этим и стараясь держаться подальше от неприятностей. Потом очутился в Тооредаане, а дальше ты и сам знаешь.
– Ух, – даже помотал головой Ренки, видимо надеясь таким образом получше утрясти услышанные невероятные факты. Факты укладывались плохо, уж больно необычными и фантастическими они казались. – Слушай, – спросил он у Готора. – А каков он, ваш мир?
– Да не лучше и не хуже вашего. Разве что постарше лет на триста. А так… Словами не опишешь.
– Как же это выходит – у вас прошло шестьдесят лет, а у нас тут тысячи?
– Этого, Ренки, я не знаю, – устало сказал Готор. – Слушай, извини, что-то я совсем вымотался. Да и воспоминания накатили. Я понимаю: у тебя ко мне множество вопросов. Но давай на сегодня закончим. И кстати, Риишлее знает правду. Оказалось, что я у вас далеко не первый такой попаданец. Одним из нас был создатель Тайной службы, и он завещал своим преемникам отслеживать других чужаков, потому как от них может быть либо большая польза, либо большой же вред. А ты думал, почему Риишлее нам такие полномочия дал?
На следующий день Ренки конечно же снова захотелось засыпать Готора кучей вопросов, которые он сочинял весь остаток ночи. Но погода испортилась, и капитан приказал всем пассажирам убраться с палубы.
Офицеры, чтобы не скучать в крохотных каютках (выделенных им как почетным гостям), в которых даже одному было тесно, а вдвоем – вообще не развернуться, пошли на батарейную палубу, где сейчас размещались другие пассажиры и где для их сержантов был выделен особый угол.
Потянулись долгие скучные дни. Корабль качало и бросало на волнах, а пассажиры пытались как-то отвлечь себя от животного страха, который возникает при мысли о мощи бушующей стихии и тонюсенькой корабельной обшивке, прогибающейся и стонущей от боли при ударах волн. Тут уже было не до разговоров об иных мирах, которые, как инстинктивно чувствовал Ренки, вести надо исключительно с глазу на глаз.
Потом Готору вдруг опять поплохело. Как он объяснил сам, долгая качка не способствовала здоровью его недавно простреленной головы. Так он и провалялся несколько дней, пока они не пришли в Фааркоон, где самые лучшие лекари, которых только можно было найти в этом городе, начали наперебой лечить важного пациента, упорно отказываясь от платы и столь же упорно и старательно поливая грязью конкурентов.
То ли благодаря их усилиям, то ли из-за того, что болеть в таких условиях было просто невыносимо, Готор начал поправляться и уже спустя четыре дня смог самостоятельно выйти из дома все той же вдовы, чтобы прогуляться по знакомому садику.
Слух об этом мгновенно просочился в высшее общество Фааркоона, и двух вернувшихся с войны героев, которых жители этого городка уже фактически стали считать своей собственностью благодаря тому следу, что приятели оставили в местной «мифологии», начали наперебой приглашать в дома самых богатых купцов и знати. Управа даже собиралась устроить в их честь торжественный обед, плавно переходящий в бал и народные гуляния, и присвоить им звания почетных горожан с предоставлением кучи привилегий, которыми они, скорее всего, никогда не смогли бы воспользоваться. Но Готор дал взятку одному из наиболее уважаемых лекарей, пообещав объявить его своим официальным целителем, и тот прикрыл приятелей, строго запретив им обоим праздновать что бы то ни было или наносить визиты. Так что торжества пришлось отложить.
Исключение было сделано лишь для Дома Ваксай, на чем настоял Готор, да и Ренки чувствовал себя обязанным отчитаться перед своенравной девицей, признавая не только в душе, но и на словах ее немалую заслугу в том, что мачта с саблями заняла место на его погоне.
Что и говорить, а жителям Фааркоона было на что посмотреть в тот приятный теплый вечерок, когда оба главных героя городских пересудов прошлись по улочкам городка от дома вдовы до Дома Ваксай. Даже сложно было сказать, кто из них производил большее впечатление. Ренки, конечно, выглядел поярче: молодой высокий блондин в шикарном, расшитом золотом мундире. Девушки едва ли не повыпадали из окон, пытаясь разглядеть его получше, и чуть не подняли бурю своими томными вздохами. Готор смотрелся не столь ярко. И мундир на нем был вполне обыкновенный, и «та самая шпага» не была подвешена к его поясу. Но зато он куда больше соответствовал образу раненого героя. Еще довольно бледный и худой, с заострившимися чертами лица и чуть косящим взглядом… Как ни странно, но в отличие от Ренки, который после ранения вызывал в основном только жалость, Готор тоже притянул к себе немало женских взоров, и жалости в них не было и следа. Возможно, из-за той уверенности, что излучала вся его фигура, а может быть, благодаря глазам, смотревшим на окружающих насмешливо и чуть печально. Он словно знал какую-то великую тайну, которую не дано постичь никому иному.
А мужчины и юноши больше смотрели на погоны обоих лейтенантов. Немедленно завязался спор о том, что круче: две булавы с серпом и молотом или булава, серп и молот и мачта.
