Кирилл Запорожан - Темный город
По-видимому, Андрей был слишком шокирован моим освобождением, поскольку только после пятого неудачного удара понял, что оружие его не слушается. Три из этих ударов пришлись в стену, выбив куски бетона, один удар я отвел, легонько оттолкнув булаву с линии удара, а еще одним ударом Андрей едва не раздробил себе колено. Только после этого он опомнился и, отбросив булаву в сторону, достал из-за пояса пистолет.
Черт, как же я раньше не сообразил: у ребят Седого в любом случае есть огнестрельное оружие. И что теперь делать? Я отошел на шаг, все еще держа в правой руке нож. Череп улыбался, но огонь в его глазах немного потускнел. Интересно, что бы это значило?
– Ну, что, Темный, допрыгался? – сжимая в руке ПМ, Андрей шагнул вперед.
– Допрыгался, – согласно кивнул я и, рискуя, как в последний раз в жизни, кинул в него нож. Я был уверен, что какой бы стороной я не попал бы в охранника Седого, исход будет ясен.
Так и случилось. Клинок вошел в горло Андрея, но за мгновение до этого грянул выстрел. «Макаров» даром, что небольшого размера, но девятимиллиметровые пули делают свое дело. Боль огнем обожгла правое предплечье, змеей поднялась вверх по руке, оплела плечо и ключицу и взорвалась в мозгу красочным фейерверком. Как больно!
Боль мешала соображать, но я попытался отвлечься от нее, укрыться за стеной безразличия. Получилось плохо. В мозгу стучали стальные молоточки, а теплые струи крови стекали по руке и капали на пол с кончиков пальцев. Так, что там нужно сделать в первую очередь? Остановить кровотечение. А чем? Оглядевшись по сторонам, я наклонился и одной рукой вытащил из брюк Николая узкий кожаный ремень. Промучившись минуты три, мне все же удалось пережать руку чуть пониже бицепса, хотя сквозь куртку и свитер это могло и не дать желаемого результата.
Потом я подобрал свое оружие. Булаву пристроил на пояс, а вот нож я просто положил в чехол и сунул в карман. Не было у меня сил цеплять его обратно на джинсы, тут бы хоть на ногах удержаться. Придерживаясь рукой о стену, я кое-как добрался до лестницы и с тоской поглядел наверх. Подъем по ступенькам стал для меня настоящим испытанием. К концу подъема я уже дышал как паровоз, хотя преодолеть мне нужно было лишь десять ступенек. Рука болела все сильнее и сильнее, сознание возвращалось редкими вспышками, но кровотечение все же уменьшилось.
Открыв дверь, я осторожно выглянул наружу. Тишина, никого нет, лишь следы шин перед дверью свидетельствуют о том, что здесь был крупнейший бандит города, а теперь еще и мой личный должник. И свой долг я заберу. Интересно, где я? Подвал, в которой меня держали, была частью девятиэтажного здания, не освещающегося и не имеющего опознавательных знаков.
Я вздохнул и побрел наугад. Не знаю, насколько хватит моих сил, но не думаю, что надолго.
Впервые в своей жизни в Темном городе я порадовался тому, что улицы здесь не освещаются. По крайне мере цветного хоровода перед глазами удавалось избегать. А темнота почему-то не стремилась пуститься в сумасшедший пляс. Но и сейчас справляться со своим телом и сознанием становилось все сложнее. Помню темные улицы без названия и людей, потом тьма. Поворот, еще поворот, опять тьма. Свет ламп где-то вдали, тьма. Луч света, нещадно бьющий в глаза, боль и тьма. Женщина, шарахнувшаяся в сторону, надпись на доме, начинающаяся на «М». Снова тьма.
Сознание вернулось ко мне, когда стоя перед дверью бывшей детской больницы я пытался разглядеть пестревшие перед глазами вывески. Каждая вывеска освещалась «световой палочкой», так что прочитать названия не составляло для нормального человека никакого труда. А для меня это едва не стало еще одной пыткой. Каждый взгляд на луч света, на каждую пеструю букву нес в себе боль и тошноту. От обморока меня спас вышедший на крыльцо усатый дядька лет сорока.
– Чем могу помочь? – поинтересовался он, оглядывая меня, на всякий случай сжимая в руке «дырокол».
– В…ча, – прохрипел я. Во рту было сухо, как в пустыне.
Но дядька понял меня правильно.
– Второй этаж, кабинет номер двадцать девять, – ответил он.
Второй этаж. Еще на один подъем по ступенькам меня не хватит. Заметив мой затравленный взгляд, дядька усмехнулся и, пристроив «дырокол» к себе на пояс подхватил меня под левую руку. С его помощью я преодолел два лестничных пролета и прошел по узкому коридору. Внутри Гильдия Мастеров освещалась, так что я от греха подальше прикрыл глаза, полностью положившись на своего проводника. Сквозь шум в ушах я различил скрип открываемой двери и приоткрыл глаза. На белой деревянной двери чуть ниже цифры «29» черные пластмассовые буквы складывались в надпись «Мастер-лекарь». Что ж, надеюсь лекарь здесь действительно мастер.
– Дядя Женя, давайте его на кушетку, – женский голос пробился сквозь пелену боли. Я почувствовал, как меня опустили на что-то мягкое и прислонили спиной к стене.
– Верочка, помощь нужна? – спросил дядька.
– Нет, спасибо, дядя Женя, сама разберусь, – ответила девушка, и холодные руки коснулись моих щек.
Я вздрогнул и открыл глаза. Женское лицо в обрамлении огненно-рыжих волос. Все. Остальные детали ее внешности расплывались перед глазами.
– Что с вами? – девушка положила руку мне на лоб. Неожиданно сразу стало легче, боль отступила, а сознание немного прояснилось. Окружающие предметы обрели четкость, и я увидел, что сижу на белой кушетке у стены в большом светом кабинете. Стол, заваленный бумагами, шкаф с лекарствами и рукомойник в углу. Рядом с рукомойником еще одна дверь с надписью «Операционная». Я ж говорил, что Мастера – серьезные люди.
– Рука, – прохрипел я. – Огнестрел.
Девушка развязала ремень на моей руке и стала снимать с меня куртку. Я попытался помочь доктору, но едва пошевелил рукой, как ее пронзила такая боль, что я потерял сознание. Когда я снова открыл глаза, то оказалось, что я голый лежу на операционном столе. Повернув голову набок, я разглядел девушку, которая доставала из ящика блестящие инструменты. По виду инструменты напоминали те, которыми пользовались Дознаватели в Инквизиции. Я вздрогнул.
– Зря в себя пришел, сейчас будет больно, – пробормотала девушка, надевая резиновые перчатки.
– Что вы собираетесь делать? – спросил я, едва шевеля губами.
– Пуля раздробила кость, – девушка пожала плечами. – Сейчас я достану пулю, уберу осколки и зашью рану. Потом гипс. Итого тридцать рублей серебром.
– Какой гипс? – я попытался сесть, но острая вспышка боли вернула меня в лежачее положение. – Мне завтра с утра нужно быть в форме.
– Простите, – доктор удивленно посмотрела на меня, – но вы же не хотите использовать «Солнечный круг»?
– Хочу, – прохрипел я. – Деньги в правом кармане куртки.
В себя я пришел примерно через час. Открыв глаза, я тут же осмотрел руку. Отлично, «Солнечный круг» сработал на славу. О том, на руке была рана, напоминал лишь маленький светлый кружок на правом предплечье. Я сел на кушетке и несколько раз сжал-разжал кулак. Вроде все в порядке, правда теперь придется расстаться с половиной денег, но теперь деньги для меня не имели большого значения.
– Как самочувствие? – поинтересовалась девушка. Сейчас она сидела за столом и заполняла какие-то бумаги.
– Замечательное, – я встал с кушетки и принялся одеваться. Черт, похоже, куртку и свитер придется выбросить, но домой идти можно и в них. – Сколько с меня?
– Сто пятьдесят рублей, – ответила доктор. – Серебром разумеется. Надеюсь, мне не придется вызывать охрану, – добавила она, заметив, как изменилось мое лицо, когда моя рука скользнула в правый карман куртки и ничего там не нашла.
Неужели меня парни Седого обшмонали? В подвале я это проверить не мог, а потом не до того было, колья в рукавах оставили и ладно.
– Одну секунду, – я принялся лихорадочно ощупывать карманы и с облегчением вздохнул, когда три серебряных монетки обнаружились в кармане джинсов. Точно, я же их туда и положил, а в бреду сморозил что-то не то.
– Пожалуйста, – я протянул девушке две серебряных монетки.
Она сгребла их в ящик стола и отсчитала двести пятьдесят рублей сдачи. Я свернул бумажные рубли и положил в карман. Подхватив булаву, стоящую в углу, я пристроил ее на поясе и туда же поместил чехол с ножом. Правая рука слушалась превосходно, как будто и не было никакой пули. Это хорошо. Послезавтра вечером она не должна дрожать. Я подошел к двери и посмотрел на часы. Десять вечера.
– Спасибо, – я взялся за дверную ручку.
– Не за что, – Вера улыбнулась. – Больше не подставляйся.
– Ни в коем случае, – я улыбнулся в ответ. – До свидания.
– Всего хорошего.
Домой я добрался уже в начале двенадцатого. Рука не болела, но все остальное тело ломило, ноги слушались с трудом, а в голове плыл легкий туман. Не заболел ли я? Не хотелось бы. Времени болеть у меня нет.
