Юрий Валин - Окраины. Штурмовая группа
Действительно, на носу появилась сутулая фигура Пантелеева. Экстрасенс зачем-то снял кепку, задрал голову. Надежда Вениаминовна что-то спросила. Поисковики коротко переговорили, и Пантелеев обернулся, начал делать неумелые знаки, призывая разворачиваться…
«Мадрид» малым ходом шел назад. Поисковики на носу замерли, лишь напряженно вертели головами. Надежда Вениаминовна казалась вороной – вот сейчас на леера вскочит, лапы, в смысле, ноги подожмет, крылья расправит, каркнет…
– Я чё-то не врубаюсь… – начал Сергеич.
Тут катер опять вошел в веселое солнце. Яркая полоса наискось пересекала русло, здесь даже вода казалась светлее.
С носа закричали в два голоса. Надежда Вениаминовна не ограничилась воплями, сунулась в рубку:
– К берегу рули!
– Да понял, понял, – в некотором ошеломлении пробормотал капитан. – Только берегов вообще-то два…
– К ближнему давай, – азартно потребовала бабка. – Там протока должна быть. – Надежда Вениаминовна оглянулась на более сильного экстрасенса: – Или как?
Пантелеев пожал плечами:
– Возможно, канал. Или что-то вроде.
Никакого канала не было. «Мадрид» почему-то опять шел вдоль реки. Но уже абсолютно не та река была. Простор ослепительный: широченное русло, живописные обрывы, пронзительно-голубое небо… И главное – солнце. Казалось, даже сквозь крышу рубки греет. Блики на воде так и слепили. Онемевший Сергеич нашарил в шкафчике на стене солнцезащитные очки, нацепил.
Из недр катера почти одновременно вылезли лейтенант-эмчеэсовец и всклокоченный моторист. Уставились на реку. Лейтенант начал правильно устанавливать на голове свою лихую фуражку. На моториста изменение пейзажа подействовало не лучшим образом – ухватился за живот и, пошатываясь, полез обратно вниз.
– Жара, – шепотом сказал Сергеич. – Оно ж как молотком по темени.
Действительно, «Мадрид» попал в летнее пекло. Экстрасенсы уже скинули куртки. Корпус катера нагревался на глазах.
Марик принялся возиться с бронежилетом.
– Ты это… не сильно-то расслабляйся, – по-прежнему шепотом посоветовал капитан. – Оно курорт, конечно…
– Угу, сейчас загорать полезу. – Марик сбросил теплую куртку и принялся навьючивать снаряжение обратно.
– Слушай, этого вообще быть не может. – Капитан глянул на то, как охранник перекладывает ПМ в нагрудную кобуру жилета. – Ты только без нервов.
– Ты уж что-то одно советуй. Или без нервов, или не расслабляться. И вообще рули внимательнее. Сейчас прямиком на хребет какого-нибудь динозавра наскочим. Крокодилообразного. Вон жарища какая. Может, вообще тот самый юрский период?
– Скажешь тоже. – Сергеич покрепче ухватился за штурвал. – Наша это река. Я даже узнаю кое-что. Вот утес тот, к примеру…
Утес и самому Марику казался смутно знакомым. Что-то такое в голове вертелось. Живописная круча на фоне сияющего неба. Вся такая картинная, поэтическая…
Пантелеев на палубе что-то сказал.
– Ближе к берегу! – продублировала Надежда Вениаминовна.
– А если отмели? – жалобно поинтересовался капитан.
Сбавив ход до самого малого, катер продвигался вперед. Лейтенант устроился на носу с багром. Надежда Вениаминовна, вновь вооружившись любимой оптикой, наблюдала за берегом.
Зеленые кусты, полоска желтенького, прямо-таки манящего песка у кромки воды, склоны в ковре колышущейся на ветру травы.
– Вижу признаки жизни! – огласила бабка.
Марик тоже видел – на берегу поднимался кудрявый столбик дыма костра.
Сергеич вопросительно глянул на Пантелеева – экстрасенс согласно кивнул.
«Мадрид» крался метрах в пятидесяти от берега. Приглушенно урчал двигатель, рядом плеснула сердитая рыба… Прошли мысик, открылась плоская ложбина…
Горел костерок, на берегу стояли два человека. Вернее, один стоял, а второй бегал по колено в воде и махал руками. Надежда Вениаминовна тщательно рассмотрела буйного человека в бинокль, открыла папку, сличила с фотографиями. Удовлетворенно поджав губы, заключила:
– Он. Объект. Росс Н.Р. Хотя и пообтрепался.
Человек на берегу действительно выглядел истинным робинзоном: бороденка неровная, по пояс голый, штаны драные.
– Стоп! На мель идем! – закричал с носа лейтенант.
– Стоп машина. Отдать якорь! – скомандовал Сергеич, задергал ручки и побежал отдавать якорь.
«Мадрид» замер. В тишине было слышно, как поют птицы на берегу. Человек, стоящий в воде, стеснительно крикнул:
– Заберите меня! Пожалуйста.
– Николай Робертович Росс? – Бабка сверилась с папкой. – Одна тысяча девятьсот семьдесят пятого года рождения?
Человек потерянно кивнул – очевидно, не думал, что его будет спасать явная баба-яга.
– Сейчас мы вас эвакуируем, – заверила уполномоченная ФСПП.
– А второго? – тихо поинтересовался Марик.
– Второй – из местных. Не поедет, – сказал Пантелеев. – Но надо высадиться. Мы должны место происшествия описать.
– Запротоколировать, – поправила Надежда Вениаминовна. – Произвести фотосъемку. Поздороваться. – Бабка очарованно смотрела на аборигена.
– Я первым иду, – сказал Марик. – А вы бы с борта протоколировали.
– Еще чего! – возмутилась бабка. – Мы уполномочены, у нас специнструкции и регламент.
– Я тоже высажусь. Для изучения навигационной обстановки, – заявил Сергеич.
– Это вам экскурсия, что ли? – охренел лейтенант.
Вода была теплой. Марик, держа на плече автомат, выбрался на берег, пожал руку спасенному. В принципе, выглядел гражданин Росс довольно бодрым и здоровым, только нос на солнце порядком облупился.
– Здоровы? – на всякий случай спросил Марик.
– Да-да! Вполне здоров. Можно побыстрее уплыть? – Робинзон крепче ухватился за руку.
– Сейчас поплывем, – заверил Марик, осторожно освобождаясь. – Мы на службе, формальности короткие уладим, и вперед.
– Понимаю-понимаю. Здесь, видите ли, не совсем безопасно…
Марик кивнул, косясь на аборигена. Здоровый такой мужик. Усатый. В руке палка приличная – то ли дубинка, то ли посох. Одет чисто, но странновато: косоворотка, подпоясанная ремешком с металлическими висюльками, широченные штаны, заправленные в сапоги. Широкополая, почти ковбойская шляпа, только поля обвисли.
– Я мирный. Не беспокойтесь. – Абориген приветливо приподнял шляпу, пригладил длинные волосы. – Милости прошу, чай готов…
Незнакомец говорил странно – непомерно растягивая слова, напирая на звук «о-о-о», – но в целом казался доброжелательным. Вот только дубинка…
Марик устроился в тени кустов, автомат был под рукой, подходы к поляне просматриваются. Лейтенант и Сергеич сидели у костра вместе с длинноволосым аборигеном, пили чай с печеньем. Опергруппа бродила по поляне, изучала и протоколировала. Особенно изучать было нечего: кривобокий шалаш, кострище, горка костей, несколько пустых бутылок странноватой формы, висящий на ветерке пиджак потерпевшего… Ну, еще шкурка от воблы имелась в изобилии. Правда, бабка выкатила из кустов черепок животного – наверное, того самого неправильного бобра.
Сам потерпевший топтался у воды, с нетерпением поглядывая на катер. Изнывает, бедняга.
Надежда Вениаминовна закончила щелкать своим миниатюрным фотоаппаратом, подошла к костру. Пожала здоровенную ладонь аборигена:
– Была рада познакомиться. Всегда была вашей поклонницей. Но нам пора…
– И то правда, сударыня. Места у нас лихие, вольные. – Усач, хитроумно сплюнув, погасил папиросу.
Марик, как положено по инструкции, прикрывал отступление. Надежда Вениаминовна поправила висящую через плечо сумку, подобрала подмокшие юбки, обхватила за шеи Сергеича и лейтенанта. Капитан закряхтел:
– И в чем в вас вес, товарищ уполномоченная?
– Груз опыта и оборудования, – сообщила баба-яга.
Эвакуируемый плескался уже под бортом «Мадрида». Совершенно одичал…
Загудел двигатель – катер задним ходом пятился на речной простор. Сергеич тихо матюкался. Абориген, стоящий у костра, приподнял шляпу, прощаясь, закурил и неспешно двинулся к косогору. Опирался на свою дубинку, весь такой степенный, значительный.
– Классик, – сказала Надежда Вениаминовна, встряхивая влажными юбками. – Теперь таких уж нет. Выродились.
– Вы знаете, – смущенно сообщил Росс, нервно почесываю свою сомнительную бородку, – Макс, конечно, очень хороший, душевный человек. Я ему безмерно благодарен за баранки, хлеб и вообще… Но он все-таки немножко неадекватный. Чертыхается через слово. Социалист пламенный, говорит иногда загадками. Безбожник и атеист. Представляете, агитировал меня в бурлаки идти. Говорит, «духом окрепнешь, с народом будешь». Я объясняю, – у меня гастрит. А он – «водкой вылечишся»…
