Илья Бердников - Ставка на Проходимца
— Петюня, вали его! — взвыл вертлявый снизу. — У него волыны нету! Кончай педрилу! Он наших повалял! Яйца ему отстрели, гондону!
«Ну вот, нашел Выход на Дорогу», — мелькнула мысль.
«Петюня» принял кинематографическую позу, прищурил один глаз, пытаясь сфокусировать прицел: видимо, алкоголь еще действовал в его крови. Дернул щекой… сейчас нажмет спуск…
Шварк! Быстрая размытая тень сбила прицел, выстрел грянул, но — мимо. Петюня ошарашенно пялился на пустой рваный рукав, из которого только что торчала его рука с пистолетом. Теперь эта рука лежала в полуметре от его ног, продолжая сжимать злополучный ствол.
Меня словно током ударило. Неужели…
Я, пользуясь моментом всеобщего шока, шагнул вперед и, не опасаясь за окончательную разрядку батареи, влепил тугой разряд силового поля во второго парня с пистолетом, пока тот не надумал его поднять. Парня оттолкнуло на пару метров, причем он даже не опрокинулся назад, просто отбежал: расстояние и слабость разряда сделали свое дело. Но теперь я уже боялся не за себя.
— Бегите, идиоты! — крикнул я остолбеневшим парням. — Пока живы! Маня! Ко мне!!!
Тут раздался такой вой, что и у меня холодная волна пробежала от затылка до ягодиц: выл парень, потерявший руку. Он, сжимая кровоточащий обрубок, сидел на корточках, уставившись на лежащую перед ним кисть, и выл, выл, выл…
Гивера напряженной пружиной остановилась между мной и застывшими в ужасе людьми. Припала к листьям, зашипела, словно из паровозного котла спускали пар. Это оказалось последней каплей: с дикими воплями отрезвевшие парни кинулись к машинам, оставляя сзади наполовину пришедших в себя «бутылконосца» и «кожаную куртку». Взревели моторы. Машины исчезли за поворотом, взметая листья. Следом, вопя, чтобы их подождали, похромали пострадавшие от силового излучателя. Процессию завершал скулящий и прижимающий к себе обрубок руки злополучный стрелок. Когда его поскуливание перестало доноситься из-за поворота, я расслышал за спиной тихое всхлипывание. Обернулся.
Вертлявый продолжал лежать на дороге, ногой под мопедом. Его прыщавое лицо было абсолютно белым, черты искажены. Гивера, не торопясь, подошла к нему, остановилась вплотную и зашипела прямо в трясущееся, перекошенное лицо, обнажая в жутком, нереально широком оскале несколько рядов конических голубых зубов. Я понял, что парень может умереть прямо сейчас от разрыва сердца, и нерешительно окликнул зверя, все еще не до конца веря, что гивера, к слову — порядком подросшая, — снова со мной.
— Маня?
Гивера повернула голову, весело блеснула глазами: мол, не мешай пугать засранца!
И правда: повеяло характерным запашком…
— Маня, негодяйка! Он же мне весь мотороллер изгадит! — Я присел на корточки, протянул руки: — Иди ко мне!
Маня, напоследок презрительно фыркнув в мраморную маску ужаса, на которой побелели даже прыщи, медленно двинулась ко мне. Она шла не торопясь, словно нехотя, только ее огромные глаза как-то по-новому сияли… и она, словно стесняясь этого блеска, опустив коническую морду, шла все медленнее и медленнее по опавшим листьям… Наконец, подойдя вплотную, она ткнулась широким лбом мне в грудь и замерла, держа свой роскошный пушистый хвост вытянутым параллельно земле. Я свел руки, обняв ее напряженное, словно одеревеневшее тело, зарывшись пальцами в густой теплый мех… На Манин лоб упала капля, скатилась по блестящему меху, упала другая… Я обнаружил, что плачу, обняв жестокого убийцу, опаснейшего зверя, который, расслабляясь, все теснее и теснее прижимался ко мне своим сильным гибким телом и вдруг тихонько замурчал.
Я первый раз услышал, как мурлычет гивера. Это не было похоже на мурлыканье домашней кошки, скорее это напоминало воркование голубя, смешанное с ворчанием собаки. Это было этакое переливистое, «музыкальное» мурчание, и я потихоньку начал осознавать, принимать мысль, что Маня действительно со мной рядом, что она сделала невозможное: выжила каким-то образом там, на Пионе, прошла через несколько миров, невесть сколько Переходов и нашла меня на Земле. Это было невероятно, фантастично, и… это была настоящая преданность.
Я обессиленно уселся прямо в листву, расставив неожиданно беспомощные ноги. Маня подняла морду и лизнула меня в подбородок, слово говоря: «Ну вот и я! Я нашла тебя, и наша маленькая стая снова вместе! Ты рад?»
— Ты зачем человеку руку откусила? — нахмурил я брови.
Маня невинно-недоуменно посмотрела на меня: мол, он же в тебя стрелять хотел! А если бы попал?
— Ты понимаешь, сколько теперь у нас проблем? Не могла просто немного покусать? — Я снова встретился с невинным, чистым Маниным взглядом и махнул рукой, поморщившись от боли в разбитой кисти. — Ладно, будем выкручиваться…
Я поднялся и подошел к пленнику мотороллера. От него уже слишком явно несло, и я, с трудом подняв мотороллер, — парень охнул — поспешил откатить его подальше, после чего бегло осмотрел двухколесную машину. Вроде чисто: значит, не просочилось, значит, штаны на вертлявом были неплохие.
— Слушай сюда, — весомо проговорил я продолжающему лежать и всхлипывать парню. — Вы откуда приехали?
Парень что-то просипел, кажется «Из Донецка»… или — «Из Днепропетровска»? Не разобрать. Ну и ладно.
— Предай своим дружкам, чтобы на полуостров больше не показывались, понятно? Ни ногой в Крым! Такие, как вы, и так его уже порядочно загадили.
Парень закивал, кажется начиная понимать, что сейчас его есть не будут.
— Иначе, — я ткнул пальцем в Маню, сидевшую в паре метров от парня и невинно наблюдавшую бесплатный спектакль. — Иначе «крымские дьяволы» — вот такие как она! — найдут вас и загрызут во сне, где бы вы ни спали, хоть на десятом этаже пансионата. Уяснил?
Маня лениво зевнула, выставляя напоказ свою великолепную костедробилку, которой могла позавидовать любая акула средних размеров. Парень стал потихоньку отползать, оставляя после себя явную полосу на листве. Я сморщил нос: штаны все-таки протекали.
Завести мотор у меня получилось с трудом: разбитая бутылкой кисть отказывалась управляться с ключом зажигания, и я даже не хотел думать, как буду крутить рукоятку газа. Маня, усаженная между моих ног на небольшой площадке, беспокойно вертелась, прибавляя мне хлопот. Наконец я тронул мотороллер с места, немного сжав ногами гиверу. Я решил ехать вверх, через перевал, опасаясь встретиться внизу с возвращающимися дружками вертлявого или с доблестной крымской милицией. В любом случае у меня будут проблемы, даже если свяжусь со Степаком и запрошу помощи. Я вывез, утаил и применил оружие из другого мира. А это — трибунал.
Хватит с меня трибунала.
Когда развязка исчезала за поворотом, я оглянулся и увидел, что вертлявый все так же и лежит на спине, провожая нас с Маней остановившимся взглядом. Что ж, на старости лет ему будет что рассказать внукам. И надеюсь, они не будут такими засранцами.
До дома татарина Василия я добрался без приключений. Подрулил к воротам гаража, выходящим на улицу, нажал на клавишу звонка, чтобы мне открыли.
Василий распахнул ворота почти сразу, словно стоял за створкой, ожидая моего сигнала. Внутри гаража не горел свет, но я, заводя мопед внутрь, не мог отделаться от ощущения, что татарин пристально и как-то по-новому рассматривает меня. Хотя что можно рассмотреть в опустившихся сумерках?
— Вера, гараж закрой! — крикнул Василий, подталкивая меня в спину, чтобы я шел побыстрее.
— Ты знаешь, что тебя ищут? — буркнул он, когда мы и нежелающая сидеть в гараже Маня вошли в дом.
Я внимательно посмотрел в его серые, но с ярко выраженной монголоидной складкой глаза. Татарин спокойно выдержал мой взгляд, покачал головой:
— Так смотришь, как будто я тебя уже выдал. — Он поцокал языком, скосив взгляд на мою правую кисть. — Руку твою лечить нужно. Веру не проси: я сам перевяжу.
— Кто меня ищет? — спросил я, заходя в снимаемую мной комнату. Гивера, проскочив передо мной, уже забралась на постель, где принялась сосредоточенно вылизывать свой хвост.
Я понимал, что стычка с пьяной оравой не пройдет для меня бесследно. Особенно из-за активного участия в ней Мани. Возвращаясь другой дорогой ипочувствовав кое-что по пути,я хотел только забрать свои вещи и исчезнуть из этой местности надолго. А желательно, исчезнуть с Земли.
Василий, у которого я снимал комнату, не вызывал у меня особого доверия, как всякий другой крымский татарин… ну… так же, как всякий крымский украинец, русский, еврей…
Даже афрокрымчанин, буде такие имеются, не мог бы заставить меня раскрыть сегодня перед ним душу.
— Тебя ищет милиция и еще кое-кто, патрули проверяют всех, кто на мотороллерах, — медленно проговорил Василий и уселся на стул в углу комнаты, наблюдая, как я молча вытаскиваю из-под кровати свой изрядно похудевший, но все еще огромный рюкзак, выкатываю из угла пластиковый кофр…
— Ты правильно сделал, что дождался темноты и пришел ко мне незаметно. Только… что за зверюга с тобой?
