Игорь Черный - Плясун. Книга первая. Сказка про белого бычка
Иным был и воздух. Журналист не мог объяснить, чем именно отличался местный от того, которым он дышал дома, однако факт оставался фактом. Почти такой же ему довелось «отведать» на священной горе Кайлас, где Роман провел около двух недель, предаваясь самосозерцанию и медитации. Но то все-таки Гималаи, а здешние горы никак нельзя было назвать великанами.
Все попытки выяснить их месторасположение у Фработака оказывались безуспешными. То ли произношение Градова было таким скверным, то ли пастух был таким темным или просто не желал отвечать. Но одно горец отметал категорически. Они находятся не на территории Ирана (Парса, как именовал его хозяин).
Роман попробовал припомнить, где еще остались на Земле колонии огнепоклонников. Вроде где-то в Азербайджане. Однако и это географическое название ничего не говорило пастуху. И вообще он предпочитал отмалчиваться, ссылаясь на неимоверную занятость. Весь профессиональный напор журналиста только и позволил выудить, что поблизости находится Город, куда гостю, само собой, соваться не следует. Иначе дэвы утащат его в царство злобного Ангро-Майнью.
Зацепить горца на теологические беседы тоже не получалось. Филолог хотел блеснуть своим знанием священных текстов и зороастрийской мифологии. Не вышло. Едва Ромка, войдя в раж, стал разглагольствовать о прелестях Ардвисуры Анахиты[31] как получил ощутимый тычок пастушьего посоха и заткнулся. На его удивленный взгляд последовал совет не лезть в предметы, разуму недоступные.
Что ты с ним поделаешь? Ваххабит несчастный.
Так что питерец, привыкший к деятельному образу жизни, откровенно заскучал.
Спасали только наблюдения за Белым (забавный может выйти очерк о быке в роли сторожевого пса) да неустанные тренировки.
Вот здесь их с пастухом интересы отчасти совпали.
Фработак, когда не был занят (а занят он был с раннего утра до позднего вечера), не без любопытства глазел на Градовские занятия физкультурой. Сначала не вмешиваясь. Просто кряхтел, выражая то одобрение, то видимое неудовольствие.
Это немного бесило парня, выводя из душевного равновесия, того особого настроя, который полагался при выполнении пляски. Пару раз он даже хотел послать приютившего его человека куда подальше. Ишь, нашел бесплатное развлечение. Цирк на веревочке. Сдерживало лишь элементарное чувство благодарности.
Пробовал сменить график упражнений и заниматься в то время, когда горец должен был исполнять свои непосредственные обязанности. Как бы не так. Тот словно нюхом чуял, когда его личный «паяц» начинал бесплатное представление. Быстренько заканчивал начатое, брал в руки плошку с подкисленным молоком и, прихлебывая, созерцал спортивное действо в свое удовольствие.
Как-то раз терпение Градова лопнуло. Он намеренно стал халтурить, искажая отлаженные годами тренировок движения. Это была пародия на шиванату. Так бы отплясывал обезьяний царь Хануман, пародируя танец Натараджи (если бы, конечно, решился на кощунство).
Сперва Фработак никак не реагировал на комедию. Возможно, не понял, что над ним издеваются, решил журналист. И ошибся.
Понял это, когда обнаженные плечи ожег удар все того же пастырского посоха с загогулиной.
— Ты чего, Ангро-Майнью тебя побери?! — возмутился молодой человек.
— Не святотатствуй! — наставительно молвил пастух и для вразумительности еще раз приложил гостя, на сей раз по филейным частям.
— В смысле?..
Не понял, что драчун имеет в виду. То ли упоминание имени нечистого, то ли представленный фарс.
Оказалось-таки второе.
Положив посох на траву, горец сбросил рубаху и стал напротив Ромки.
Да, это уже не был тот доходяга, каковым он показался питерцу при первом знакомстве. Такому рельефу мускулов мог позавидовать любой профессиональный качок.
И что он собирается продемонстрировать? Парочку приемов из арсенала здешних пастухов? Интересно, это с их помощью отгоняют дикое зверье?
Фработак расставил руки в стороны. Будто орел крылья раскинул.
От кончиков пальцев левой руки, через плечи и до ладони правой прокатилась волна. Пальцы десницы раскинулись веером. Сжались в кулак. Вновь распрямились в лодочку. Волна пустилась в обратный путь.
У журналиста челюсть отвисла.
Пастух исполнял… тандаву. Причем классическую, полного цикла, а не укороченный ее вариант, использовавшийся в школе Усто ракса в качестве гимнастики.
Так что, он тоже?..
Правильно, не случайно же Спитамен-ака имел с ним дело.
— Это движение нужно исполнять вот так, — продемонстрировал горец то па, которое собезьянничал Градов.
И не успокоился, пока парень не повторил в точности так, как ему было показано. Потом невозмутимо оделся, наполнил кисляком чашу и вновь превратился в зрителя.
После этого случая журналисту стало легче. Но только с одной стороны. Прошло раздражение. И все же теперь обычный зевака стал знатоком-эстетом. Поэтому Роману приходилось прилагать немало усилий, чтобы не ударить в грязь лицом и не посрамить свою школу. Он чувствовал, что неожиданно для себя оказался на положении ученика. Как в детстве и юности. И учитель, не в пример его домуло, попался суровый, готовый за малейшую оплошность пустить в ход нехитрое, но действенное оружие.
Попробовал несколько раз поставить против палки блок. Так, как учил Усто ракс.
Не сумел. Посох все время достигал цели.
Ничего себе!
Разленился он, однако, в Северной Пальмире. Так недолго и класс потерять.
С искренним почтением и смирением попросил Мастера (именно так, с большой буквы) преподать ему пару уроков палочного боя.
Пастух согласился.
Теперь они вместе выходили на пастбища.
Вверив стадо заботам Белого, принимались за упражнения.
Уже с самого начала тренировок Роман понял, что с наставником ему не тягаться. Тот был подобен громовержцу. Палка в его руках напоминала молнию. Разила так же мощно и неотвратимо.
Если он в учебном бою таков, размышлял Градов, отдыхая после очередной серии выпадов и блоков, то каков же в реальной битве?
Легенда о брахманах, способствовавших победе над войсками Александра Македонского, получала реальное подспорье.
Питерец жалел, что из программы школы Спитамена-ака были исключены некоторые приемы, которым учили молодежь в древности. Понятное дело, теперь уже не то оружие, что было прежде. Защищаться от стрел или копий не нужно. Пуля намного опаснее и надежней. И все-таки, все-таки…
Видно было, что и горцу пришлась по сердцу новая роль. Наверное, его таки цепляло вынужденное одиночество и однообразие занятий. Он жадно уцепился за возможность покрасоваться хоть перед кем-то своим умением. Тем более что работать пришлось далеко не с сырым материалом, а с молодым и перспективным мастером (про себя Фработак признавал уровень подготовки нечаянного ученика, но внешне это никак не показывал: хвалить — только портить).
— Как корпус держишь, бестолковый?
Тычок посохом в плечо.
— Что это за защита, бесстыдник?!
Удар по ребрам.
— Вялое, вялое нападение. Я тебя трижды уже достать мог!
Хлопок по затылку.
И так целый день.
Под вечер, когда донельзя вымотавшийся журналист оказывался в их хижине, Фработак из грозного тренера превращался в заботливого лекаря. Внимательно осматривал все ссадины, синяки и ушибы, полученные учеником во время занятий. При виде одних огорченно цокал языком и качал головой, созерцание прочих вызывало у него некое подобие одобрения. Заканчивался медосмотр сеансом доброго массажа и смазыванием некоторых не понравившихся участков Романовой кожи какой-то вонючей растиркой-бальзамом.
Ученик понимал, в чем дело. Его организм не был организмом новичка. Тело было способно реагировать на болевое воздействие и сопротивляться ему. Так что после иных побоев не оставалось даже следа. Но если удар наносился неожиданно и сила, вложенная в него, превышала положенный предел, то кожа «украшалась» отметиной.
Ну и, естественно, дыхательные упражнения. Как и в любом древнем восточном единоборстве, многое в шиванате было сопряжено с умением правильно дышать. Питерец был уверен, что в этом-то он настоящий ас. Однако полудикий пастух, не знавший наизусть половины «Авесты» и путающий спряжения глаголов и склонение существительных, и тут поставил жителя мегаполиса на место. Комплекс, развивающий дыхание, показанный Роману Фработаком, был до того прост и в то же время действен и эффективен, что Градову в очередной раз пришлось склонить голову перед мудростью предков…
Итак, жизнь на новом месте потихоньку налаживалась. Душа мало-помалу обретала внутреннее равновесие и гармонию с окружающим миром.
…Сие вопрошаю я Тебя, о Ахура, и желаю, чтобы Ты ответил мне истинно! Позволь мне обдумать то, что было вдохновлено Тобой, о Мазда! Я желаю, о мой Владыка, познать учение Твое благодаря Вохуману и насладиться совершенством в жизни через истину и чистоту! Как и благодаря какой из добродетелей душа моя могла бы достичь мира и радости?..