Герман Романов - Империя «попаданца». «Победой прославлено имя твое!»
Толстая и наглая хавронья, подрыв рылом обмазанный глиной плетень, ворвалась в курятник. Может, от безделья, или просто пожрать свинья пожелала, но случайно вкусила куриной крови и обезумела.
Страшным болидом чушка носилась по курятнику, давя и пожирая пернатых. Белые и пестрые перья и пух летели во все стороны, сопровождаемые отчаянным и хриплым кудахтаньем. Словно обреченный горнист, подавший последний сигнал, захлебнулся своим «кукареку» красавец-петух, вдавленный в землю копытцами озверевшей от крови свиньи.
Безжалостную бойню остановил отец, выбежавший из дома с клинком в руках. Нарушительница тишины и непреложных правил «социалистического общежития» понесла заслуженную кару.
Юный Петя с ужасом и восторгом смотрел, что может сотворить казачья шашка. Правда, батя потом ее снова спрятал и взял с сына клятву, что тот никогда и никому не скажет, что в доме спрятан еще дедовский клинок.
Времена такие были, что срок «за хранение» получить было легче легкого. Даже носить алые лампасы и называть себя прилюдно казаком могло выйти боком – что же говорить про шашку, что холодным оружием являлась.
Боялась, видимо, родная власть, что могут станичники за старое взяться, с гражданской войны этот страх у нее остался. И ведь права была – в подзабытом девяносто первом году Петр испытал щемящее чувство гордости, когда снова увидел на улицах лампасы…
– Нет, что творит!
Петр невольно отвлекся от воспоминаний – «кабаны» молодого Грейга сейчас наводили в Золотом Роге то же самое, что хавронья в курятнике. И картина была похожа – белое и пестрое кругом, от порохового дыма, парусов и многочисленных пожаров.
Император оглянулся назад – русский флот, как обожравшийся дармовыми кроликами удав, медленно выбирался из Босфора, толкаемый течением. Паруса чуть колыхались, беспомощно обвиснув, – штиль неожиданно спутал планы, но не опрокинул их. Возле линейных кораблей суетились многочисленные пароходы, выпуская из труб черные струи дыма.
Петр облегченно вздохнул – пока все шло, как было задумано, а пользу от пароходов все их затаенные недоброжелатели на русском флоте получили весьма наглядную. Без них вряд ли он и адмиралы рискнули бы провести столь рискованную операцию.
– Ваше величество, посмотрите! Это англичане!
Петр взглянул в сторону, куда указал Ушаков, и прижал бинокль к глазам. Эту сторону гавани броненосцы Грейга не тронули, молодой капитан намного раньше флагмана увидел на кораблях белые флаги с красным крестом Святого Георгия.
Британцев было всего четверо – два трехдечных линейных корабля и два фрегата, из портов которых пушки высовывались в два яруса. Но то, что на них происходило, было похоже…
Не успел Петр додумать мысль, как британские корабли окутались пороховым дымом. Вокруг проходившего мимо броненосца словно горохом сыпанули в море – настолько много всплесков. И в бинокль было видно, как от чешуи брони отскакивают ядра.
– Что творят, суки! Они русский флаг не узрели?! – громко выругался Петр.
А вот Ушаков ответил ему совершенно спокойным голосом:
– Сигнал, что капитан-лейтенант Грейг поднял, они сбили. Смотрите, государь, вон «Секач» к ним идет, сигнал поднял о прекращении стрельбы.
Петр снова приложил бинокль к глазам – на мачте второго броненосца, вынырнувшего из клубов дыма, был поднят какой-то сигнал из разноцветных флажков. Однако на англичан это не подействовало – их корабли окутались дымом, словно кокетка роскошной, до пола, белоснежной пушистой шубой.
– Твою мать! Совсем оборзели! Бей их, Грейг, мы потом отпишемся! Адмирал, поднимите сигнал! – позабыв про все на свете, закричал Петр и тут же смущенно осекся, понимая, что такой выкрик ему не к лицу. Ляпнул сгоряча и в эту же секунду подумал, что младший Грейг не пойдет на дипломатические осложнения и не станет топить своих обнаглевших соотечественников.
– Нет нужды, государь, – Ушаков усмехнулся и горделиво выпрямился. – «Вепрь» уже идет на таран, ваше величество!
Петр посмотрел и воспрянул духом – Грейг не стал молчаливо утираться от нанесенного оскорбления. «А ведь он шотландец – а они на генном уровне, с молоком матери, неприязнь к англичанам испытывают».
Русские броненосцы медленно совершили поворот и дружно перешли в атаку. Подойдя к английским кораблям почти вплотную, оба «кабана» дали сокрушительный залп.
Фрегаты извечного врага получили сразу по шесть бомб – промах с полусотни метров, несмотря на некоторую примитивность пушек, был исключен. Этого хватило за глаза – не прошло и трех минут, как оба супостата превратились в костры.
Но Петру было не до того – он уже внимательно смотрел на британские линкоры, к которым величаво устремились русские броненосцы, постепенно набирая ход.
Таранные удары получились на заглядение, хотя оба «кабана» были осыпаны градом ядер, совершенно бесполезных; остановить грозные и неуязвимые корабли британцы не сумели – массивные тараны буквально вонзились в деревянные борта.
– Так их, мать их! – с нескрываемым удовлетворением прокричал Петр, будто его могли услышать экипажи броненосцев, и повернулся к адмиралу, не скрывая ликования: – Федор Федорович! Константинополь перед вами! Вам, адмирал, осталось его только взять!
Адрианополь
– Как вы себя чувствуете, ваше высочество?
– Ну, что же ты, Петр Иванович?! Мы же договорились…
– Прости меня великодушно, Константин Петрович, – князь Багратион улыбнулся, виновато пожав плечами. Для него было необычным, что царевич не только предложил его тет-а-тет называть по имени-отчеству, но и на «ты», что о многом говорило. – Ты должен немедленно скакать к Константинополю, фельдмаршал ожидает тебя. Отвезешь мое донесение ему, скажешь, что Адрианополь наш, Фархад-паша убит, а его разбитое воинство разбежалось.
– Ты теперь Георгия второго класса получишь за эту победу, – с затаенной завистью промолвил Константин и непроизвольно посмотрел на висящий на шее белый крест.
– О том только нашему государю императору судить, – мягко отрезал Багратион чуть дрогнувшим голосом. Грузинский князь был честолюбив и желал стать четвертым кавалером этой высокой награды, но не признаваться же, в самом деле. – И еще представление увезешь…
– Какое? – чуть дрогнувшим голосом произнес Константин Петрович, хотя понял, о чем идет речь.
– Я час назад собрал георгиевских кавалеров. Наша дума единодушно решила представить тебя, находящихся под твоею командой поручика Ермолова, капитана фон Краузе и хорунжего Андреева к Георгиевскому кресту четвертой степени. Последних двух офицеров посмертно, с производством, согласно статусу, в следующий чин. Ты молодец, Константин Петрович, – имея всего триста солдат и шесть пушек, не только отразил, но фактически уничтожил вдесятеро больший отряд турок.
