Владимир Ильин - Напряжение растет
Про отраву, как выяснилось, мало кто знал, а отравителей в первые секунды Шуйский лично прикончил. Остальной заговор был, вроде как, во благо родины, ради ее процветания, а не ради разделения на удельные княжества и житье своим умом. Зря, что ли, «виртуозов» варяжских в свое время на царствование звали, да под одним началом собирались? Все ради выживания…
А вот прапра-много раз прадед оказался в неловком положении — так и стоял, смущенный, с вражьей головой в руках, удерживая за волосы. То ли бросить ее — голову эту, то ли уже все друзья и надо аккуратно на уцелевший стол положить. А на столе том — государева печать, слегка окровавленная после драки (неслабый боевой артефакт), но все равно неловко…. В итоге положил осторожно, сапогом прикрыв…
Там и настигли его признательные объятья выжившего царя, лобызание в чело, перстень с руки, шуба с плеч, да право основать клан (что означало княжий титул) и тут же подписанный указ на огромные владения за Камнем Уральским (от местечка Сорокино, кое даруется ему в вечную собственность, да сутки конным во все стороны). И одновременно — тихий намек отправиться в свои новые земли немедля. Предок в тот же день собрал род и отправился смотреть вроде как — награду, а вроде как — место вечной ссылки. Потому как не уживется он с новым государем, да и врагам там, за Камнем, не так просто до него добраться.
Все это его предок рассказал сыну — а тот своему сыну, а тот своему. Вот и дошло до наших дней. Да толку то? Остальные считают Шуйских главными виновниками резни, коих повесить бы, да государь милостив и по дальнему родству, да за былые заслуги заменил позорную смерть на прозябание в диких, необжитых в ту пору землях. Против нового государя восстал, пытаясь болезного на трон посадить и самому править! Бред, но историю пишут победители, в том числе — новый государь. Правду, разумеется, много кто знал, но защищать былых противников не стремился. Имперская фамилия тем более знала все, потому никаких гонений новый клан не испытывал ни сейчас, ни даже в те лихие годы — поначалу старый государь жаловал, продуктовые обозы да инвентарь на новое место отсылая, да потом и наследник в ум вошел, с возрастом ощутив признательность за сохранение жизни отца.
Иногда предку казалось, что вся эта история была создана самим государем, контролировалась им и постегивалась руками верных людей. Не могла быть охрана царская настолько слепа, да и Целители обязательно проговорились бы об истинном недуге царевича. Отчего-то нужен был правителю тот заговор, кровь и гибель гнилых князей, с заграницей уж слишком заигрывающих. Он свое, наверное, получил — вместе с целым сословием лично ему присягнувших бояр, аккурат и ставших «царскими», а позже «имперской аристократией». Хотел ли царь заплатить за это жизнью сына? Навряд ли, полагал скорее вылечить по прошествии событий — слишком сильно любят высокородные свою кровь, хоть и здоровьем их готовы жертвовать без меры. Думал ли государь, что вместе с сыном станут убивать его лично? Увы, в переплетении заговора сложно заметить несколько ниточек, созданных чужими руками. Такой вот выверт судьбы…
В учебниках по истории этот эпизод не упомянут вовсе, как и десяток, а может и сотня других. А на устах осталось только одно — Шуйские в немилости после заговора.
— Князя Шуйского в Бархатный зал!
Евгений Александрович оправил полы роскошной шубы серебристого соболя — той самой, с царского плеча. Разумеется, ее изрядно ремонтировали и перешивали, так что выглядела она вполне подобающе, вызывая уважение у молодых родов и дикую, тщательно скрываемую зависть у родов старых. Особенно у тех, за смерть предков коих шуба получена… Те как раз больше всех и плюются ядом про «изменников», и будут так делать еще тысячи лет. С историей у аристократии свои отношения — все оттоптанные мозоли тщательно записаны как бы не с самого сотворения мира.
Вот с восприятием действительности у них иногда бывают легкие проблемы.
Все знают, что Шуйские ведут жизнь затворников, изредка выбираясь на самые крупные мероприятия в империи. Некоторые полагают причиной этому немилость государя и, обсуждая это меж равными, начинают фантазировать про слабость клана, подкрепляя свои слова отсутствием фамилии в новостях, «серостью» рода, не влезающего ни в политику, ни в светскую жизнь. Им отчего-то мнится, что сила — в показной роскоши, безумстве юного поколения в модных салонах, дуэлях и мелких приграничных войнах. Большинству не приходит в голову просто посмотреть на карту и убедиться, что клановые земли Шуйских как бы побольше некоторых стран (предок в свое время наскакал на полторы сотни километров по предусмотрительно расчищенным дорожкам, безжалостно загоняя коней). Так бы, возможно, им стало бы понятно, что клану просто плевать на всю эту суету и хватает дел внутри собственных владений. Разумеется, деловые партнеры прекрасно о том осведомлены.
Другим же придется напомнить, что крайне вредно кормить собственную гордость вымыслами и заставлять князя ждать. Пусть даже эти «некоторые» великокняжеских кровей.
Невзрачный серебристый кулон чуть потемневшего серебра скользнул в левую руку. Подарок Самойловых в знак благодарности за гостеприимство, один из многих, делал нужное и крайне полезное дело — концентрировал волны гнева, переплетенные с Силой, не выпуская за круг в метр диаметром, одновременно сохраняя одеяния от воздействия воплощенных эмоций и ярости. Вокруг князя лениво заструились еле видимые желто-алые ленты пламени, вытанцовывая на самой границе условного круга, сопровождая каждый его шаг и жест. И вместе с ними передвигалась давящая атмосфера могущества, усиленная волшебством старого артефакта.
Над ухом еще раз прокричали титул и фамилию — затравленно, мажордом еле вобрал воздух в легкие, завалившись ослабевшим телом на раскрытую дверь.
В этом зале князь еще не был — не годилась крохотная, по дворцовым меркам, комната для больших приемов. Бархатная, лучше название не подобрать — и материал соответствует, широкими лентами разных цветов протянувшийся от потолка до пола, и сама комната лишена всех углов.
— Женя, вот кстати ты пришел, — одобрительно поприветствовал с кресла, не поднимаясь, кряжистый старик. — А мы только тебя… Вас ждем, — сорвался он, прочувствовав то, что ворвалось в комнату, старательно «прижимая» чужую волю к полу.
— Приветствую, — проигнорировав, обратился к присутствующим Евгений Александрович, не глядя ни на кого конкретно.
Кое-кто из присутствующих не уступал ему в силе, некоторые превосходили, но проняло, пожалуй, всех. Говорят, встречают по одежке — но родовитые куда больше доверяют внутренним чувствам и интуиции. Сейчас, судя по взглядам, его встречали опаской и невольным уважением. Единицы из молодых, да глупых, даже подняли щиты, тут же смутившись и убрав силу обратно.
