"Фантастика 2025-159". Компиляция. Книги 1-31 (СИ) - Небоходов Алексей

– Что ж, раз вы готовились неделю, придётся дать вам возможность высказаться до конца, иначе всю ночь не засну от любопытства.

– Именно на это я и рассчитывал, – уверенно ответил Михаил, будто только что заключил крупную сделку, а не просто привлёк внимание женщины, чей печальный взгляд давно не выходил у него из головы.

Он подвёл её к столу, где лежали фотографии сына среди снимков других детей, выглядевших так, словно были сделаны через марлевый платок. Михаил театрально вздохнул, перебрал отпечатки с видом коллекционера редкостей и, наконец, торжественно извлёк из груды единственный чёткий кадр с правильным светом и выверенной композицией.

– Вот, обратите внимание, – голос Михаила звучал почти благоговейно, словно он демонстрировал не детский снимок, а подлинник Рембрандта, случайно затерянный среди листовок райисполкома. – Это не просто фотография, это шедевр советского бытового жанра! Вы только взгляните на свет – так освещали лица работниц в лучших номерах журнала «Работница» конца пятидесятых. Я даже хотел назвать его «Портрет пионера в раздумьях о коммунистическом будущем», но решил, что это слишком даже для нашей фотолаборатории.

Ольга рассматривала снимок с лёгкой улыбкой, и в её глазах появилось любопытство, слегка смущённое столь пристальным вниманием к работе сына.

– Вы серьёзно, Михаил? Мне казалось, это просто удачный кадр, – тихо сказала она, не зная, как реагировать на преувеличенные похвалы.

– Просто удачный? – Михаил нарочито изумился, словно услышал нечто невероятное. – Нет, Ольга Петровна, удачный кадр – это когда в ателье вас снимают без моргания. Здесь же – искусство, внутренний взгляд ребёнка на мир! Я, конечно, не гений фотодела, но истинный талант от случайного попадания света отличаю с детства, когда моя первая плёнка напоминала скорее рентген перелома, чем человеческое лицо.

Ольга тихо рассмеялась, прикрыв рот ладонью, и Михаилу это понравилось: напряжение постепенно исчезало, уступая место доверительному веселью.

– Говорите так, будто на снимке пионер уже возглавляет шествие на Красной площади, – улыбнулась она, и во взгляде промелькнуло кокетливое сомнение. – Может, вы просто пытаетесь задержать меня здесь, преувеличивая талант сына?

– Преувеличиваю? Я? – Михаил сделал вид, что оскорблён, и развёл руками в наигранном отчаянии. – Никогда в жизни не преувеличивал, разве что слегка преуменьшал, особенно собственную биографию. Но раз уж затронута такая чувствительная тема, скажу прямо: ваш сын одарён не только чувством композиции, но и особой способностью видеть свет. Как педагог заявляю, перед нами почти фотографическое воплощение Родченко!

Женщина уже открыто смеялась, не скрывая удовольствия от столь яркой характеристики.

– Родченко? Михаил, вы рискуете! Я теперь неделю буду подозревать сына в намерении устраивать дома инсталляции из стульев и чашек!

Он удовлетворённо улыбнулся: именно такой реакции и добивался. Ему нравилось видеть её расслабленной и непосредственной.

– Именно так, Ольга Петровна. И это только начало, ведь очевидно, откуда у вашего сына талант, – Михаил выдержал паузу, давая ей слегка насторожиться. – Конечно же, от вас. Откуда ещё эта удивительная способность видеть красоту? Вы женщина редкая, интересная, хотя постоянно пытаетесь скрыть это строгой одеждой и аккуратными платками.

Ольга слегка вспыхнула от неожиданного комплимента, но её глаза засияли добрым и немного смущённым весельем.

– Михаил, я уже забыла, как реагировать на комплименты! Вы снова ведёте меня на тонкий лёд международного скандала, – голос её чуть дрогнул от приятного волнения.

– Профессиональный риск, – он шутливо пригрозил пальцем. – Мой долг педагога – напоминать матерям о внутреннем свете, который должен попадать на фотографии. И я совершенно искренен, а вовсе не пытаюсь задержать вас ещё на пять минут.

Она не могла сдержать мягкий, непринуждённый смех, и её взгляд заметно потеплел, словно женщина решила довериться игре, затеянной Михаилом.

– Хорошо, Михаил, признаю ваш профессионализм и умение делать комплименты, – с улыбкой произнесла она, притворно строго изучая его. – Но если завтра мой сын начнёт фотографировать одноклассниц, объясняя это поисками «особого женского света», виноваты будете вы.

Михаил рассмеялся, ощутив приятное тепло внутри. Первый осторожный шаг оказался многообещающим: женщина перед ним явно была заинтересована и чувствовала себя комфортно. Его план постепенно начинал сбываться, хотя он ещё не знал точно, куда приведёт этот разговор.

Усадив Ольгу Петровну за стол, Михаил неторопливо начал раскладывать фотографии, как карты, желая впечатлить сноровкой и элегантностью.

– Посмотрите на этот снимок, – вдохновенно начал он, указывая на фото женщины, задумчиво глядящей в сторону, словно прислушиваясь к тихой мелодии, доступной только ей. – Что вы здесь видите, Ольга Петровна? Просто женщину? Нет, это целая история, даже роман! В её глазах всё: тоска, ожидание чуда, понимание того, что жизнь сложнее советской инструкции к стиральной машине «Вятка-автомат».

Ольга внимательно изучила фотографию, примеряя на себя роль искусствоведа на подпольной выставке.

– Да, глаза выразительные, но не слишком ли много эмоций вы приписали одному взгляду? Может, она просто вспоминает, выключила ли дома утюг, – игриво ответила она, и Михаил сразу понял, что перед ним достойный оппонент, готовый к интеллектуальной дуэли.

– Утюг, говорите? – Михаил притворно задумался, словно взвешивая её предположение. – Нет, утюги забывают женщины, далёкие от высокого искусства. Наша героиня явно размышляет о своём жизненном пути, мечтах и, конечно, о том, как сохранить причёску в условиях постоянного ветра перемен!

Ольга рассмеялась и взглянула на Михаила с ироничным восторгом, признавая его ораторский талант и желая продолжить эту игру.

– Михаил, вы могли бы комментировать выставки в Эрмитаже! Представьте очередь желающих узнать, почему улыбается Мона Лиза: ей понравился анекдот художника или она наконец поняла, где муж спрятал деньги?

Михаил театрально приподнял бровь, изображая внезапную серьёзность:

– Нет, дорогая Ольга Петровна, Мона Лиза улыбается, потому что очередь на ковёр с оленями сократилась на целых два года! Но не будем отвлекаться на западных красавиц. У нас есть свои, достойные отдельного кинофильма. Посмотрите на это фото – разве это не чистое кино?

Он подвинул ей новый снимок: женщина стояла у окна с полуоткрытыми ставнями, а луч солнца падал на её лицо, словно тщательно выставленный софит оператора.

– Вот это и есть магия кадра, – заговорщически понизил голос Михаил. – Свет играет важную роль, но главное здесь – внутреннее свечение женщины. Она не смотрит в объектив, но её образ говорит больше, чем любые слова. Согласитесь, не каждая способна так держаться перед камерой?

Ольга внимательно рассматривала снимок, невольно примеряя на себя эмоции героини. В её глазах мелькнуло что-то глубокое и задумчивое, но вскоре вернулась привычная ирония.

– Вы считаете, Михаил, что внутреннее свечение можно заметить даже на чёрно-белом снимке? Или это просто игра света и теней, которая способна обмануть даже такого опытного человека, как вы?

– Это не обман, – возразил Михаил уверенно и тепло. – Внутренний свет женщины всегда виден на фотографии, хоть на чёрно-белой, хоть на снятой аппаратом «Смена-8М». Поверьте, женщина, излучающая такой свет, могла бы сыграть главную роль в фильме, для которого я никак не могу найти подходящую актрису.

– Фильм? – Ольга Петровна приподняла брови с подозрительным любопытством. – Надеюсь, не из тех картин, что смотрят работники ЖЭКа за плотно зашторенными окнами?

Михаил притворно ужаснулся и воздел глаза к потолку, словно прося спасения репутации:

– Что вы, Ольга Петровна! Я говорю о кино как о высоком искусстве, где важен не только сюжет, но и глубокая личность героини. Нужна женщина с внутренним стержнем, способная нести сюжет, как несущая конструкция советского небоскрёба. Это особый тип личности, способный заставить зрителей задуматься о глубине внутри них самих, которую они забывают, отдавая предпочтение «Кабачку 13 стульев».