Александр Богатырёв - Марсианин
Ну а мы в это время достигли наконец ВПП.
Я же всё это время жадно смотрел на светло-синее небо, на мелькающие внизу виноградники и мне аж глаза резало от изобилия красок. Из задумчивости меня вывел толчок — колёса челнока коснулись бетона. Потом плавно касается бетона передняя стойка шасси и почти тут же рывок — вышли тормозные парашюты.
А я всё смотрю на бетон, выгоревшую на солнце траву, на далёкую зелёную-зелёную лесополосу… и не могу оторваться.
ВПП проскочили почти всю и остановились у дальнего её края.
Машина застыла. Я слышал как экипаж переговаривается с диспетчерской, и выключает параллельно с этим системы челнока.
— Хорошо сели «Антарес»! Поздравляем! С прибытием! — видно у экипажа «Зари-М» очень даже приподнятое настроение.
— Спасибо! Спасибо!.. А кстати, как думаете, кто нас ЗДЕСЬ из начальства встречать будет?
— Да наверняка Кудряшов. Он же здесь до сих пор филиалом Центра Подготовки командует[10]. Наверное уже всех в аэропорту «построил» — сейчас прибегут.
А я всё смотрел и смотрел в иллюминатор. На пожухлую траву, на бетон, на весёлого, красного цвета машины перемещающиеся к нам. И не мог отделаться от ощущения, что это мне снится — на Марсе часто снилась Земля.
На краю полосы стоял жиденький ряд людей в рабочих спецовках. Они что-то орали и размахивали руками, пока не прибежал какой-то начальник и не шуганул их оттуда.
Но люди наоборот, тем временем, стали появляться на крышах дальних хозпостроек, и на заборе.
И их там становилось всё больше. Всем хотелось запечатлеть в памяти исторический момент.
Наконец пригнали тягач и наш челнок оттащили на стоянку, где собралась уже целая толпа встречающих: врачи, милиция, военные, лётчики и ещё толпа гражданских.
Врачи были с носилками. Это наверняка для меня… мне это сильно не понравилось. И обидно стало — что я зря, что ли, всю Марсианскую эпопею мышцы качал, чтобы не атрофировались чтобы меня вот так просто в горизонтальном положении вынесли?
— Э! Мужики! — взмолился я, — вы только меня вот этим не отдавайте, а?
— А кто там? Кому?
— Да вон тем с носилками!
— Гм! Отобьём! — говорит командир экипажа «Зари» но потом скептически смотрит на меня, — ну а ты-то как, сам сойдёшь?
— Сойду! — уверенно заявляю я.
— Ладно.
Тут подкатили трап, и какой-то ретивый техник взбежав по ступенькам хватанулся за люк. Зря он это сделал. Обшивка корабля не могла успеть так быстро остыть после торможения в атмосфере. У медиков тут же появился клиент с ожогом кисти. Его убрали и мы открыли люк.
Как и договаривались, первым вышел командир «Антареса» и экипаж экспедиции.
Как только наш командир появился в проёме люка врачи «сделали стойку» и чуть не кинулись на него.
Тот же коротким жестом и остановил и умерил их прыть.
А после вышел я.
Я долго представлял как это будет…
Но это не то…
Как только я шагнул на трап на меня обрушился шквал ощущений. Я стал как вкопанный.
Одно дело видеть через иллюминатор — другое глазами.
Всё казалось таким ослепительно сочным, ярким, насыщенным. Что хотелось зажмуриться. Ослепительно зелёные деревья, ослепительно синее небо, ослепительно золотистая выгоревшая на солнце трава… и жаркий ветер, несущий с юга запахи далёкого моря.
И все эти ощущения настолько сильные! Слышу как сзади потрескивает остывая теплозащитное покрытие челнока, как ветер шелестит в далёких кронах… как орёт толпа нас встречающая.
— Помощь не требуется? — слышу снизу знакомый голос. Внизу, как обычно в форме лётчика-полковника стоит небольшого роста коренастый человек с сильно загорелым лицом. Полковник Кудряшов.
— Не, Борис Григорьевич, — ну разве что от медиков отбиться.
— Поможем, спускайся! — Кудряшов широко улыбается.
Делаю первый шаг вниз и тут… ситуация дубль.
Помните, как я ковылял по трапу «Ласточки» с телекамерой и снимая весь свой спуск? Так вот и здесь делаю шаг и с ужасом ощущаю, что отвык я от такой гравитации! Сильно отвык. А спуститься надо. И опять не споткнувшись. Останавливаю жестом, кинувшихся, было, на подмогу и продолжаю шагать. Медленно.
Последние шаги — они тоже важны. Так что дойду сам.
Кудряшов понимает моё состояние и поэтому застыл у подножия трапа, готовясь в случае чего прийти на помощь. Но я всё равно сам, крепко цепляясь за перила, добираюсь до бетона.
Всю дорогу шаг в шаг, за мной следовал экипаж «Зари». Видно тоже страховали.
Но тут стоило мне только ступить на бетон, народ съезжает с катушек и подхватывает всех нас на руки. Это в мои планы совсем не входило. Кричу: «Стойте! Стойте! Поставьте на Землю!»
Народ тут же пугается и ставит меня на Землю.
Расталкивая всех к нам ломятся медики.
— Всё в порядке! Всё хорошо! Стойте! — увещеваю окружающих меня, а сам медленно и аккуратно оседаю вниз на колено.
Люди, наверное, наконец, понимают, что мне надо и настороженно наблюдают.
Осторожно прикладываю ладонь к земле.
Бетон под пальцами твёрдый, шершавый, горячий.
Я вспоминаю, как сеял сквозь пальцы песок Марса, принесённый мною в лабораторию Базы, как вертел в руках первые куски скальной породы, что отколол там же неподалёку. Но это был Марс. Сейчас же под руками был хоть и бетон, но это была Земля.
Мне за этот жест потом пеняли «символизмом», и склонностью к позёрству. Да начхать мне на все эти…
Мне действительно НАДО было прикоснуться к Земле. Вот НАДО и всё!
И пусть психологи в этом потом разбираются.
Долго я так стоял на колене. Пока стоял, наш полковник восстановил контроль за ситуацией и разогнал набежавших лишних и посторонних. Слышал, как он матерится по рации пеняя кому-то за сильную нехватку милиции и отсутствие порядка.
Когда поднял глаза, он как раз стоял надо мной.
— Владимир, у тебя всё в порядке?
Я помялся и потом признался, что требуется помощь, чтобы подняться на ноги. Мне помогли, но теперь уже крепко держали под локти.
— Так парни, у нас проблемы, — объявил всем Кудряшов, — снаружи — ах-херенская толпа собралась. С наличными силами не прорвёмся. Предлагаю пока пройти в здание аэровокзала.
— В столовую… — вставил я.
— Ты что, есть хочешь?!
— Там есть борщ?
— Есть!
— Понимаете, Борис Григорьевич… я почти три года не ел нормального русского борща!
— Вот теперь я сам вижу, что мужик здоров! — воскликнул Кудряшов, — тащим его в столовую!
По настоянию врачей далее меня только несли. Несли в специально принесённом для этого кресле. Я же дико озирался по сторонам, ловя каждую деталь и не забывал бодро улыбаться.
Всё это время полковник Кудряшов следовал с нами, не забывая время от времени выдавать руководящие, как он любил при нас выражаться, «указивки» суетящимся вокруг работникам. Улучшив момент, когда нас дотащили до столовой, он спросил меня:
— Ну как, пригодилось что-нибудь из нашей науки выживать там на Марсе?
— Весьма и много! — Ответил я.
Кудряшов и его специалисты нас всех готовили по части выживания в экстремальных условиях.
— Потом расскажешь подробно, — продолжил он, — нам следующие смены готовить и обучать. А пока кушай, сил набирайся. Уже несут.
Он кивнул на официантку аж красную от усердия несущую на подносе тарелку чуть меньше среднего тазика. J
Этот борщ, который я там съел был самый вкусный борщ в моей жизни!
Где-то через час, снаружи навели порядок и нас всех отвезли в Центр Подготовки, что находится на Пионерском проспекте. Всю дорогу на обочинах стояли сплошной стеной люди, махали руками и аж прыгали от радости. Я же смотрел на них и с ужасом осознавал, что нормальная жизнь вот с такой Славой это для меня как бы не недоступная роскошь… Да, тяжко придётся!
Ночевали в Центре.
Мне всю ночь снился Марс.
…Помню, когда нас в процессе подготовки отправили на две недели на орбиту…
Весь полёт, чтобы не перегружать наши Орбитальные Станции проходил на борту «Молнии». Только в грузовом отсеке был специальный модуль по типу нашим малых ОС. Для меня тот полёт был вторым, но запомнился он мне весьма интересной эволюцией моего миропонимания и мироощущения.
Так как экипаж был советско-китайский, то нас разбили на пары. Моим напарником тогда был тот самый Цай Мин-Нэн. В короткие перерывы между тренировками и работой любимым развлечением у всех было смотреть на Землю. Мы тоже были не исключением…
Это зрелище было поразительным.
В белизне скученных облаков и бесчисленных оттенка синевы океана исчезали гудение механизмов космического корабля, треск помех, даже собственное дыхание. Нет ветра, холода или запаха, связывающие с Землёй. Вроде был ты бесстрастный наблюдатель, снисходительно взирающий со своей космической высоты, но при этом так взволнован, что не отдаёшь себе отчёта, насколько крепко связана твоя душа с Землёй, проплывающей под тобой.
