Максим Макаренков - Ангелы крови
И что самое мерзкое, он проиграл.
Оставался, правда, весьма значительный шанс, что дело удастся исправить. Объект не выносил дневного света, забивался в свою нору и впадал в спячку. Мистер Джонсон надавил на нужные рычаги и теперь ждал, когда ему назовут адрес дневного убежища вампира.
Несмотря на достаточно серьезный урон, нанесенный сотрудникам мистера Джонсона самим Кинби и так некстати оказавшимися на месте событий полицейскими, в его распоряжении еще оставались группы, которые можно было использовать в качестве пушечного мяса, а также несколько высококлассных специалистов, уровня «призрак».
Некстати припомнив, что троих «призраков» он потерял сегодня ночью, мистер Джонсон поморщился.
Выращенные в далеких южных городах, «призраки» были неимоверно дороги и столь же эффективны.
Теперь оставалось только сожалеть и подсчитывать убытки.
Тяжело вздохнув, мистер Джонсон потянулся к стакану, в котором пузырилась минеральная вода из высокогорных источников.
Дверь бесшумно открылась, и на пороге возникла худощавая фигура в черном комбинезоне. Лицо вошедшего скрывал шлем, наподобие мотоциклетного, но хозяин кабинета сразу понял, кто перед ним.
Чувствуя оглушающую обреченность, он все же потянулся к пистолету, укрепленному под столешницей, но нежданный гость сделал незаметное движение рукой, и мистер Джонсон тонко взвизгнул, подпрыгнув в кресле — широкое лезвие метательного ножа насквозь пробило бицепс.
Аккуратно закрыв дверь, Кинби двинулся к столу.
— Здравствуйте, мистер Джонсон. Приношу вам свои извинения за то, что нанес визит без предупреждения и за доставленные неудобства, — шлем делал голос глуховатым и странно вибрирующим.
Боль и дикая вежливость гостя заставили мистера Джонсона мелко захихикать. Он чувствовал, как дребезжащий смешок рвется наружу.
Тем временем Кинби перегнулся через стол и все также вежливо спросив: — Вы позволите? — медленно, прокручивая лезвие в ране, потянул на себя нож.
Задыхаясь от боли, мистер Джонсон дугой выгнулся в кресле. Свободной рукой он нелепо, по-старушечьи, бил по черной перчатке, тянущей лезвие из раны.
Вытащив, наконец, лезвие, Кинби обтер его о пиджак хозяина кабинета, и поигрывая ножом опустился в кресло. Вальяжно откинулся, закинул ногу на ногу:
— Итак, мистер Джонсон, я уже принес вам свои извинения. Теперь поговорим.
— Поговорим? — жестко повторил вопрос Кинби и Джонсон с трудом кивнул, чувствуя, как текут по лицу струйки холодного пота.
— Замечательно. Собственно, вопросов у меня немного. Итак, вопрос первый. Вам заказал меня Олон?
Мистер Джонсон кивнул снова. Протолкнул через сухую глотку слова:
— Я браться даже не хотел. Но, поймите меня правильно, это мой бизнес…
— Я понимаю. Прекрасно понимаю, поверьте, — закивала зеркальной головой жуткая фигура в черном, и мистер Джонсон вдруг позволил себе подумать, что возможно он останется жить. Надо только быть откровенным. Очень-очень откровенным.
— Он разговаривал с вами лично? — задал следующий вопрос Кинби.
— Да, он потребовал личной встречи. И настаивал на немедленном проведении операции.
— Заказ был только на меня?
— Нет, в контракт входила и ваша секретарша. Юринэ, если не ошибаюсь.
— Поймите, прошу вас, поймите меня, господин Кинби, — попытался прижать руки к груди мистер Джонсон, но сморщился от боли и зажал ладонью рану, — я не мог. Просто не мог отказаться. Дому Тысячи Порогов не отказывают. Попросту не отказывают…
Голос его упал почти до шепота, и Кинби с интересом всмотрелся в лицо сидящего за столом человека. Он боялся. Боялся сильно и не скрывал этого. Причем сейчас он боялся не Кинби.
Точнее, не только Кинби.
— И почему же Дому Тысячи Порогов не отказывают? — Кинби поигрывал ножом, вертя его между пальцами. Мистер Джонсон заворожено смотрел, как серебристой рыбкой скользит по черной перчатке маленькая изящная смерть.
— Вот с заказом на меня, — продолжил Кинби, — совсем странно получилось. Вы же профессионал, у вас устойчивая репутация. Зачем же взялись за такую авантюру?
— Нельзя. Нельзя им отказывать, — почти умоляюще прошептал Джонсон. — Поймите вы, они могут страшные вещи делать. Сейчас они стараются быть в тени, действуют чужими руками. Но вы поинтересуйтесь, что случилось, к примеру, с Ричардом Райли или Сергеем Кроносом…
— Поинтересуюсь. Обязательно поинтересуюсь, — несколько рассеянно бросил Кинби.
В принципе, расспрашивать мистера Джонсона было больше не о чем. И все же Кинби медлил, все крутил и крутил между пальцев нож, молчал, хотя нужно было заканчивать и убираться, пока не все входы-выходы блокированы.
Но какая-то мелочь не давала детективу покоя, еще не оформившийся вопрос вертелся на языке.
Наконец вспомнилось — Марта бинтует Юринэ, он сидит рядом на корточках. Марта говорит об убийстве Билла Грузовика.
— Мистер Джонсон, а не ваши ли специалисты отправили на тот свет Билла Грузовика?
Джонсон отрицательно покачал головой. Побледневшие губы разлепились:
— Нет, что вы. К этому я никакого отношения не имею.
— Тогда кто?
— Поверьте, не знаю. Но если хотите знать мое мнение — то без Олона или самого Хранителя Порогов тут не обошлось. Слишком вызывающе и грязно все это было проделано.
— А не слышали вы о каком-нибудь артефакте времен Войн Воцарения?
Джонсон снова отрицательно мотнул головой. Ему было очень плохо. Кровь пропитала рукав пиджака, просачивалась между пальцев, капала на дорогой ковер. С каждой упавшей каплей нарастал шум в ушах, усиливалась тошнота.
— Последний вопрос. Олон говорил что-нибудь о причинах срочности? Не поверю, что вы вот так сразу согласились.
— Нет, конечно, — слабо улыбнулся мистер Джонсон, — не сразу. О причинах он ничего не говорил. Сказал только, что выполнение этого заказа может сыграть решающую роль во всей моей дальнейшей жизни, поскольку Дом никогда не забывает тех, кто оказал ему важные услуги. И добавил, что скоро очень многое изменится.
— Благодарю вас, мистер Джонсон, — сказал Кинби.
Встав, он подошел к столу.
Мистер Джонсон смотрел в непроницаемую зеркальную поверхность щитка, закрывавшего лицо Кинби и видел в нем отражение очень бледного человека с дрожащими губами.
Смотрел на мертвеца.
— Но-о-о… Я-я-а-а, — жалобно проблеял он.
— Вы подняли руку на моих людей, — мягко, словно разговаривал с ребенком, сказал Кинби и молниеносным движением вонзил нож в макушку мистера Джонсона.
Подождал, крепко держа короткую рукоять, пока тело не перестанет дергаться, и разжал руку.
Голова мистера Джонсона с сухим костяным звуком упала на столешницу красного дерева.
Аккуратно закрыв за собой дверь, Кинби прошел через просторную, отделанную тончайшими пластинами светлого камня, приемную. Личные охранники мистера Джонсона, добберы из поклоняющихся Тысячеликой Пустоте, лежали, уставив в потолок мертвые глаза неестественно маленьких задних лиц. Оба умерли мгновенно, не успев даже понять, откуда взялась фигура в черном.
Посмотрев на браслет, плотно обхватывавший запястье левой руки, Кинби ускорил шаг. Браслет напоминал часы, только вместо стрелок и циферблата, под стеклом медленно перетекал сгусток серой мглы с пульсирующей в центре зеленоватой точкой.
На глазах зеленый цвет пульсации становился все бледнее, в нем появлялись лимонно-желтые проблески.
Следовало поспешить. «Дождевая пелена» сделала свое дело. Благодаря этому боевому амулету Кинби не раз удавалось целым и невредимым возвращаться на базу своего Отдельного Диверсионного и уцелеть до конца Войн Воцарения, но каждый раз жрецы Итилора доводили себя до изнеможения, заряжая побрякушку.
«Дождевая пелена» делала своего обладателя абсолютно невидимым для любых средств защиты, включая магические круги Окончательного Лодочника и хитроумную механику техножрецов Лантоя.
Амулеты эти были безумно дороги, прожорливы и требовали пристального внимания жрецов Итилора, которые, сразу же по окончании Войн, прекратили вмешательство в мирские дела. Вскоре они стали абсолютно бесполезны, да и магистрат, на всякий случай, объявил их незаконными. Но, навсегда покидая расположение Особого Диверсионного, Кинби унес в своем багаже черный комбинезон с солнцезащитным шлемом, метательные ножи и «Дождевую пелену».
Словно знал, что пригодится.
Предстояло пройти по длинному коридору и миновать вестибюль. Пока амулет выручал, в здании царила сосредоточенная тишина, какая бывает в офисных помещениях, где каждый занят своим, ужасно важным, делом.
Ускоряя шаг, Кинби пересек вестибюль и открыл тяжелую стеклянную дверь. Яркий солнечный свет, пусть и притушенный фильтром шлема, ударил по глазам. Кожу стянуло, в висках застучали молотки — день отторгал порождение ночи, яростно протестуя против вторжения в свои владения.