Константин Стригунов - Контрмеры
Взгляд Рида перестал быть пристальным и по его выражению можно было сказать, что директор понял намёк своего друга.
— Что-нибудь еще известно? — спросил Рид. Генерал отрицательно покачал головой.
— Нет. Мы знаем лишь факт подрыва. Остался ли кто-то в живых — неизвестно.
Рид тяжело вздохнул.
— Выходит, мы знаем, что скорее всего на отряд напали и первым кандидатом на эту роль выступает русское подразделение. Раз пришла команда на подрыв, значит ситуация была критической, верно?
— Да, — согласился Холл, — у них был совершенно однозначный приказ использовать подрыв только в самом крайнем случае.
— Похоже, он настал, — Рид мрачно усмехнулся. — Как на счет остальных?
— Предположительно, они будут у Периметра в ближайшие десять-двенадцать часов. Там для них заранее подготовлен коридор.
— Браян, как мне об этом сообщить президенту? Я не могу прийти в Белый дом и с порога заявить: «Сэр, мы облажались и теперь русские могут узнать о наших планах». — На лице Рида появились оттенки растерянности.
— Попытайся ставить акцент на получении важнейших данных, — произнес Холл, не без удовольствия посмотрев на свои до блеска начищенные туфли. — Добавь про выполненную задачу и малую вероятность обладания противником известных нам сведений.
Рид с удивлением посмотрел на своего заместителя.
— Не ожидал таких советов от отставного генерала, — произнес директор и Холл заметил проскользнувшую улыбку на его лице, которое тут же стало серьезным. — Меня беспокоит другое, — сказал Рид.
— Ты о чём?
— Удастся ли нам без последних данных «Нептуна» проверить слова агента? Нельзя полагаться только на один источник, пусть даже и проверенный.
— Согласен, но даже известного нам хватит для перепроверки его слов. Если не считать точки входа в сверхразлом. — Последние слова Холла заставили встрепенуться начальника.
— То есть, мы можем проверить все, кроме самого главного? Какая ирония… Брайан, на этом основана вся будущая операция, — напомнил Рид. — Если мы не сможем доставить устройства, все пропадет, так и не успев начаться.
— Наши аналитики сумели ограничить район поиска, — сообщил Холл, постаравшись немного приподнять настроение босса.
— И насколько? — скептически уточнил Рид.
— До ста тридцати квадратных километров. Если запустить пару…
— Запустить?! — оборвал его Рид. — Тебе же лучше всех известно, сколько на поиск понадобиться времени, а его как раз и нет! Будь у нас время, то не было бы необходимости обхаживать агента — мы могли и без него справиться.
Наступившее молчание прервал Рид, который извинительным тоном произнес:
— Ты прав, Браян, мне не стоит высказывать все это тебе. Сейчас нужно не упустить преимущество.
Из стола он достал пятидесятистраничный доклад и положил его перед Холлом.
— Кстати, мне понравилась твоя идея. В тексте слово «Иран» встречается семьдесят шесть раз — чаще, чем какое-либо еще.
— СМИ подхватят этот доклад и преумножат эффект тысячекратно. Если не давать затухнуть поднятой шумихе, то общественное мнение однозначно нас поддержит. Ты же понимаешь всю силу вовремя сказанного нужного слова?
— Спасибо, я знал, что всегда могу на тебя положиться.
На этом разговор был закончен и когда генерал покинул просторный кабинет, Уильям Рид набрал номер человека, сидевшего в другом здании.
* * *— Здравствуй Уильям, — из телефонной трубки раздался усталый голос.
— Еще один тяжелый день Пол? — Рид постарался произнести слова бодрящим тоном, но получилось не слишком удачно.
— Дел навалилось больше, чем я вообще помню, но ты ведь звонишь не для того, чтобы поинтересоваться моими делами, верно?
— Ты прав, Пол. Есть одно щекотливое дело и его нужно срочно обговорить при личной встречи.
— Все настолько серьёзно?
— Даже хуже, чем ты себе представляешь.
Наступило короткое молчание.
— Через час устроит? — спросил человек на другом конце связи.
— Отлично, я буду ждать.
1 ноября 2016 года. Москва, международный аэропорт «Шереметьево»День был пасмурным с редкими прояснениями на небе, зато к удовлетворению дипкурьера дождя не намечалось, о чем он успел прочесть в своем планшете на одном из метеосайтов. Выйдя из самолета по телескопическому трапу номер семнадцать терминала «Шереметьево-D», он без единой заминки был пропущен через паспортный и таможенный контроль, а при выходе его ждала машина с правительственными номерами. Поздоровавшись с водителем, он сел внутрь и автомобиль выехал к Международному шоссе. Сидя в нем, курьер бережно передал нужный пакет фельдъегерю, подтвердив, что в пути ничего не произошло и перелет был дежурным. Дальнейший маршрут правительственного курьера занял чуть больше часа с учетом московских пробок, когда машина въехала в закрытую территорию целого комплекса зданий, входящих в штаб-квартиру Службы внешней разведки России близ района Ясенево. В советские времена ей предшествовало Первое главное управление КГБ СССР, занимавшееся политической разведкой за рубежом, однако после путча в августе девяносто первого года указом Президента его вывели из-под единой спецслужбы и до восемнадцатого декабря оно называлось Центральной службой разведки. Теперь эта структура наследовала лучшую в мире разведку, в которой Советский Союз был впереди планеты всей, хотя после трагических событий в девяносто первом году и ее затронул ветер перемен. С тех пор СВР прошло через реформы, проведенные часто не наилучшим образом и не способствовавшие повышению эффективности ее работы. Особенно пострадала Служба от назначения на высокие должности людей, имевших весьма посредственное представление о специфике ее работы, однако вследствие политической целесообразности и выгоды на верху порой попросту не обращали внимание на серьезнейшие последствия подобных назначений. Некоторое время ходили слухи об обратном переподчинении СВР в ФСБ, в составе которой она якобы будет действовать лучше. Предполагалось, что перевод проведут в несколько этапов в течение пары-тройки лет, но тектонические события на мировой геополитической карте привели к отказу от идеи очередной реорганизации. При этом накал критики в адрес Службы не уменьшался и выплескивался волной недовольства с каждым разом, когда случалось какое-либо событие, чье зарождение не было заблаговременно вскрыто разведкой. Таким образом регулярно всплывали сообщения, в том числе от сотрудников СВР, что добываемая ведомством информация совершенно не удовлетворяла военно-политическое руководство страны и разговоры о слиянии с ФСБ только усиливались. Изменение же ситуации произошло незаметно для большинства экспертного сообщества и обозревателей. Начиная приблизительно с две тысячи двенадцатого года, повальная критика несколько снизилась, хотя недовольные сообщения продолжали появляться особенно с началом Арабской весны. Данный факт сбивал с толку и вводил в заблуждение подавляющее большинство тех, кто внимательно следил за всем, что вертелось вокруг вопроса слияния, включая и зарубежные спецслужбы. Кое-где в статьях появлялись предположения, будто СВР чуть ли не провело операцию по улучшению своего имиджа в СМИ, а главными затейщиками вброса выступили некоторые высокопоставленные чиновники Службы с целью не допустить окончательного формирования общественного мнения, где их ведомство выступало неэффективной самостоятельной единицей. Подобной версии не верили, хотя и она быстро нашла своих сторонников. События воспринимались некой межведомственной грызней и борьбой отдельных кланов в политическом руководстве России, что в результате сыграло на руку тем, кто владел если не полной информацией о происходящем, то как минимум знал куда больше других.
Все началось восьмью годами ранее с момента, когда в машину советника российского посольства в США была подброшена бумажка, которую он заметил лишь по пути назад, когда случайно взглянул на сиденье справа от себя. На нем лежал смятый клочок бумаги, которого раньше в машине не было. Данное обстоятельство насторожило дипломата, однако он решил не подавать виду и продолжил ехать также, как и раньше, поскольку не без оснований опасался за собой слежки, особенно после сообщений контрразведчиков о не ослабевающей плотности наружного контроля вот уже целую неделю. Столь сильное «опекунство» связывали с приездом министра иностранных дел России в Вашингтон, назначенный на следующую неделю и никто не хотел скандала накануне встречи двух главных дипломатов обоих государств. Советник тогда не обратил внимание, были ли еще рядом какие-нибудь машины диппредставительств других государств, но внутреннее чутье ему подсказывало, что автор подброшенной бумажки знал, кому он бросил записку. В конце концов вычислить нужную машину по номерам не было чем-то сложным. Положив бумажку в карман, мужчина отнес находку к своему начальнику, с которым они вместе ознакомились с ее содержанием. Там от руки были набросаны несколько строк на английском языке с просьбой о встрече на конфиденциальной основе по весьма серьезному делу. Указанное в записке место для следующего контакта неизвестный выбрал довольно удачно с учетом означенных условий, но когда информация попала на стол к резиденту, то последний отнесся к ней с большой долей скептицизма. Никто не мог дать гарантию, что подобной «инициативой» некоторые круги в американском истэблишменте не попытаются сорвать намеченные переговоры по ближневосточной проблеме. История знала подобные примеры и разведчикам никак не хотелось пополнять их число. Кроме того, не исключался и вариант с психически больным человеком, коих в посольстве нагляделись немало. Да и опять же, никто не мог дать гарантию, что «психбольной» — не какая-нибудь провокация с американской стороны, тем более этот прием ими применялся часто. Посовещавшись, на первый раз решили вообще никак не реагировать и логика решения была проста: если это подстава, то скорее всего больше со стороны незнакомца никаких записок не последует. С другой стороны серьезно настроенный инициативник попытается вновь выйти на контакт, что, впрочем, совершенно не означало немедленного появления к нему доверительных чувств. Напротив, в резидентуре подумают сотню раз прежде чем связываться с ним и только после всестороннего анализа и с разрешения Центра примут окончательное решение.
