Андрей Щупов - Прыжок Ящера
— Однако, здорово, Ящер!
— И тебе того же, товарищ генерал! Все цветешь благоухаешь?
— А як же!
— Да-а… Не везет бедолагам конкурентам. Такого боровичка непросто сковырнуть на пенсию!
— Как и тебя, Ящер, — отпарировала эта седая язва.
— Шутишь, значит, хорошо живешь. Рад за тебя.
— Что ж, ты и должен за меня радоваться. Будешь печалиться, взгрустнется обоим.
Николай Васильевич (не путать с Гоголем!) давненько числился в моих приятелях. Да и как тут не приятельствовать, если на мои деньги и с помощью моих людей он ежегодно покупал новые машины, перестраивал и расширял свою без того огромную дачу. На купленных трех гектарах холмистого полесья этот прохиндей от госбезопасности сотворил фирменный дельтодром, и там же рядышком строители кропотливо разбивали трассы для начинающих горнолыжников. За всеми этими работами я зорко следил, знакомясь с ежемесячными сметами, потому как знал, что даже при использовании «солдатской дармовой скотинки» египетских пирамид не воздвигнешь. Тяжело и накладно. А потому расчет проводился элементарный: укладывается смета в суммы, выделяемые мной генералу, значит комитетчик живет честно. Если смета хоть раз превысит обозначенные нами пределы, можно без обиняков заявить: у генерала завелась еще одна дойная корова, что означает работу на двух хозяев сразу. Последнее меня, разумеется, не устраивало. Я знал, что тот же «Харбин» делал неоднократные попытки перекупить Васильича, но чекист был старой закалки — денег больше чем из одних рук не брал, на роль пронырливого Труффальдино не претендовал. И тот же «Харбин» теперь вовсю копал под ветерана, стремясь спровадить на пенсию, посадив в почетное кресло своего ставленника. В результате, подобно следователю Никулину из «Стариков разбойников» Васильич проявлял предпенсионную бдительность, ошарашивая столичных комиссаров раскрытием дел, до которых никак не могли докопаться другие. Да и отчего не раскрыть, когда рядом такой друг, как Ящер. Само собой, приходилось старику помогать. Кроме того я не садился ему на голову, и Васильич в должной мере ценил это, не без оснований подозревая, что с кодланом из того же «Харбина» навряд ли сумеет найти общий язык. Бывший студент-недоучка устраивал его куда больше, нежели бывшие уголовники. Конечно, это нельзя было назвать дружбой, но мы по крайней мере ладили.
— А я уже горькую собирался запить. В гости не идешь, по телефону не звонишь. Девятое-то мая пропустил, такой-сякой-разэтакий!
— Каюсь, пропустил.
— Не стыдно? Мог бы, кажется, поздравить.
— Да ведь объяснял уже, не знаю я ваших праздников. То день пограничника, то ВДВ, до двадцать третье февраля…
— Ты мне вола не крути! Девятое мая — святое. Это тебе не какие-то там дни, его все знают!
— Ладно, Васильич, не нападай. Ну заработался, виноват.
— Значит, по-прежнему, как белка в колесе?
— Еще хуже.
— Ладно, коли так… А то и впрямь мысли нескладные стали забредать, не случилось ли чего, не шлепнул ли кто моего Ящера.
— Вот еще! Если меня шлепнут, кто же тебя опекать будет? — я подмигнул Васильичу и катнул по полированному столу пакет. — Посчитай и удивись. Здесь, кстати, надбавка за грядущее.
— Надбавка — это хорошо, — забурчал старик. — Цены растут, жизнь, ядрена шишка, дорожает.
Пройдясь по пакету опытными пальцами, он спрятал подношение в стол.
— Сегодня во сне видел экскременты. Веришь ли, — целую гору! Проснулся и сразу сообразил — к деньгам. Экскременты, Павлуша, всегда к деньгам снятся. Ба-альшим деньгам! Потому как народная примета!
— А может, не только к деньгам?
— Ты это о чем? — круглая, покрытая седым ежиком голова начальника госбезопасности кокетливо склонилась набок.
— О том, что не надоело тебе твое генерал-майорство?
Васильич заегозил в кресле, крылья его мясистого носа энергично зашевелились. Рукой потянувшись к углу стола, он утопил потайную клавишу. Спустя несколько секунд, легкий зуммер возвестил о том, что комната чиста и никаких записей вражеская электроника не ведет.
— Мда… Теперь и погутарим, — он выложил перед собой крупные руки. — Так чего ты там про погоны обмолвился?
— Да то самое, — в тон ему ответил я. — Пора тебе, Васильич, на повышение двигать. Будешь заведовать областью, а Серегу на свое место посадишь.
— Так ты Серегу хочешь вместо меня подкармливать?
— Ну, разве что самую малость. Только и тебе с очередной звездочкой премиальные выльются, в этом не сумлевайся.
— Занятно бормочешь. Крайне занятно… Неужто хвост кто-то прищемил? С чего это ты ласковый такой сделался? — генерал хитровато прищурился. Подобные минуты этот стервец обожал. Еще бы! Можно было сидеть, откинувшись в кресле, дремотно позевывать и вполуха выслушивать жалобы всемогущего Ящера. Приятно сознавать, что и ты на этом свете кое-что можешь. Не каждый день тебе плачутся в жилетку авторитеты! При случае я охотно подыгрывал старику, но сейчас решил не увлекаться длительными прелюдиями.
— Есть маненько. В смысле, значит, хвоста. Только ты ведь про это вряд ли что слышал. Или я ошибаюсь?
Генерал сосредоточенно принялся тереть нос. Видно было, что хочется ему сказать, да, мол, есть слушок, осведомлены-с, да только не было у него никаких слушков. Пустой был старичок. Как карман бомжа.
— Ну… Вроде как Мороз куда-то запропал. Не иначе как из-за него заваривается буча?
— Пальцем в небо, Васильич! Мороз — прошлый спрос, мы о нем уже и забыли.
— Ты-то, может, забыл, а синелицые шебуршатся.
— Пусть шебуршатся. Погоды они не делают.
— Значит, все в порядке и сюрпризов можно не ждать?
— И снова не угадал. Ты мою натуру знаешь, я против закона не пру напролом. Имеется брешь, пролезу, но заборы валить не стану. И государству отстегиваю на правительственные машинки, и вашего брата не задеваю, но нынче, боюсь, без шухера не обойдется.
— Что такое?
— Некий бумс у нас, видишь ли, готовится.
— Где это у нас?
— У нас — это, значит, в твоем родном городе.
— И большой бумс?
— Немалый.
Покрытая седым ежиком голова осуждающе качнулась.
— Неужели кто-то наехал?
— Да нет… Скажем так, завелся червячок в капусте. Вот и плеснем немножечко кипяточком.
— Плохо, Павлуша. Очень и очень плохо. Что я тебе еще скажу? Шухер лишний — он всегда ни к чему.
— А ты подумай, может, и к чему! Наверняка сообразишь что-нибудь умное. Пошуметь ведь можно таким образом, что кое-кто очень даже оценит. То есть, я это к тому подвожу, что не пора ли в нашем светлом городишке покончить с преступностью окончательно и бесповоротно?
— Ну, ну? — Васильич развеселился. — Пой, соловушка, слушаю.
— Я о центровых, Васильич. Уели они меня. Решил сковырнуть, как чуждый честным гражданам элемент, как коросту с лица славного города-героя. В общем намечаются у нас кое-какие оргмероприятия, и, если ты должным боком подсуетишься, может статься, что в следующую нашу встречу на тебе воссияют погоны генерал-лейтенанта.
— Ой, складно брешешь! Век бы слушал!
— Складно — да не совсем. Потому что уже сегодня вечером исчезнет Поэль и кое-кто из его подручных.
— Окстись, Ящер! Думай, что говоришь.
— Я думаю. Но таковы обстоятельства. Собственно, я за тем и пришел, чтобы успокоить. Шум, конечно, поднимется, но можешь смело брать дело под контроль. Видишь ли, следы должны привести в «Харбин».
Генерал-майор присвистнул.
— Губа у тебя не дура!
— Хочешь сказать, что в «Харбине» сидят честные люди?
— Да нет, конечно! Какая там, к дьяволу, честность! Хочу сказать, что мне еще хочется жить.
— Представь себе, мне тоже. Но с «Харбином» все-таки кое-что произойдет. Да, да, Васильич! Перст судьбы и все такое. Хотел бы иначе, да не получится. О подробностях узнаешь чуть позже, а пока — все, что от тебя требуется, это должный настрой. Не впадай в панику, и если что желаешь навесить на будущих покойников, как следует покумекай. Через часок свяжись по этому телефону, — я продемонстрировал ему визитку Ганса, — и объясни, где какую захоронку искать.
— Шутишь? Когда же я успею?
— Надо успеть.
— Нет, Ящер, час — это мало, — генерал всерьез разволновался. При этом видно было, что он лихорадочно что-то про себя обдумывает. — Есть, конечно, нужные пальчики, нужные улики, но так вот сразу не соберешь! И адъютант верный, как на зло, в отпуске. Не-ет, брат, тут серьезно готовиться надо, семь раз все взвесить и отмерить.
— Вот и отмеряй!
— Да т смеешься! За час я не управлюсь.
— Что ж, только для тебя, Васильич, — я, вздохнув, показал ему три пальца. — Но связь только через Сережу и только по этому телефону. Комбинация затевается масштабная, размером со свеженький айсберг.
— А ты не мог мне об этом попозже сказать? Нельзя же так, в самом деле!
