АЛЕКСАНДР АБЕРДИН - ХРОНОСПЕЦНАЗ-1
Зато с грузовиками, полугусеничными бронетранспортёрами, обеими танками и мотоциклами то и дело случались неполадки и потому гауптштурмфюрер Зибер уже к вечеру весь изошел на дерьмо, а поскольку ехать ночью было довольно опасно, немцы уже боялись партизанских засад, он приказал механикам всё починить и исправить. Не смотря на это отряд преследования постоянно отставал от обоза на сутки. У немцев была прекрасная радиосвязь, так что Кровавый Вилли постоянно получал донесения о том, где находится обоз с детьми. Вскоре немцы практически без боя заняли Микоян-Шахар, будущий Карачаевск, и снова отряд преследования не смог броситься в погоню немедленно. Как и прежде подвела техника, которую умело и очень аккуратно портил Деноал. Только на следующее утро немцы смогли въехать в ущелье Теберды. Вот тут у них начались неприятности иного рода. Их несколько раз обстреляли со склонов партизаны и отряд понёс первые потери, было убито четыре эсэсовца и тяжело ранено ещё трое, так что в Нижней Теберде им пришлось заночевать.
В саму же Теберду они въехали в полдень одиннадцатого августа и там у них заглохли двигатели обоих танков, всех бронетранспортёров и половины машин и потому гауптштурмфюрер Зибер при всём своём желании не мог продолжить погоню, хотя разрыв сократился уже до четырнадцати часов. В это же самое время я вышел на дорогу в двух километрах от моста ближе к Клухору и властно приказал:
- Стоять! Старший обоза, ко мне. - Николай Ларионов спрыгнул с линейки неторопливым шагом подошел мой гладко выбритый предок и принялся сверлить меня нахмуренным взглядом, а я, видя "следы" стремительного падения на его многострадальных малиновых петлицах, прикреплённых к воротнику кителя, улыбнулся - Привал, капитан. Лошадям нужно дать отдохнуть, иначе они не вытащат линейки на перевал. Основная тропа ещё не завалена камнями, я специально приказал этого не делать. Завтра утром продолжите путь.
Николай Иванович отдал мне честь, представился, коротко объяснил, что у него за обоз и заявил мне решительный протест:
- Товарищ капитан, фашисты нам в спину дышат, я это чувствую. Поэтому разрешите продолжить путь.
- Не разрешаю, Коля, - сказал я с лёгкой укоризной, - говорю же тебе, лошади устали. До завтрашнего утра немцы из Теберды не выедут. У них больше половины техники неисправна. Мои люди мне об этом уже сообщили, а ты отправишься в путь ровно в семь утра, чтобы при свете дня пройти через перевал и начать спуск с него. До самого серпантина дорога хорошая, потом будет похуже, но до озера Клухор беспокоиться точно не придётся, зато на перевал придётся подниматься пешком, а лошадей вести в поводу, если не хочешь лишиться повозок. И ни о каких немцах не беспокойся. До тех пор, пока ты не начнёшь спуск с перевала, они дальше этого моста не пройдут, капитан. Так что прикажи людям сделать привал.
Мой предок, который был похож на меня довольно сильно, но только на пару сантиметров ниже, недоверчиво спросил:
- И кто же их не пропустит в ущелье?
Широко улыбнувшись, я беспечно сказал:
- Я не пропущу их, Коля, - после чего убрал с лица улыбку и негромко проворчал, - обо мне никому не слова, если хочешь снова стать капитаном. - подумав, я добавил - Ты выполняешь приказ товарища Сталина, я выполняю приказ товарища Берии, а о его секретных приказах и их исполнителях, лучше не распространяться.
Николай Иванович понимающе кивнул и спросил:
- Товарищ капитан, может быть вы тогда позволите мне с десятью моими лучшими разведчиками остаться и принять бой? Надоело отступать, товарищ капитан. Ещё с моста я разглядел в бинокль на склоне горы, выше леса, пулемётное гнездо, но немцы ведь обязательно обойдут вас с флангов. Мы разобьёмся на две группы и прикроем вас. Пулемёты у нас имеются, патронов хватит на три часа боя.
- Не позволю, капитан, - сказал я нахмурив брови, - ты должен выполнить приказ Верховного главнокомандующего, а я со своими людьми выполню приказ Лаврентия Павловича. Всё, разговор на этом окончен. Мы тут вам немного мяса заготовили, имеются также крупы, молоко для маленьких детей и даже мармелад, но его я сам раздам каждому. Давай, капитан, командуй своим обозом.
Николай зычно крикнул:
- Привал, съезжаем с дороги. Лошадей распрячь, надеть путы и пустить пастись, кашевары, готовьтесь варить обед. Всем подойти по очереди к капитану Славину, он каждого сладким угостит.
Через пятнадцать минут бивуак уже был организован и я приступил к раздаче мармеладок. На этот раз все они были красного цвета, но первую я сам положил в рот малышке лет трёх, которая громко кашляла. Вечера были прохладные и девочка простудилась. Уже через пару минут она была абсолютно здорова. Дети вели себя тихо и держались тесной группой. Это ведь были дети войны. Пока кашевары варили в больших алюминиевых кастрюлях обед, дров роботы Деноала заготовили с избытком, я инструктировал всех, как нужно подниматься на перевал и даже раздал прочные и надёжные парусиновые беби-слинги, чтобы им было легче нести на себе детей. Линейки лошадям помогут вытащить на перевал, а затем спустить их с него, наши вездесущие роботы-невидимки. Они же не дадут никому из взрослых и детей, старшему из которых было всего тринадцать лет, оступиться. В общем всё у меня было под контролем.
Лошади не очень то налегали на альпийское разнотравье. Как только их распрягли и надели на ноги путы, они получили куда более калорийное и вкусное питание, и вскоре потянулись к воде. Через полчаса обед был готов, но первыми взрослые стали кормить самых маленьких детей. Те после мармеладок проголодались и с удовольствием скушали сначала рисовый суп с мясом, потом навалились макароны по-флотски, а затем ещё и напились сладкого чая с чуреками, намазанными гречишным мёдом. Наконец наступила и наша очередь плотно, основательно пообедать, но продуктов было столько, что их хватит не только на ужин и завтрак, но и на дорогу до Сухуми. И это не говоря о том, что десять ящиков с тушенкой и пять с патронами я приказал оставить солдатам и морякам Черноморского флота на перевале, жить большинству из которых осталось до пятнадцатого августа.
После обеда мы долго разговаривали с Николаем за жизнь. Заночевал я в их лагере, а утром, ещё в четыре часа, всех поднял и приказал срочно приготовить завтрак и только после того, как в семь утра обоз отправился в путь, посмотрев ему вслед несколько минут, сел в скутер-невидимку и отправился к своему пулемётному гнезду, сложенному из больших камней. В нём уже всё было подготовлено к бою. Несколько костров я специально не затушил, чтобы немцы увидели курившийся дымок и бросились вперёд очертя голову. Сбросив маскировочный халат и сменив фуражку на голубой берет, я встал к пулемёту "ДШК", поставленному на треногу, укреплённую каменным туром. На нём был установлен электронный прицел с баллистическим компьютером. Целеуказание на него давала целая дюжина мониторов, оснащённых мощными биосканерами, так что я мог бы открыть огонь и с дистанции два с половиной километра, но мне нужно было дать фашистам возможность переехать через мост.
Первыми на мост выехали мотоциклисты разведчики. Увидев дымок, они проехали вперёд, быстро развернулись и вернулись назад. Затем через старый каменный мост осторожно, крадучись, переехали два танка и резко увеличили скорость. Когда немецкая колонна выехала из Теберды, моторы едва "тянули", но постепенно техника, словно оживала, а теперь, в половине двенадцатого, двигатели взревели на полную мощность. Едва танки отъехали от моста на три километра, как прогремели два оглушительных взрыва подряд. Это танкам под днище взлетели мои самонаводящиеся мины-невидимки. Взрывы были такой мощности, что оба средних танка перевернулись, но не смотря на это семеро танкистов остались живы. Настал мой черёд показать фашистам, что война дело серьёзное и на ней убивают не только они. Ухватившись за рукоятки, наводя ствол по электронному прицелу, я принялся стрелять из крупнокалиберного пулемёта "ДШК" хотя и короткими очередями, но всё же в очень высоком темпе.
Первый цинк я расстрелял за тридцать шесть секунд и "стреножил" всю оставшуюся в живых немецкую технику. Специальные бронебойные пули калибра двенадцать и семь десятых миллиметра, чуть ли не на куски разносили двигатели даже бронетранспортёров. Водитель замыкающего бронетранспортёра попытался было сдать назад, но его двигатель мало того, что заглох, так ещё и мост взлетел на воздух. После этого я принялся уничтожать гестаповцев и эсэсовцев, которые сидели в бронетранспортёрах, но не всех, Французу, оберштурмфюреру СС Дитриху Фрайтагу, я сохранил жизнь, зато голову гауптштурмфюрера Зибера по прозвищу Кровавый Вилли, двумя пулями разнесло на куски. Из крупнокалиберного пулемёта я стрелял в общем-то недолго, всего три минуты и расстрелял четыре цинка.
Немцы были хорошо обстрелянными бойцами и потому быстро сориентировались. Ведя в мою сторону неприцельный огонь, они покинули автомобили, рассеялись и моментально стали обходить меня с флангов. Радист немедленно вышел на связь с другими частями, поднимавшимися вверх по ущелью Теберды, и вызвал подмогу, будто их самих было мало. Также быстро фашисты разглядели моё пулемётное гнездо, вытащили из машин миномёты и, прячась за бронетранспортёрами, открыли по нему беглый и пока что неприцельный огонь. Вскоре внизу послышалось семь взрывов, это горные стрелки налетели на мои растяжки. Расстреляв из "ДШК" четвёртый цинк, я покинул основную позицию и спустился на пару сотен метров ниже, предоставив роботам возможность снять электронный прицел. Вскоре в него влетела мина, но её взрыв был двойным и пулемёт был раскурочен так, что годился теперь только на металлолом.
