Андрей Альтанов - Зона Посещения. Гайки, деньги и пила
– По факту, он все еще числится полевым агентом. А сталкером ты стал в ту секунду, как сам добровольно пересек границу Зоны. Но это еще не все. Также я вменяю тебе хроническую алчность и участие в сговоре, целью которого была моя смерть…
Я замолчал, отыскивая взглядом необходимый удобный инструмент.
– Ну и что дальше?! Теперь сам меня убьешь?! Тогда зачем рану лечил?!
– А это чтобы ты не сдох раньше времени и хорошенько все прочувствовал. Чтобы ты осознал, за что тебе все это. Чтобы ты в Аду, барахтаясь в кипящей смоле, смог перевести дух и немного расслабиться после того, что я с тобой сделаю…
Не найдя ничего лучше, я поднял с земли «геху» погибшего наемника, аккуратно вложил в дульный тормоз вторую добытую семечку лешего и по самое цевье воткнул ствол автомата в прямую кишку Паскаля. Старый извращенец взвыл от резкой боли. Но он даже не подозревал, насколько эта боль ничтожна в сравнении с той, что ждет его впереди, когда семя лешего начнет прорастать.
Я присел у костра. На углях дрожала и слегка прыгала забытая банка тушенки, из дырок в крышке уже попахивало горелым. Пришлось ее снять и поставить остывать на ближайший булыжник. Чтобы как-то скоротать время до начала активного роста детеныша лешего, я начал обыскивать старый потертый вещмешок Чичероне.
Ничего толкового там не нашлось: небольшие запасы провизии, стандартный набор сталкерских прибамбасов одиночки, скромные приспособления для каждодневных бытовых нужд, немного «атомного риса» всех возможных цветов и небольшой, но толстый блокнотик с кожаной обложкой, перетянутый цветным эластичным канатиком. Сбоку под резинкой примостилась обычная шариковая ручка. Любопытство взяло верх, я снял канатик и открыл блокнот.
К моему большому разочарованию, записи были на каком-то неизвестном мне языке. Должно быть, старый бродяга не хотел, чтобы кто-то узнал его секреты, и использовал для записей свой особый шифр. Но вот картинки, расположившиеся на полях, а кое-где и на целый лист, вызывали огромный интерес. Представьте себе рисунки эдакого Миклухо-Маклая современности, который годами путешествовал по просторам Зоны Три-Восемь. Здесь были и анатомические эскизы неизвестных мне мутантов, и зарисовки каких-то сложных аномалий, и просто фантастические пейзажи с полями аномальных культур, которые своими глазами никто и никогда, кроме адептов нового чучхе, не видел.
Но самыми невероятными были рисунки каких-то воинов, облаченных в тяжелые механизированные доспехи. Весь их внешний вид, удивительно сложные конструкции оружия и странные обводы экзотического транспорта создавали впечатление, что это не более чем концептуальные зарисовки художника для какого-то фантастического фильма. Вот только что-то внутри подсказывало, что все это Чичероне рисовал с натуры. Однако досадно, что все комментарии и сноски к этим рисункам просто так не прочесть. Но в любом случае у меня в планах была очень долгая сердечная беседа с этим загадочным субъектом. И я буду не я, если не удовлетворю свое исступленное любопытство, если не выпытаю у него все ответы на раздирающие душу вопросы.
Рассматривая эскизы бронированных бойцов, я обратил внимание на знакомый значок, изображенный на их грудных бронепластинах. Это был графический знак зодиакального созвездия Близнецов. Он, конечно, напоминал римскую цифру два, но Чичероне очень старательно вывел значок на листике, поэтому спутать его с чем-то другим было невозможно. Отчего-то этот знак притянул мой взор, и какое-то время я не мог оторвать от него взгляда. Меня не покидало смутное ощущение, что это простенькое изображение, кроме прямого значения, еще несет в себе некую смысловую нагрузку. И мне на какой-то краткий миг даже показалось, что я знаю, какую именно. Точнее, знал – в своей прошлой потерянной жизни…
От дальнейших размышлений меня отвлекли усилившиеся крики Паскаля. Я глянул в его сторону. Связанный мастер начал дергаться и извиваться глистом от нарастающей боли. Винтовка, торчащая из его задницы, тихонько подергивалась в такт конвульсиям. Я сунул записную книжку Чичероне в карман, подхватил остывшую тушенку, обошел бревно и присел на землю напротив лица Паскаля. Под его цветистые проклятия я вскрыл банку и приступил к трапезе. Мой внутренний зверь высунул морду из темного уголка души и принялся с аппетитом пожирать страдания бедолаги, а я с не меньшим аппетитом стал уплетать слегка подгоревшее месиво из мяса, жил и еще черт знает чего. Но кроме всего прочего, впервые в моей практике мне не было противно наблюдать за страданиями клиента, наоборот, эти страдания приносили удовольствие и истинное удовлетворение от осознания, что гад действительно получает по заслугам.
Тонкие шевелящиеся корешки прорезались через кожу мастера, описывали в воздухе небольшую дугу и тут же вновь впивались в его плоть. Несведущему человеку могло бы показаться, что в теле Паскаля копошатся сотни черных «проволочных червей». Но это были всего лишь корешки одного-единственного деревца, мстящего человеку за тысячелетия безнаказанных убийств живых организмов, не способных оказать ни малейшего сопротивления своим врагам-лесорубам.
Минут через двадцать в глазах старого извращенца заблестели искорки безумия. Стройные проклятия, просьбы и мольбы постепенно превратились в бессвязные наборы слов, но вскоре и они переросли в сплошной истерический визг резаной свиньи, прерывающийся хрюкающим храпом при очередном глубоком вдохе. В какой-то момент от всей этой какофонии вдруг проснулся Чичероне. Старый сталкер немного подергался, оценивая надежность пут, сковавших его тело, а потом повернулся на бок и отыскал взглядом источник жутких воплей. Несколько минут он молча с открытым ртом наблюдал за агонией Паскаля, а потом вдруг обратился ко мне.
– Это что, леший? – Он кивком указал на оплетенное корешками тело.
– Он самый, – подтвердил я, – молодая личинка в питательной среде кишечника.
– За что его так?
– Поверь мне, он заслужил.
Я встал, пинком отправил опустевшую банку в дальний угол пещеры и направился к Чичероне. Мой сумрачный зверь уже по самое горло насытился страданиями Паскаля. Такого должно было хватить ему на пару месяцев. Но, несмотря на уже достигнутую цель, я не стал прекращать страдания старого мерзавца. Пусть до самого конца жрет эту боль за свои гнусные делишки. А чтобы зря не рисковать, когда молодой леший соберет себя в кучу и окрепнет, нужно было сменить место стоянки. И на примете у меня была парочка укромных уголков, где нас с Чичероне никто не побеспокоит.
– Сейчас развяжу тебе ноги, – я перевернул сталкера и занялся узлами, – пойдем немного прогуляемся. Но даже не пытайся освободить руки, на них браслеты – из тех модных, что чип-картой открываются. Попытаешься их взломать – отсекут тебе кисти в два счета. А теперь подъем!
Разобравшись с веревкой, я помог бродяге подняться.
– Топай, – дульный срез «калаша» уперся в спину Чичероне, – живее!
– Слушай, – сталкер кивнул в сторону вопящего Паскаля, – убей его.
– Тут я решаю, кого убивать, а кого нет. – Я достал из кармашка разгрузки небольшой моток строительного скотча.
– Ты не понимаешь! – Чичероне пытался настоять на своем. – Его нужно убить! Он…
– …не заслужил быстрой смерти! – Я закончил начатую им фразу.
Кусок серебристой ленты намертво залепил рот пленника. Чичероне сверкнул гневным взглядом и шумно засопел носом.
– Топай-топай, гуманист хренов, – я опять ткнул ему в спину стволом автомата, – у тебя еще будет шанс со мной поговорить. Причем очень скоро.
* * *Мой «калаш» последний раз громыхнул короткой очередью и смолк. Рука автоматически сбросила опустевший рожок и тут же пристегнула новый. В двух метрах от меня растянулась небольшая неведомая хрень. Неизвестный мне мутант размером с собаку был облеплен кучерявыми колючками, имел хвост бобра, две жилистые лапы и передвигался прыжками. Животинка получила всего несколько пуль, одна из которых разнесла в хлам ее гипертрофированную клыкастую челюсть. Не живучая и, можно сказать, не особо опасная гадина, если бы не тот факт, что она живет и охотится в стае.
Я окинул взглядом поле боя. Чуть больше десятка окровавленных тушек валялись в двухстах метрах от меня на берегу тонюсенькой, поросшей камышом речушки, еще столько же трупов висело на иссохших корягах поваленного леса, всего в пятидесяти метрах от меня. И лишь четыре гадины смогли приблизиться ко мне почти вплотную, но и у них не получилось запустить в меня свои крючковидные зубы. Больше никакого движения я не заметил. Издохли все.
Мне крупно повезло, что я успел засечь момент, когда стая только вышла из реки и стремглав ломанулась в мою сторону. Открой я огонь всего на десять секунд позже, и кто-то из нас двоих точно бы скопытился. Но удача сейчас была на моей стороне. Да и экзамен по точной стрельбе я сдал на отлично.
