Василий Головачев - Сборник "В огне"
– У нас скорость больше, – неуверенно сказала Катя. – Может, проскочим?
Кузьма молчал.
– В конце концов когда-то надо будет прорываться, – сказал Хасид тем же безразличным тоном.
Кузьма молчал.
– Иначе нас зажмут в угол, – хихикнула Катя.
– Расстояние до ближайшего хронозеркала семь километров, – сообщил Дэв.
Кузьма по-прежнему молчал.
– Заснул, что ли? – не выдержала девушка. – Надо что-то делать!
– У нас нет другого выхода, – заговорил наконец Кузьма. – Таран нас не спасёт. Вся надежда на маневренность «крота» и на реакцию Дэва. Вы готовы к смерти?
В рубке стало совсем тихо.
Потом Катя выбралась из кресла, подошла к креслу Ромашина. То же самое сделал Хаджи-Курбан. Кузьма подумал мгновение, вылез, и они обнялись. Потом так же молча заняли свои места.
– Дэв, – позвал Кузьма, – мы готовы. Попробуй прорваться. Я понимаю, их слишком много, и шансы невелики, но у нас и в самом деле нет другого выхода.
– Понял, командир, – ответил инк тоном озабоченного человека. – Сделаю всё, что смогу.
Солнцеход повернул, закручивая петлю в становящейся тесной сфере окружения, и вдруг прыгнул прямо навстречу ближайшей чёрной «вишне», словно собираясь пробить её насквозь!
Дальнейшие события развернулись в течение нескольких секунд.
Поскольку объект охоты сам ринулся «в объятия» ближайшей «охотничьей собаки», командир охот-группы не стал передвигать свою «стаю», лишь слегка сдвинул ряды хронозеркал за первой цепью, то есть – за сетчатой оболочкой сферы загона. Но солнцеход и не собирался таранить шар хронозеркала. Когда до столкновения оставались какие-то две сотни метров, – около четырёх десятитысячных доли секунды на той скорости, какую развил «крот», – он метнулся в сторону под прямым углом, не меняя скорости (поглотители инерции сработали безотказно), обошёл трёхсотметровую «хронояму» и, врубив форсаж (скорость скачком возросла до пятнадцати тысяч километров в секунду, с такой быстротой солнцеход ещё не ходил внутри плотных планетных ядер), метнулся в щель между сферозеркалами первой цепи. А потом и второй.
Однако и направляющий сферозеркала «егерь» не дремал.
Скорость шары набирали медленнее, чем солнцеход, но их было много, и командиру охотников ничего не стоило бросить наперерез земной машине дополнительную сотню «охотничьих собак».
Время как бы остановилось.
Солнцеход увернулся от одной чёрной «вишни», точнее, от гигантской «тыквы», от другой, третьей, четвёртой, нашёл дыру между тремя летящими шарами и почти вырвался… но внезапно наткнулся на препятствие, которого не ожидал встретить никто.
Последний шар хронозеркала лопнул! Вернее, превратился в стремительно расширяющуюся плоскость! И Дэв не смог миновать край этого чёрного пятна, несмотря на крутой вираж.
Солнцеход «срикошетировал» от градиента кривизны пространства под острым углом (пассажиры в рубке аппарата потеряли сознание от инерционного удара, превысившего защитный потенциал), но всё же коснулся края чёрной плоскости! Что произошло дальше, никто из экипажа «крота» уже не увидел.
Солнцеход не провалился в «яму» хронопетли. Его просто «вывернуло» в обратном направлении, будто он и в самом деле отразился от зеркала как луч света.
Дэв практически оглох и ослеп, потеряв значительную часть своих интеллектуальных функций.
Скорость солнцехода резко упала, и на него хищно кинулись «загонщики», собираясь заключить в чёрный колодец инобытия.
Однако внезапно недра Юпитера передёрнула судорога, и земной аппарат исчез!
Напрасно искали его бестолково засуетившиеся шары хронозеркал. Объект безусловного уничтожения пропал, растаял в сверхплотном водородном льде, превратился в дым, в ничто!
Кузьма очнулся сразу же, как только в рубке восстановилась нормальная гравитация. Осмотрелся, ничего не видя сквозь кровавый туман в глазах. Отмахнулся от услуг медицинского киба, предложившего какие-то лекарства.
– Катя! Хасид!
Никто ему не ответил.
Кузьма раскрыл кокон кресла, вывалился из него на колени, с трудом встал и, шатаясь, добрался до кресла девушки.
В рубке вдруг объявились какие-то люди, но он не обратил на них внимания.
– Катя! Очнись!
Руки соскользнули с полупрозрачных лепестков защитного кокона. Лежащая внутри подруга не пошевелилась.
– Катя! – закричал Кузьма. – Вставай! Дэв, раскрой кресло!
– Она… умерла… – раздался под сводами рубки незнакомый вибрирующий голос инка.
– Не может быть! – Кузьма замолотил кулаками по упругим лепесткам. – Катя, очнись! Отключи систему! Дэв, быстро её в медицинский отсек!
– Успокойся, – раздался сзади ещё один голос. – Отойди на минутку.
Чьи-то руки легли на плечи Кузьмы, он обернулся, слепой от горя и отчаяния.
На него смотрели три пары глаз, принадлежащих незнакомой хрупкой девушке, парню и лысому старику со светящимися ледяными глазами.
– К-кто вы?!
– Отойди на минутку, – повторил парень; он кого-то смутно напоминал.
Кузьма вытер лицо тыльной стороной ладони, выпрямился.
– Как вы здесь оказались?
– Все объяснения потом.
Кузьма отступил.
– Лам-ка, посмотри, что с ней.
– Смотрю, смотрю, – прозвучал из воздуха чей-то ворчливый голос.
С потолка на людей просыпалась струйка снежных искорок.
Сами собой расслабились и опали помертвевшие лепестки Катиного кокона. Потом собрался в гармошку конусовидный шлем, открывая бледное, с синими тенями под глазами и заострившимся носом, лицо девушки.
Кузьма вскрикнул, бросился к ней.
Какая-то сила остановила его, он ударился всем телом о невидимую преграду, раскинул руки.
Молодой человек взял его под руку, оттащил назад.
– Подождите немного, вы ничем ей не поможете. Лам-ка, что молчишь?
Возле кресла Кати проявился колеблющийся призрак кота, перетекающий в призрак девушки и вслед затем в смутную тень седого мужчины. Призрак оформился в плотную фигуру, но пропал.
– Ничего хорошего, – раздался из воздуха знакомый мужской голос. – У неё разорвана сердечная сумка.
Кузьма изумлённо ахнул, но тут ему стало плохо, и он мягко опустился на пол, не видя, что вокруг захлопотали нежданные гости.
– Что с ним? – осведомился фон Хорст, подойдя ближе.
– Сердечный приступ, – отозвался Лам-ка. – У них у всех повреждены сердечные клапаны от резкого скачка давления крови.
– Их надо срочно в реанимацию! – буркнул Артём, склонившись над своим «параллельным отцом», который ещё не стал отцом.
– Я попробую подлечить их.
– Ты же… – Кузьма хотел сказать: «негуман», но сдержался.
– Я, конечно, совсем не врач, – седой собеседник появился вновь, – однако немного разбираюсь в человеческой физиологии. Приходилось в своё время постигать азы биологической конституции человека.
Лам-ка бросил взгляд на Зари-му.
Девушка смутилась.
– Он мне помогал… еду синтезировал…
Артём выпрямился.
– Екатерина будет жить?
Седой «призрак» Лам-ки расплылся дымком, растаял. Из воздуха прилетел его ставший тонким и ломким голос:
– Не знаю.
Раскрылся кокон соседнего кресла. На гостей исподлобья глянул зелёный от пережитого сердечного приступа Хасид Хаджи-Курбан.
– Спасатели?
Артём и фон Хорст обменялись короткими взглядами.
Филипп Ромашин, сидевший до этого момента на корточках возле сына, поднялся.
– Вы?! – изменился в лице Хасид. – Какими судьбами?!
– Я опоздал, – тихо произнёс Филипп. – Появись мы на минуту раньше…
– Никто не знал, что здесь происходит, – мрачно сверкнул глазами Селим. – Хотя, в принципе, можно было догадаться.
– Что с ними? – кивнул на друзей Хасид.
– Нечто вроде инфаркта.
Лицо полковника сделалось мучнисто-бледным. Он с усилием выпростался из кресла, прислушался к своим ощущениям. На лбу выступили капли пота.
– Ханна олалла… чёрт! Никогда ничего не болело…
– Вы коснулись разворачивающегося хронозеркала, – сказал Артём. – Лам-ка еле успел нейтрализовать горловину мёртвой хронодыры.
– Какой?
– Эти хронозеркала – «мертвяки». Назад они выпустили бы одни трупы.
– Мы так и подумали. С обычными хронозеркалами охотиться за нами нет смысла.
– Ну почему же? – хмуро возразил фон Хорст. – Вы застряли бы внутри зеркала на какое-то время, и охотники успели бы окружить шар, а потом расстрелять вас в упор. Разве, кроме шаров, за вами никто не гонялся?
