Весь Роберт Маккаммон в одном томе. Компиляция (СИ) - МакКаммон Роберт Рик
— Теперь ты знаешь, — сказал он ей. — Почему машины разведчиков не серебряные.
Она безучастно глядела на него в течение нескольких секунд. А затем огонь волнения ушел из ее глаз, и она рассмеялась так, словно только что испытала самое грандиозное приключение в своей жизни. Смех ее был настолько естественным и душевным, что Майкл, не до конца понимая странный юмор ситуации, рассмеялся вместе с ней.
Что же здесь может быть забавного, размышлял он. Мы сидим на окраине Берлина — я и красивая талантливая нацистка на службе Гестапо, а вокруг витает запах пороха и металла.
Он почувствовал себя немного расстроенным в эту минуту.
Франциска перестала смеяться.
Она наклонилась к нему, взяла шапку, а вторую руку положила ему на затылок. Ее губы едва коснулись его, однако в этом легком поцелуе чувствовалось огромное желание. Она предпочла сохранить это интимное расстояние, и Майкл не попытался нарушить границу. У него не было разрешения на это, и он уважал ее права.
Ее поцелуй был мягким, как голубое майское небо и теплота утреннего солнца. Это была отдаленная музыка, играющая в парке. Это были лодки на озере, в которых плыли молодые люди в своих лучших костюмах и девушки под прекрасными зонтиками. Это был поцелуй, который принадлежал другому миру.
Он ответил на него так же осторожно. Их губы встретились, чтобы произвести какой-то фокус, соприкасаясь едва-едва. И тогда Франциска отстранилась, явно собираясь что-то сказать, но пока не знала, что.
— Ох… — выдохнула она.
— Нам лучше уехать с этой дороги, — предложил ей Майкл. Это предложение он хотел внести еще до воздушного налета. Она колебалась недолго, возможно, считая, что момент неподходящий. Майкл испугался, что не проконтролировал себя: он не осознал, произнес ли эти слова на русском, английском, французском или немецком языке.
Прошло несколько секунд, после чего она, наконец, ответила по-немецки:
— Да, ты прав, — после чего она направила автомобиль в сторону города.
Глава 25
Повреждения «BMW» оказались не столь серьезными. Кроме разбитого лобового стекла и нескольких вмятин на кузове наличествовало лишь единственное пулевое отверстие в запасном колесе, установленном на кузове с пассажирской стороны. Другая пуля срикошетила от крепления, не повредив автомобиль, поэтому в скором времени можно было снова устраивать гонки.
Гораздо более серьезными оказались повреждения кровати в квартире-студии Франциски на Виттельсбахер-штрассе. Складывалось впечатление, что по квартире после обеда пронесся шторм, опрокинувший кровать на бок, словно пораженное торпедой U-Boat грузовое судно, сбросив в море и весь экипаж. Члены этого самого экипажа, будто не заметив шторма, продолжали на полу то, что начали.
Они лежали в груде подушек под окном и наблюдали за тем, как заканчивается дневной снегопад. Франциска ненадолго уснула, положив голову на плечо Майкла, но уже вскоре очнулась от своей сладкой дремоты и с наслаждением потянулась — так, что был слышен мягкий хруст суставов.
— Если ты еще раз доведешь меня до оргазма, — прошептала она ему на ухо. — Тебе придется жить у меня между ног.
— А что? — усмехнулся он. — Тепло, уютно. Прекрасное место, чтобы назвать его домом.
Она игриво хихикнула, подтянулась к нему и начала играть языком с его сосками.
— Ты искушаешь судьбу, — предупредил он. И хотя его основной инструмент еще требовал некоторого отдыха, он все еще мог заставить ее сладостно стонать, кричать и сходить с ума от удовольствия с помощью рук, губ и языка.
Она опустила подбородок ему на грудь и посмотрела на него снизу вверх.
— Ты женат?
Уже через мгновение после того, как прозвучал этот вопрос, она прижала руку ко рту, а ее серые глаза округлились в испуге.
— О, Боже! Боже… я не хотела это спрашивать! Забудь об этом, ладно?
— Ладно, — отозвался Майкл. К тому же, подумал он, может, даже лучше, если она будет думать, что он женат?
— Это был глупый вопрос, — нахмурилась она после недолгой паузы и положила голову ему на плечо. — Глупый и простодушный.
— Разве быть любопытной — простодушно?
— Да, — она снова замолчала на некоторое время, и Майкл не стал нарушать тишину, слушая ее сердцебиение.
На обед они отправились в небольшое кафе после инцидента на Райхсаутобане, а затем Франциска привела его сюда, чтобы сделать фотографии. Примерно через полчаса позирования на фоне нацистского флага, закрепленного на стене, Майклу надоело слушать указания, когда двигаться, а когда замереть — особенно когда Франциска сбросила с себя одежду, но продолжала работать со своей камерой «Ляйка Штандарт», утверждая, что ей нужно еще несколько снимков.
— Когда война закончится, — тихо произнесла Франциска. — Мы поймем, что оно того стоило.
Майкл ничего не сказал в ответ.
— Ты знаешь, о чем я говорю. Когда мусор неугодных членов общества будет вычищен, тогда Германия, наконец, займет свое законное место. Ты тоже это знаешь.
— Да, — пришлось сказать Майклу, потому что он понимал, что именно этого ответа она от него ждет.
— Я видела несколько эскизов для новых зданий. Берлин будет самым красивым городом в мире! Парки будут величественными. Райхсаутобан соединит собою каждый европейский город. Поезда снова начнут ходить, но они станут еще быстрее, чем раньше. А океанские лайнеры будут толпами возить сюда американских туристов. И скоро все будут передвигаться на своих собственных летающих автомобилях. Вот увидишь!
— Пока что меня интересует то, что будет происходить в ближайшие несколько месяцев.
— О, я тебя понимаю! — она перевернулась, чтобы видеть его лицо в тусклом, приглушенном свете. — Пока ты просто не видишь всей картины, но все же… все же скоро ты станешь ее неотъемлемой частью. Все хорошие немцы станут ее частью. Даже те, кто сражался и умер. Военные мемориалы будут предметом для зависти всего мира. Мы покажем всем, как выстояли против большевиков. Как мы стали прочной стеной, которую они не смогли пробить. Как выиграли битву с англичанами и американцами, которым тоже не хватило сил прорваться, — она кивнула, соглашаясь с собственными мыслями. — Если фюрер предрекает это, так оно и будет.
— Да, — согласился Майкл, уставившись в потолок, по которому шло множество трещин. Это здание внешне казалось незатронутым бомбардировками, однако здесь, внутри, ущерб от дальних взрывов был куда как более ощутимым. Трещины ползли вверх вдоль стен от подвала до чердака, ослабляя структуру, заставляя штукатурку отваливаться миллиметр за миллиметром, а гвозди выпадать из своих пазов.
— Хорст, ты доживешь до того, чтобы увидеть все это, — Франциска положила руку ему на грудь, под которой билось его русско-британское сердце. — Бог не позволит такому человеку, как ты, быть потерянным для будущего. Я вижу это ясно, как собственную душу.
Майкл издал какой-то невнятный звук, который должен был означать согласие, но у него не было окончательной уверенности, что так и было. Она потянулась, лежа на нем, и прислонила ухо к его груди, слушая, как мерно бьется сердце этого благородного зверя.
— Ты видел столько смертей, я знаю, — сказала она. — Я чувствую это в тебе. Думаю, тебе пришлось познать очень много боли, но ты скрываешь ее от мира. Видишь ли, в этом мы с тобой похожи. Мои родители были слишком заняты для меня, слишком заинтересованы в собственных приключениях. Меня воспитывала целая процессия нянь, а потом, когда пришло время, меня стали отправлять в школы-интернаты. А любовь… с нею мне тоже не сильно везло. Человек, которого я любила, мертв. Погиб в аварии, на гонке. Прямо у меня на глазах. А мы ведь собирались пожениться, но… знаешь, такие вещи иногда случаются. Я была совсем юной, — ее голос зазвучал резче, шипящие звуки стали выделяться сильнее, однако она быстро взяла себя в руки. — Я думаю, возможно, часть меня так и осталась там. Прости, — вдруг сказала она. — Я не собиралась так много говорить о себе.
