Дмитрий Силлов - Тень якудзы
— А вы мне не начальство, — дернул острым подбородком вверх Мартынюк.
— Не начальство, — согласился мужик. — Я с тобой как мужчина с мужчиной побеседую. По праву сильного. Как ты — с ними.
На впалых щеках конвоира проступила нездоровая бледность.
— Разрешите идти?
— Иди, — кивнул мужик. — Только наручники с него сними.
— Так ведь… — попытался сопротивляться Мартынюк — и осекся. Похоже, спина капитана излучала особые флюиды, подчиняясь влиянию которых, конвоир, скрипнув зубами от бессильной ярости, подошел к сидящему на стуле Витьку, сдернул с него наручники, повернулся и почти бегом выскочил за дверь.
Капитан молча продолжал смотреть в окно. Молчал и Витек, уставившись рассеянным взглядом в «V»-образную спину капитана.
«Интересно, что же они такого жрут, что их так распирает? Ну Стас-то понятно. Коктейли там всякие по двадцать баксов за стакан. Может себе позволить, одним словом. А на ментовскую зарплату-то как оно получается? Спросить, что ли? Да нет, не стоит. Живо объяснят, что в несколько ближайших пятилеток то, что кушают они, лично мне вряд ли светит. И что жрать теперь я буду исключительно хлеб с водой. Хотя, это по-любому объяснят, спрашивай-не спрашивай. От меня-то точно теперь ничего не зависит».
Поток несвязных Витьковых мыслей внезапно прервался оттого, что капитан медленно повернулся и уставился на Витька, удивленно подняв брови.
С полминуты в кабинете висела тишина.
— Так… Стало быть, тебя Виктором зовут, — прервал затянувшееся молчание капитан. — Ну здорово, Виктор.
Это был тот самый мужик на «Ниве», который несколько дней назад спас Витьку жизнь, привезя его домой и дав денег на лечение. Только сейчас на нем вместо поношенной замшевой куртки был форменный костюм милицейского офицера.
Витек рассеянно кивнул.
— Понятно, — сказал капитан, садясь за стол. — Значит, вылечился, болезный?
Витек неопределенно пожал плечами.
— Да вроде как…
— Ну, если «вроде как», то позволь тебе искренне посочувствовать, — сказал капитан. — И пожалеть о том, что время нельзя вернуть назад, и сейчас мы с тобой, увы, не на проселочной дороге. Придется тебя сильно расстроить. Потому что тогда твои дела были намного лучше.
Витек молчал. О плачевном положении своих дел он догадывался. Сосед по камере просветил.
— Так что, Виктор, — продолжал капитан, — сегодня сразу по прибытии переводом из Москвы назначен я следователем по твоему делу. Имя мое ты знаешь, фамилия моя Макаренко, и встречаться мы теперь с тобой будем весьма часто.
Капитан, немного наклонившись над столом, тяжело посмотрел на Витька.
— И стало быть, друг ситный, сейчас ты мне как на духу расскажешь, как это тебя вдруг угораздило троих человек на тот свет отправить.
— Троих? — переспросил Витек.
— Именно троих. Ибрагим… Знаешь такого? Ага, вижу, что знаком. Так вот, он сейчас в больнице. Полагаю, уже пришел в себя после того, как ты его приласкал. Живучий оказался товарищ. И это еще одна причина, по которой тебе особо скрытничать не стоит. Помощь следствию и чистосердечное признание смягчают вину и учитываются на суде, а вот кровная месть и приговоры южных товарищей по ее поводу не смягчаются ни под каким видом.
Витек подумал немного, прикинул кое-что — и рассказал все. Вернее, почти все. В его рассказе отсутствовал только Стас Навин с его клубом, пантерой и девочками. Да и то правда — стоит ли рассказывать каждому встречному следователю, пусть даже спасшему тебе жизнь, о других людях, немного ранее сделавших то же самое?
Следователь слушал, на автомате ловко вращая между большим и средним пальцами руки цилиндрик дешевой авторучки и сверля Витька тяжелым взглядом. Бланк протокола лежал перед ним на столе в первозданном, девственно чистом виде. Видимо, авторучка служила капитану только в качестве тренажера для пальцев.
Витек закончил. В кабинете повисла тишина. Только слышно было, как отрывисто щелкает авторучка о ладонь капитана да тупо плюхается об оконное стекло какое-то разжиревшее за лето сонное осеннее насекомое.
Наконец, следователю надоело делать из авторучки вентилятор, и он воспользовался ею по назначению. Опустив руку на бланк протокола, он начал машинально на нем что-то рисовать.
— Это все? — спросил он, не прерывая своего занятия.
— Все.
— А револьвер где взял?
— Нашел.
— Заряженный. Угу, — кивнул следователь. — И полная запасная обойма к нему, естественно, рядом валялась.
Витек пожал плечами и принялся рассматривать дырку в линолеуме.
— А второй пистолет где? Или что там еще у тебя было?
Витек непонимающе уставился на следователя.
— Вот и я не понимаю, — сказал Макаренко. — Саид убит револьверной пулей. А двоих его друзей словно из пушки сорок пятого калибра отстрелили. У одного дыра в груди с его голову, а второй вообще без головы. Словно ее топором снесло.
— Нашли? — безразлично спросил Витек.
— Что нашли?
— Голову.
— Нет.
— Ну, значит, и Аллах с ней, — вздохнул Витек. И вновь удивился своему внутреннему спокойствию. Конечно, немного интересно стало ему, куда же все-таки та голова делась. Но лишь совсем немного. Ровно настолько, чтобы забыть о ней через мгновение.
— Ты хоть знаешь, какой срок тебе светит, остряк-самоучка?
Витек продолжал молчать.
— Значит, знаешь. Ну, если ты все знаешь, то не смею больше задерживать.
Витек медленно оторвался от созерцания пола и поднял глаза на следователя.
— А можно вопрос?
— Спрашивай, — пожал плечами Макаренко.
— Как вы узнали… ну, что мы там…
— Про разбор ваш? Да сосед твой, доброжелатель обкуренный, прибежал в отделение, глаза в кучу. Говорит, друга убивают. Из лучших побуждений, одним словом. Только время стрелки вашей указал неправильно. Еще б немного — и не успели.
Витек криво усмехнулся и хрустнул кулаками, отчего заныли не до конца зажившие запястья и засвербило обожженное тавром Ибрагима плечо под так и не снятой повязкой.
«Сева-Франкенштейн сдал, зараза!»
— И хорошо, что успели, — сказал следователь. — Сейчас бы земляки убитых тебя на ремни резали. Еще вопросы будут?
Витек молчал. Какие еще могут быть вопросы?
— Ну, если вопросов нет… Мартынюк, проводи арестованного.
Вошел Мартынюк, всем своим видом выражая оскорбленную невинность. Вывел Витька за дверь и зло рванул за собой китайскую дверную ручку, так что с нее осенним листом слетел существенный клок позолоты.
Макаренко хмыкнул, спрятал за пазуху ручку и, встав из-за стола, подошел к окну.
