КОМ: Казачий Особый Механизированный (СИ) - Войлошникова Ольга

Пилоты вернулись, деловито сообщив, что некая штука, название которой звучало как заклинание, на своём месте и признаков неисправности не имеет. Ну и отлично.

ПРИОБРЕТЕНИЕ

Вернулись обратно в контору уже без пилотов (они остались в фиакре ждать) — как раз предыдущий ветеран (третьеочередной) в выгородку к стряпчему пошёл.

— Господа, номера четырнадцать и восемнадцать уже заняты, — предупредил секретарь, вымарывая эти номера в лежащих перед ним списках. Вот и повезло нам! Наши номера никто не занял. — Определились? Илья Алексеевич?

— Да, двадцать пятый.

— М-хм-м… — он быстро сделал пометку в моём бланке. — Алексей Аркадьевич?

— Двадцать седьмой.

— Отлично. Прошу, присаживайтесь. Стряпчий примет вас, как только освободится. Возможно, и пораньше.

Стряпчего вполне понимаю. Чем по пять минут между посетителями мух считать, так лучше имеющихся пораньше принять да хоть чайку попить полчаса.

Мы отошли в угол, сели на лавки. Афоня повозился и отсчитал бате недостающие ему восемь тысяч. Дальше — только ждать. В контору постепенно прибывали следующие из очереди военные. Подходили заранее, за час-два. Получали списки и предупреждения. Обменивались с нами воинскими приветствиями.

Надо сказать, ни одного в чине младше подполковника я не увидел. Ну, с другой стороны — недешёвое это дело, дирижабли покупать, пусть даже и со скидкой. Это нам вот так случайно подфартило.

Потом нас по очереди вызвали в кабинет, оформили все бумаги (собрали сверх оплаты по империалу пошлины за внесение купчей в государственный реестр), секретарь выдал нам ключи, временные регистрационные знаки и опознавательные коды (постоянные по месту приписки будут оформляться), предупредив, что бесплатная стоянка закончится в полночь, и следует либо покинуть трофейную базу до этого времени, либо оплатить постой в соответствии с прейскурантом.

Мы с батей разом уставились на Афоню, который моргнул нам обоими глазами и негромко уверил:

— Улетим.

— Стоянки не нужно, — за двоих ответил отец, — сегодня отчалим.

За сим нас отпустили восвояси.

Афоня сиял, словно золотой червонец, и довольно потирал руки:

— Ну, братцы! Вы оставайтесь, а я в город сгоняю. Полётные путёвки оформлю, чтоб проблем с воздушной инспекцией не было, да и в Иркутском воздушном порту чтобы приняли нас без проблем.

— Жратвы какой-никакой в дорогу купи, — проворчал батя, выдав зятю блестящий империал. Я тоже скинулся, прибавив:

— Пилотов не забудь. На голодные зубы науправляют тебе.

Афоня слегка надулся и развёл руками:

— Ну, уж это-то мы с пониманием! — подвёз нас с батей до наших покупок и укатил в город.

А мы пошли новое имущество обживать.

Батиному аппарату пилотом определили Дмитрия, моему — Сергея. И всё же мне казалось странным — как они в одиночку машины поведут? Это ж вам не шагоход! В одной кабине пилотов сколько всяких пультов-рычагов. Метаться между ними, аль как? А моторный отсек? А прочие системы, даже названий которых я не знал, но они же были, и кто-то там должен был находиться, исполнять свои задачи — хоть следить за показаниями приборов?

С этими мыслями я бродил по дирижаблю, осматривая то пространство, в котором что-то мог соображать: жилые и транспортные отсеки.

Интересно, что они тут перевозили? Трофейные бригады выгребли всё подчистую, спасибо, хоть полки оставили — хорошие такие, прочные, снабжённые надёжными ремнями крепежа (полагать надо, чтоб при непредвиденных обстоятельствах груз с полок не съезжал). Были и отсеки для крепления крупногабаритного груза. Прибраться бы тут, выкинуть щепу от разломанных ящиков, какие-то обрывки верёвок, клочья картона, торчащие из-под некоторых полок. Может, и займусь, пока лететь будем? Двое суток спал, копыта землю роют.

Жилой блок оказался довольно большим — на тридцать две каюты. Часть оказалась одноместными (видать, офицерскими, с небольшими письменными столами, крошечным личным туалетом и совсем уж крошечным душем). Часть — двухместными, более узкими и предусматривающими один санитарный узел на шесть таких кают. Эти для рядового состава, полагать надо.

Осмотрел в спешке брошенное жильё. Тоже хлама полно. Книжки какие-то с романтическими девицами на корках (всё не по-нашенски) — выкинуть нахрен. Журналы технические на тему приблизительно «всё про дирижабли» — это можно оставить, может, парням-пилотам или механикам интересно будет. Плакаты с девицами полуголыми… Занятно, конечно, однако батюшка зайдёт, освящать станет — срамно, да и проповедей многочасовых потом не оберёшься. Отодрал, к ядрене фене.

Надо сказать, что не все каюты выглядели обжитыми. Некоторые, по всей вероятности, стояли про запас, на случай перевозки пассажиров. В углах коек-полок лежали скатанные матрасы и клетчатые шерстяные одеяла, увенчанные плоскими армейскими подушками. В тех, что показывали признаки человеческого присутствия, постель была по-военному заправлена грубоватым бельём с чёрными казёнными штемпелями.

Так, осматривая каюты, дошёл до крайней в ряду «рядовых», но одноместной, со столиком и привязанным на верёвочку журналом. Что тут записывали — я в польских буквах, да ещё в таких каракулях разбираться не возьмусь. Толкнул дверь в туалет… а это оказался не туалет, а каптёрка! А на полках — простыни да наволочки стопками! Пусть сероватые, зато чистые. Мне, конечно, в походах всяко приходилось, но свежую постелю наш брат военный завсегда больше уважает.

Позвал Серёгу, выбрали мы себе по каюте, благоустроились. Вместе нашли камбуз. Вот где был трам-тарарам! Не понять уже, что варили пшеки, но это что-то, похоже, болталось вместе с кастрюлей по полу и размазалось довольно большой лужей. Частью прокисло, частью засохло…

— Вот за этот камбуз дирижаблю единицу и сняли! — сказал, морщась, Сергей.

— Слышь, Серёга, ты примерно шаришь: что тут где. Помоги уборочную найти — должна ж она тут быть! Я бы наведение марафета прям отсюда начал.

— Что — сам будешь убираться? — удивился Сергей.

— А чего? Мы из простых собак, не из породистых, — усмехнулся я. — Для меня подмести-помыть не зазорно. Да и нам самим в этой кухне харч себе готовить. Не на этой же куче?

Сергей слегка сдвинул на затылок свою голубую лётную фуражку:

— Ну, раз такое дело, давай вместе и возьмёмся. А то что за чистоплюй я, получается?

Показал мне Серёга, где уровень запаса воды смотреть — больше половины нормы ещё пока что, можно без дозаправки до Иркутска идти. Включил вентиляцию на камбузе, чтоб кислятину вытягивало. Нашли мы тряпки-швабры да скребки, давай отмывать — вдруг крик. Батя с Дмитрием пришли, ищут нас по отсекам. Увидали наши старания, давай помогать — делать-то всё одно нечего.

Зато когда оттёрли облитую липким и засохшим внутреннюю дверь и смогли открыть кладовку, обнаружили там на полках в специальных отсеках и консервы всякие, и почти не проросшую картошку, и яблок целый ящик, и прочие хрюкты-овощи. А в холодильниках, дорабатывающих последние часы на резервном питании — буженину, всякие сыры и вина нескольких сортов.

— Это, сто процентов — только для офицеров, — авторитетно сказал Дмитрий.

— А теперь для нас! — подмигнул батя. — Ну-ка, братцы, перекусим, да выпьем по бокальчику за наше приобретение. Хлеба нет, поэтому придётся буженину прям на сыр класть. Кто столь сурового жизненного опыта не имеет — придётся себя заставить.

Сергей засмеялся и пошёл проверять шкафы. С третьей попытки нашёл посудный, и даже бокалы на ножке — правда, походные, какого-то светлого металла, слегка смахивающего на серебро.

— Кучеряво жили пшеки! — оценил батя. — А штопор есть? Или горло срубать будем?

Нашёлся и штопор. Разлили бутылку, напластали мяса да сыра

— Ну, молодёжь, — батя поднял свой бокал, — раз уж мы на этом шарике, то за него первого и выпьем. Имя бы ему дать, а, Илюха? Не думал?

А я и впрямь не думал ещё! Что если… Я представил себе обтекаемый вытянутый корпус дирижабля, с рулевыми лопастями хвоста и кабинкой под брюхом, сбоку напоминающими силуэт плавников…