Без вести пропавший. Попаданец во времена Великой Отечественной войны - Корчевский Юрий Григорьевич

– Чего он хочет? – спросил Сарычев.

– Просит дать помолиться.

– Пусть. Говорят, приговоренным к смерти разрешают исполнить последнее желание.

– Позволяем, – перевел Михаил.

Оба пленных стали молиться, поцеловали крестики.

– Становитесь лицом к оврагу.

Повернулись, головы опустили.

– Дай я, – обратился Сарычев.

– Исполняй, – кивнул Михаил.

У самого будто камень с души свалился. Сарычев передернул затвор трехлинейки, выстрелил. Снова щелчок затвора, второй выстрел. Тела убитых скатились в овраг. Положено проверить или нет? Михаил точно не знал, нигде и никогда не читал в уставах, да и не говорил никто.

Капитана не нашли, Михаил доложил переводчику о выполнении приговора.

– Собакам собачья смерть! Идите в подразделение.

Вернулись, а на востоке небо уже сереет, через час – новый день. С нашей стороны по немцам – несколько хлопков, стреляли из 82-миллиметрового миномета. Гаврилов приоткрыл глаза.

– Тьфу! Это как палкой в улей совать! Как бы ответку не получить!

На удивление, немцы не ответили, но батарею минометную явно засекли. Это позже Михаил узнал, что немцы и на войне всё стараются делать по расписанию. Завтрак в восемь утра, в половине девятого начинается боевая работа – стреляют артиллеристы, ведут огонь пулеметчики. Причем жили немцы на восточном фронте по берлинскому времени.

Поели, а потом огнем из гаубиц накрыли минометчиков. Снарядов не жалели: на немцев работали и союзники, и оккупированные страны. Не меньше трех десятков снарядов взорвались на позициях минометчиков. Михаил позже там был. Обрушенные капониры, мертвые тела батарейцев. Не уцелели ни люди, ни минометы – исковерканы осколками, разбиты прицелы, деформированы стволы и опоры.

Но это было только начало. Гаубицы после минометной батареи перенесли огонь дальше, по избам, в которых располагался штаб полка. Взрывы, дым, пыль. Кто смог убежать, спрятаться в канаве или воронке, спаслись. Оглушены, контужены, в пыли, но живы. Не иначе как «рама» вчерашняя засекла движение людей и скопление машин у изб деревни.

Разведка у немцев действовала хорошо. И авиационная, и полевая, и радио – да все виды. По почерку радистов полков Функабвер определял дислокацию или смену позиций. Временами отдавали ложные приказы на полковых частотах, пытались дезорганизовать боевую работу.

Тогда Михаил впервые столкнулся с диверсантами. Не киношными, со злобными взглядами и окровавленными пальцами. Таких рисовали на плакатах «Враг не дремлет», «Болтун – находка для шпиона».

Сильно потрепанный полк, куда влились Михаил с Игорем, вошел в небольшой белорусский городок. Бойцы предвкушали небольшой отдых. Попить воды, обмыть лицо от пыли, а если повезет задержаться на несколько часов, то и покушать. Полевая кухня дымила в конце небольшой полковой колонны.

Вдруг раздался треск мотоциклетного мотора, из переулка выехал мотоциклист. Подъехал к голове колонны, стал кричать, что немецкие танки входят в город с другой стороны. Среди бойцов, кто услышал эти слова, началось волнение, даже тихая паника. Танков боялись, потому как средств для борьбы с ними не было. В полку из тяжелого вооружения – только пара станковых пулеметов максим. У бойцов противотанковых гранат нет.

Вперед шагнул капитан, который допрашивал пленных немцев. Как узнал Михаил, он был помощником начальника штаба по разведке.

– Документы! – потребовал он у мотоциклиста.

Тот из нагрудного кармана вытащил документы, отдал капитану. Внезапно мотоциклист схватился за автомат ППД, который висел у него поперек груди. Стоявший слева от капитана боец мгновенно сделал выпад и вонзил штык винтовки в грудь мотоциклисту. Тот упал, мотор мотоцикла заглох. Михаил стоял рядом и ничего понять не мог. Боец в советской форме, мотоцикл ТиЗ – тоже советский.

– Немец переодетый, – громко сказал капитан.

– Товарищ капитан, разрешите узнать: как вы определили? – спросил Михаил.

– Ты когда-нибудь видел бесшумные танки? Их моторы за километр слышны, как и лязг гусениц. Слышите?

На пару секунд тишина. Бойцы, кто поблизости, прислушивались. Ничего похожего на звуки моторов.

– А запах?

Вопрос в тупик поставил. Какой запах? Откуда? Капитан пояснил:

– Не так выхлоп пахнет!

Никто не принюхивался, не обращали внимание. Между тем капитан был прав. Весь качественный бензин румынских нефтепромыслов шел только для снабжения авиации. Синтетический бензин из каменного угля Силезии шел для боевой техники и автомашин. Запах у него при сгорании был более резкий, едкий. Тонкости эти знать надо. Человек неподготовленный не уловит.

Бойцы были поражены. Одно дело – настоящий немец, в форме, в стальном шлеме, при карабине. И другое дело – в форме советской, внешне такой же, как они, рядом стоящие. Танки за время отдыха полка так и не появились. Михаил был впечатлен капитаном. Быстро раскусил врага по мелким деталям! А Прилучный, как и бойцы рядом с ним, ничего не заподозрил. Михаил решил по возможности держаться поближе к капитану. После приказа о расстреле пленных немцев он его невзлюбил, посчитал излишне кровожадным, жестоким. Сейчас мнение переменил. Игорь тоже был в восторге:

– Капитан-то, а?.. Как немца расколол?! Вот настоящий особист!

Капитан особистом не был, но служба у него явно на той же линии была. Вообще в Красной армии постепенно формировалась сложная система разведки, контрразведки, в целом интеллектуального противоборства с противником. Это всегда, конечно, имело значение, но в условиях техногенной войны, когда сражаются гигантские силы, огромные массы военнослужащих, оснащенные разнообразной мощной техникой, тогда значение противоборства штабов и спецслужб, то есть мозгов вооруженных сил, возрастает неизмеримо.

Ситуация на фронте стремительно менялась. Немецкая третья танковая группа Гота захватила Сенно, подошла к Витебску. Остатки нашего пятого механизированного корпуса с боями отходили к Орше. Восьмого июля глубина отхода советских войск уже составляла 450–600 километров. Немцы в этот день вошли в Витебск. Численность советских войск перед контрударом составляла 627 300 человек, убито за несколько дней было 341 043 человека.

Десятого июля началось кровопролитное Смоленское сражение, которое длилось месяц.

Михаил доволен был, что со своими. Хоть и отступают с боями, но он не один, рядом командиры, бойцы. Важно чувствовать их поддержку в бою. Кроме того, случись ранение или контузия, в полку есть медицинский взвод. С Игорем они по-прежнему были бок о бок, плечом к плечу, можно сказать, превратились в маленькую, но полноценную боевую единицу.

Горожане, мобилизованные партийными комитетами предприятий, при приближении врага стали рыть окопы, траншеи, противотанковые заграждения – эскарпы и контрэскарпы. Представляли они из себя глубокие и широкие канавы. Танк их преодолеть не может. Либо упадет носом вниз и уткнется в землю, либо не сможет выбраться, крутая стена не даст. Труда на заграждения потратили много, но немцы преодолели их легко. Подрывали одну и другую стенки, и обрушившийся на дно грунт делал возможным переход. Три-четыре таких перехода, сделанных саперами, практически не замедляли темпа движения. Ударная сила вермахта – это танки, но остановить их не удавалось. Эффективной артиллерии – пушек ЗИС-2, ЗИС-3, зенитных 76 и 85 мм остро не хватало, противотанковая 45-миллиметровая слишком слаба, броню в лоб пробивала только с малых дистанций в пару сотен метров. Если после выстрела пушки танк не подбит, второго шанса у артиллеристов не будет. Танк огнем пулемета и пушки противника расстреляет, мало того – ворвется на позицию, всем весом пушечку раздавит, вомнет в землю. Противотанковых гранат, этого последнего шанса пехоты, остро не хватало. Вместо них использовали коктейли Молотова в бутылках. Смесь и для бойца опасная. Попади в бутылку пуля или осколок, жидкость возгоралась. Противотанковые ружья Симонова и Дегтярёва в войсках появились осенью 1941-го, а в достаточных количествах ими обеспечили бойцов только в 1942 году. Немцы к этому времени на свои Т-III и Т-IV навесили дополнительные броневые экраны, и противотанковые ружья оказались бесполезны.