Закон «Бритвы» - Силлов Дмитрий Олегович "sillov"
А может, и не был никогда. Может, смутные обрывки воспоминаний, порой всплывающие в сознании, это всего лишь сны. Изредка Хозяин разрешает поспать, и тогда они время от времени пробиваются наружу из-за сплошной черной Стены, тревожат, мучают – и одновременно дарят надежду на то, что все когда-то изменится. Но в глубине души ты знаешь, что никогда ничего не поменяется, что это рабство – навечно. И тогда остается лишь ждать очередного сна – и очередных сновидений… Правда, если их заметит Хозяин, то накажет очень больно, а потом надстроит и укрепит Стену, которая и так в длину протянулась до горизонта, а в высоту подперла облака.
Разумеется, физически никакой стены не существовало. Это был мощный ментальный блок внутри сознания, порабощенного другим сознанием. И это самое другое сознание, когда ему было угодно, пользовалось знаниями пленника. Приходило, словно на склад, бесцеремонно рылось среди тысяч стеллажей, где все было разложено по полочкам, находило то, что ему требовалось, – и исчезало.
Правда, исчезало не всегда.
Иногда ему хотелось поглумиться.
И тогда пленник мог посмотреть чужими глазами на то, во что он превратился. И даже ненадолго вспомнить то, кем он был и как его звали раньше.
Академик Захаров.
Это имя знали в научных кругах всего мира. Кто-то из ученых его уважал, кто-то презирал, кто-то откровенно ненавидел. Но знали – все.
Но случилось так, что ученик академика, профессор Кречетов, убил своего учителя…
Правда, не совсем.
Кречетов забрал мозг Захарова и теперь неограниченно пользовался знаниями и аналитическими способностями учителя.
И издевался. Мстил за те годы, когда был вынужден признавать превосходство академика над собой…
Черная стена внезапно начала растворяться, распадаться на фрагменты, однако Захарова это не обрадовало. Скорее, его сознание замерло от ужаса. Как бы ни старался Кречетов подавить волю учителя, лишить его личности, заблокировать воспоминания – Захаров помнил. Далеко не всё, урывками, туманными картинами, мало похожими на воспоминания, больше на бредовый сон…
Но разваливающуюся Стену Захаров помнил. Отчетливо. Возможно, потому, что прошлый раз был совсем недавно… А может, потому что этих демонстраций было очень и очень много.
И вот – опять!
– Смотри, – услышал академик чужой голос чужими ушами, которых у него не было. – Гляди – и не пытайся скрыться, как в прошлый раз, все равно найду и вытащу.
Черная стена растворилась полностью. И Захаров увидел то, что боялся увидеть больше всего на свете.
Перед огромным зеркалом стояло механическое чудовище. Надо отдать должное Кречетову: он на сто процентов использовал знания и опыт Захарова. Раньше он был похож на неуклюжего робота с аквариумом на голове, в котором плавал его мозг.
Но то было раньше.
Теперь же Кречетов воплотил в жизнь совершенно безумную идею, совершив невозможное.
Перед зеркалом стоял сфинкс – самое ужасное порождение Зоны. Мутант с телом льва… и двумя человеческими головами. Одной из них, той, что побольше, Кречетов придал свои черты, добавив к этому лицу присущие сфинксам жуткие дополнения – огромную пасть, полную острых зубов, желтые глаза, непомерно длинный и острый костяной подбородок, который химеры используют для раскалывания черепов.
Но самым жутким было не это.
Вторая голова, эдакий нарост, прилепившийся не на затылке, как у обычных сфинксов, а слева от главной, была меньше раза в два и повторяла черты Захарова. Однако этому облику Кречетов придал довольно жалкое выражение – голова номер два постоянно улыбалась, будто страдала умственным расстройством, отчего ее лицо казалось глупым и растерянным.
– За… что… – с трудом растягивая непослушные губы, прошептал Захаров.
Кречетов разинул пасть и расхохотался.
– За то, профессор, что вы многие годы помыкали мной. Использовали меня. Игнорировали мои заслуги и достижения, называя их незначительными, что считали необходимым непременно до меня донести, – и при этом без зазрения совести пользовались ими, выдавая за свои. Но справедливость восторжествовала! Теперь ваш гениальный мозг – лишь придаток к моему, хранилище информации, инструмент для воплощения в жизнь моих – и только моих! – идей. Теперь вы придаток, профессор. Я, как и обещал, оставил вам лишь осознание своего положения. И теперь вы всегда – повторяю, всегда! – будете чувствовать то, что я чувствовал все годы работы под вашим началом. Второстепенность. На мой взгляд, это самое страшное и самое справедливое наказание за вашу гордыню.
И Захаров смотрел, потому, что Кречетов запретил ему закрывать глаза. Захочешь – не получится. Потому что это было тело Кречетова. И только его. С придатком – несколько более полезным, чем аппендикс у человека, но не более того.
Однако и не это было самым страшным.
Кречетов, теперь имея столь обширную базу знаний, сумел добиться очень многого в биоинженерии, основанной на использовании артефактов. В частности, он научился менять свое тело, сжимать, превращая в обычное человеческое. Захаров, все же сумевший сохранить ничтожную часть своих аналитических способностей, был вынужден признать, что его ученик достиг очень многого. А может, Кречетов просто разрешил ему это, дал немного свободы, чтоб окончательно унизить того, кто много лет унижал его…
Ни для кого не секрет, что под Зоной отчуждения во времена Советского Союза была расположена обширная подземная сеть секретных лабораторий, которые снабжала энергией Чернобыльская атомная электростанция. В них лучшие умы страны разрабатывали биологическое оружие – живые организмы, оптимально приспособленные для ведения войны. Как человекоподобные, так и совершенно на людей не похожие…
Но после аварии на ЧАЭС подземные лаборатории были срочно законсервированы, а после развала СССР навсегда забыты…
Но не всеми.
Академик Захаров несколько лет назад тайно пробрался в Зону отчуждения, нашел и расконсервировал несколько лабораторий, после чего, хорошо заработав на торговле артефактами, вернул к жизни научный комплекс на озере Куписта.
Вот только однажды этот комплекс был уничтожен военными, и Захаров потерял всё – базу, деньги, влияние… А после предательства лучшего ученика – и жизнь в придачу, ибо подобное существование сложно назвать жизнью.
Кречетов же в полной мере воспользовался ценным трофеем.
Некоторые сведения Захаров хранил только в своей памяти – например, расположение и коды доступа к законсервированным объектам, которые он не раскрыл бы никогда из чисто этических соображений. Слишком уж кошмарные существа, созданные человеческим гением, спали в тех лабораториях, погруженные в глубокий анабиоз.
Но у Кречетова не было никаких моральных ограничений. Вскрыв мозг учителя, как консервную банку, он немедленно устремился к тем лабораториям – и получил желаемое в полном объеме.
В помещении под кодовым названием «Z-14» хранились результаты программы по скрещиванию генов человека, сколопендры, муравья и черного таракана. В результате получились хитрые, шустрые люди-насекомые, идеальные для проведения боевых операций в руинах городов на поверхности и в коммуникациях под землей – например, в тоннелях метро, которое во всех странах мира считается военным объектом и начинено кучей неприятных «сюрпризов» для вероятного противника. Чем жертвовать солдатами, которые будут подрываться на минах, пробираться через быстрозатапливаемые зоны, подавлять скрытые пулеметные точки – гораздо проще запустить в подземелья разумных руконогов, не боящихся смерти и готовых выполнить любое задание хозяина.
Их было пятьдесят. Они лежали в автоклавах, прижав членистые лапы к груди, очень похожие на огромных дохлых тараканов. Им не требовалась работающая аппаратура для поддержания жизнедеятельности. Их ввели в анабиоз, после чего отключили все приборы и запечатали объект. На земле есть организмы, способные многие годы находиться в таком состоянии. У существ, которым дали имя Z-14 (по названию лаборатории, где их произвели на свет), эта функция была реализована на сто процентов. Они могли лежать так десятилетиями – до тех пор, пока не придет кто-то и не вернет их к жизни…
