Graham McNeill - Отвергнутые Мертвецы
Всё тело мужчины было расписано художественными татуировками в виде бесчисленных изображений молний, молотов и крылатых хищников. Те немногие места, на которых кожа ещё сохранила природный цвет, имели нездоровую бледность трупа, а из уголка его рта тонкой полоской сочилась кровь.
Но Палладис узнал личность того, кто пришёл совершить возмездие, по глазам. Их зрачки были такими крошечными, что казались всего лишь чёрными крапинками в море красных точек от лопнувших капилляров. Глаза человека были в самом буквальном смысле налиты кровью.
– Гхота, – выдохнул Палладис.
2
Афина поднималась вдоль центрального ствола Шепчущей Башни, возносимая по двойной спирали из неподвластных гравитации частиц. Это вызывало отвратительный зуд кожи и болезненную пульсацию в рубцовой ткани, которой кончались обрубки её ампутированных бёдер. Оставалось вечной загадкой, почему создатели Шепчущей Башни сочли пневматический лифт излишеством, и когда бы Афине ни приходилось перемещаться вдоль вертикали этого строения, она ещё ни разу не упустила случая призвать проклятия на их голову.
Ей было крайне необходимо увидеть Наставницу Сарашину, так что она поднималась сквозь этажи башни к верхнему крылу "Онейрокритики Альчера Мунди", великой библиотеки грёз Города Прозрения. На её бёдрах лежала стопка бумаг и учётных журналов грёз, где содержалась чреватая последствиями запись её последнего путешествия в Имматериум, которая требовала повторного истолкования. Никто не понимал предсказательных техник Ватиков лучше Аник Сарашиной, и если кто и мог внести ясность в последнее виде́ние Афины, то это была её бывшая наставница.
Поток частиц наконец-то рассеялся, и Афина задействовала управление кресла своей рукой-манипулятором. Оно пошатнулось, когда одно репульсорное поле сменилось другим, и она поморщилась от сильного натяжения в рубцовой ткани своих изуродованных конечностей, которая и без того походила на кожу барабана.
Афина миновала сводчатый вход библиотеки, кивнув подразделению Чёрных Стражей, которое несло караул у дверей с мощной бронёй. Она почувствовала, как гудящие духи встроенных в арку машин оббегают её своими бесстрастными глазами, убеждаясь, что она не принесла в библиотеку никаких запрещённых вещей.
Эту секцию "Онейрокритики Альчера Мунди" заполняли огромные скрипучие стеллажи, которые возносились вверх на сотни метров, в то же время расходясь лучами от центрального узла. Здесь были руководства по истолкованию, дневники с записями грёз, учётные журналы виде́ний и множество книг по общепринятой астропатической системе образов. Тут же находился и полный архив сообщений, которые циркулировали между Террой и остальной Галактикой, который содержал все до единой передачи, принятые и отосланные Городом Прозрения.
По книгохранилищу зелёными призраками блуждали многочисленные сутулые астропаты, которые стремились внести ясность в свои виде́ния. Телепаты более высокого ранга занимались добавлением одобренных накануне символов в постоянно растущую коллекцию. Каждое новое вливание санкционировалось Артемейдонсом Юнем, смотрителем этого бесценного хранилища. Афина видела, как дородный старый телепат шаркает между стеллажами с гроздью подпрыгивающих люм-сфер в руке и свитой затюканных помощников за спиной.
Афина двигалась вокруг центрального узла, пока не почувствовала присутствие Сарашиной, обнаружившейся в секции, посвящённой природному символизму. Она полетела к своей бывшей наставнице, и та подняла голову при её приближении. Хотя астропаты и были лишены обычного зрения, их ясновидение позволяло им воспринимать окружающий мир ничуть не хуже зрячих людей.
– Афина, – сказала Сарашина, улыбаясь с неподдельной теплотой. – Ты как?
– Измучена и утомлена, – ответила Афина. – Разве астропат может чувствовать себя по-другому?
Сарашина понимающе кивнула. Афина уловила краткую вспышку сострадания, и подавила злость, вызванную жалостью Наставницы.
– Ты пришла поговорить со мной о Кае Зулэйне? – спросила та, игнорируя резкий тон Афины.
– Нет, хотя его разум искалечен, Трон тому свидетель.
– Непоправимо?
– Трудно сказать наверняка, – ответила Афина. – Зулэйн крайне нерасположен к работе, из-за чего страдает пси-хворью, но я думаю, что смогу привести его в себя.
– Если ты здесь не для того, чтобы обсуждать Кая, тогда что тебя беспокоит?
– Мне было указание насчёт X Легиона, – сказала Афина. – Прямо после того, как я виделась с Зулэйном.
Сарашина указала на конец стеллажа, который был дальше всего от центрального узла. Там находилось множество столов для чтения и информационных машин, которые были распределены вдоль изогнутой внутренней стены башни. Сарашина, уловившая смятение Афины, выбрала пустое место вдали от астропатов, изучающих книги и манускрипты с тактильным шрифтом.
Афина, подлетев вслед за Наставницей, выложила на стол свои учётные журналы грёз.
– Это указание, – сказала Сарашина. – Ты зарегистрировала его в Коллекторе?
– Ещё нет, я хотела сначала поговорить с вами.
– Ладно, но после этого зарегистрируй его немедленно. Ты знаешь цель операции X Легиона?
– Конечно, – сказала Афина. – И это пугает меня до чёртиков, поскольку я не думаю, что это указание в прямом смысле этого слова.
– То есть?
– Я не считаю, что это предвидение будущего. Думаю, это происходит прямо сейчас.
– Расскажи мне о том, что ты видела, – сказала Сарашина, – и не пропускай ничего.
– Я находилась в выжженной солнцем пустыне, когда увидела, что из песка вырастает обсидиановая статуя. Это был мускулистый человек в нагруднике из шлифованного железа, прикованный к скале. Его кулаки покрывало серебро, и на одном из них сидел сокол с янтарными глазами, оперением цвета океанской зелени и кривым клювом.
– Со статуей всё достаточно очевидно, – сказала Сарашина. – Прометей.
Афина кивнула. Этот титан из древнего мифа символизировал веру в человечество, которая стояла выше, чем даже приказ бога. Его образ был общепринятой визуальной метафорой, которую астропаты использовали для представления примархов. Серебро латных перчаток статуи окончательно подтверждало личность.
– Да, Феррус Манус, – сказала Афина. – Примарх Железных Рук.
– Итак, что произошло в этом виде́нии?
– На солнце упала тень, я посмотрела вверх и увидела, как его сияющий лик затмевает мраком, пока он не стал похож на планету, покрытую чёрным зернистым песком. Это новый символ, но я навидалась его в последнее время.
– Исстван V, – сказала Сарашина.
Афина кивнула.
– Как только солнце почернело, статуя Прометея рванулась из цепей, которые удерживали её рядом со скалой. Сокол поднялся в воздух, металлические звенья разлетелись, и в кулаке исполина возникло огненное копьё. Статуя бросилась вперёд и метнула дротик в сердце чёрного солнца. Его наконечник ударил в самый центр, породив каскад ослепительных искр.
– Это хорошее знамение для флота лорда Дорна, – заметила Сарашина.
– Я ещё не закончила, – сказала Афина.
Она сделала глубокий вдох и продолжила:
– Статуя уничтожила солнце броском своего копья, но я видела, что она оставила позади себя существенную часть составляющего её вещества. Глыбы обсидиана так и остались висеть прилипшими к скале, и я поняла, что исполин атаковал преждевременно, не вложив в удар всей своей силы. Затем статуя провалилась в песок, а сокол прилетел обратно. Он поглотил глыбы обсидиана и затем поднялся в воздух с криком триумфа.
– Это всё? – спросила Сарашина.
– Это всё, – подтвердила Афина, постукивая по учётным записям своих грёз. – Я сверилась со своей Онейрокритикой, и меня смущает получившееся истолкование.
Сарашина протянула руки и согласно кивнула, когда её пальцы заплясали над рельефными словами и символами.
– Феррус Манус всегда был импульсивным, – сказала она. – Он несётся к Исствану V, чтобы нанести смертельный удар по мятежникам, обогнав своих братьев и значительную часть своих войск.
– Да, но что меня беспокоит, так это хищник с янтарными глазами, – сказала Афина.
– Сокол имеет первостепенную важность, – согласилась Сарашина. – Его очевидный смысл вселяет тревогу. Части, брошенные Феррусом Манусом, будут уничтожены. Каким другим образом ты интерпретируешь сокола?
– В большинстве культур это символ войны и победы.
– Что само по себе ещё не повод для беспокойства. Так почему же ты встревожена?
– Вот, – сказала Афина, раскрывая рукой-манипулятором самый первый том своей Онейрокритики и разворачивая его кругом. Пальцы Сарашиной непринуждённо заскользили по страницам, и по мере их продвижения по оттиснутым на них словам её безмятежное выражение сменялось хмурым видом.
