Александр Митич - Игра в поддавки
В круглых очках с одним треснувшим стеклом и грязном камуфляже он типичный яйцеголовый экспедиционщик на втором месяце полевого сезона — страдающая, но бодрящаяся белобрысая дохлятина.
Вынутые из глаз линзы он аккуратно заворачивает в чистую тряпочку и прячет в карман, а я удовлетворенно хмыкаю — мне его вид нравится. Ещё бы мне как-нибудь изменить внешность — и нас издали не узнать. Бороду бы нацепить и волосы перекрасить — да разве мог я заранее знать, что это понадобится?
Экипировка наша тоже оставляет желать лучшего. Ну, оружие приемлемое, ну, ПДА, ну, детектор ещё, пожалуй. Морально устаревший, правда, но я к такому привык и доверяю ему больше, чем новым навороченным моделям. Аптечка стандартная, «научной аптечки» нет вообще (и очень жаль, поскольку радионуклиды выводить нечем), одежда и обувь бэушные, под курткой наилегчайший и тоже бэушный экзоскелет — скорее средство для самоуспокоения, чем реальная помощь тому, кто гукнулся оземь, подброшенный «трамплином». Вон, скажем, Аспид — и экзоскелет имел приличный, и «ночная звезда» при нём была, а хребет всё равно сломал.
С другой стороны, может, оно и к лучшему, что мы бедны снаряжением. Нам ведь приходится идти быстро и притом воровски. В таких случаях лучше надеяться только на себя.
Кладбище техники… Чёрт его знает, что было на этом месте до Первого взрыва. Возможно, принадлежащий Агропрому автопарк, да и похоже на то. При эвакуации отчаянно фонящие машины были брошены, к ним наведывались лишь мародёры, а после Второго взрыва, когда каким-то долдонам в генеральских погонах приспичило от большого ума пощупать территорию армейским спецназом на бэтээрах и бээмдэшках, в Зоне прибавилось ещё и бронетехники. Как нарочно, в том же самом месте, как будто оно притягивало всё, что ездит на колесах и гусеницах. Вот одна бронемашина протаранила для какой-то надобности автобус и буквально обернулась им, как толстой упаковкой, причём сама уже проржавела — хоть пальцем броню протыкай, а с автобуса даже краска не слезла. Зона такие дела любит, ну а я — не так чтобы очень. Я это кладбище всегда стороной обходил и сейчас обойду… слева, пожалуй. Справа на шоссе блокпост, не очень близко, прошли бы, но это старый рефлекс: чем дальше от военных, тем лучше.
А на кладбище кто-то возится — ухом не слышу, а нутром чую. Отчаянный кто-то или совсем глупый. Гиблое это место. Бельмастый Та сгинул с напарником и Жук с напарником же. То есть наверняка ничего не известно, но вроде больше никуда они не могли деться, кроме как в эти дебри железной рухляди. В памяти только и остались.
Иду медленно, здесь не надо торопиться. Где человечество оставило своё барахло, там и Зона оставляет сюрпризы для нашего брата, причём на кладбище они какие-то непривычные, невразумительные… Ну вот, скажем, детектор показывает, что впереди справа «жарка». Вижу, действительно «жарка». Самая обыкновенная, и колышется над ней облачко горячего воздуха — всё видно и нечего выдумывать, иди себе мимо. А на самом деле там не «жарка», а куда более опасный «симбионт», с той разницей, что нормальный «симбионт» ни с чем не спутаешь, а этот — похож на «жарку». Конечно, по всей Зоне изредка попадаются нетипичные аномалии, но на кладбище их явный перебор. Самое место для тех, кому жизнь не дорога.
Почва разворочена гусеницами, в колеях вода, в ямах — полные ванны. После дождя здесь вообще месиво непролазное, но сейчас пройти можно. За десять лет трава так и не выросла вновь и ничего не выросло, даже рыжая колючка. И лягушек нет — потому, наверное, что им жрать нечего. Самое комариное с виду место, а ни одного комара. Вообще никакой жизни, из всех представителей фауны — только мы с Вычетом.
На ходу подбираю «кровь камня» — дешёвая штука, а пригодится. Может быть.
Забираю вправо — там изуродованной глины нет, там борщевик стеной и кустики знакомые. За три года, что я тут не был, они разрослись, в них ползти хорошо. А сразу за ними — шоссе. Не совсем то есть сразу, а через горелую полосу. Военные, что патрулируют шоссе на бэтээре, давно выжгли огнемётами полосу метров в пятьдесят шириной по обе стороны от шоссе, и как проклюнется на ней из пепла десяток тощих былинок — они снова давай жечь. Боятся очень.
— Это и есть шоссе? — осведомляется подползший сзади Вычет.
— Оно самое. Не нравится?
— По-моему, здесь только на воздушной подушке…
Шутник. На самом деле бэтээры нормально катят по этой дороге и гусеничные вездеходы тоже. Ныряют, конечно, в колдобины, но выбираются сами. Грунтовка — она грунтовка и есть, в распутицу на таких немецкие панцирные дивизии вязли. И всё-таки нам лучше двигаться по ней, чем по пересечёнке. Быстрее. И аномалии видны лучше.
Кстати, и путь к ЧАЭС по этому шоссе самый скорый. А главное, кому придёт в голову, что мы нагло топчем шоссе, а не пробираемся закоулками?
Справа на шоссе никого, слева тоже. Выжидаю, присматриваюсь. Потом командую:
— За мной.
Быстро перебегаем выжженную полосу, с разбега перескакиваем через оплывший кювет…
— Ни с места! Руки за голову! Медленно положить оружие!
Никого называется…
Я выполняю требуемое и только молюсь, чтобы Вычет не вздумал геройствовать. Я уже понял расклад и знаю, что ничего нам не светит, но новички редко отличаются понятливостью во всём. Но зря я боялся — разоружился Вычет, руки поднял. Может, и поживёт ещё…
Из кювета поднимаются трое — все ладные, подтянутые и с эмблемой «Долга» на рукавах. Один из них почему-то без оружия. Что нужно «долговцам» от двух бедных сталкеров?
— У него мачете! — орёт один.
— У меня ещё метательные звёздочки в кармане, — со злостью говорю я. — Только они тупые, наточить забыл.
— Ещё какое оружие? — спрашивает второй, по виду — старший.
— Пистолет в правом кармане куртки.
— А у тебя? — Вопрос адресован Вычету. Тот мотает головой так, что очки едва держатся на конопатом носу.
— Медленно положи пистолет на землю. И мачете тоже.
Жаль расставаться с любимой «береттой», очень хорошее оружие, но геройствовать нет никакого резона, не та ситуация. Все козыри на руках у «долговцев» — мы нарвались на их патруль, и он заметил нас раньше. Заметил и прилёг в канаве, отслеживая наше движение по детектору, а мы сами вышли на ловцов, как последние ротозеи.
Нас бесцеремонно ощупывают и охлопывают, а я молюсь, чтобы Вычет чего не выкинул. Эти молодые, боевиков насмотревшиеся, прекрасно знают, как надо вести себя в такой ситуации: голыми руками положить обоих автоматчиков, да так быстро, чтобы они и понять ничего не успели. Ещё и шеи им свернуть желательно. Но нет, мой напарник тих и послушен. Умница. То ли ждёт фокусов а-ля Стивен Сигал от меня, то ли вообще не увлекался боевиками. В обоих случаях умница. Против нас не сопляки и не остолопы, это сразу видно. Лучше не дёргаться.
— Теперь рюкзаки.
Когда дело — табак, лучше не распускать нюни. Некоторое нахальство, напротив, может принести пользу.
— А что, мужики, «Долг» уже разбоем промышляет? — осведомляюсь я с самым простодушным видом. — Давно я в Зоне не был, от жизни отстал… Какие перемены, а!
Ох, врежут мне сейчас прикладом под дых… Но тут я замечаю лицо третьего, с его головы как раз съехал пятнистый капюшон, и на минуту забываю обо всём на свете.
— Француз! Растудыть твою так и так, Француз! Вот ты где. Живой, бродяга!
Тот не реагирует. Слышит меня, а морда — никакая. Не узнал, что ли?
— Француз, это я, Чемодан! — ору я. — Вот так встреча! Здорово, старый хрен!
— Ты его знаешь? — спрашивает меня старший.
— Его-то? Ха! Вместе в Зону ходили. А выпито сколько… Это же Француз!
— Был Француз, — веско поясняет старший, — а теперь Кузаев Павел Леонидович. И даже, собственно, уже не он, а…
Он не договаривает, а у меня мурашки бегут по спине. Зомби? Нет, не зомби…
— Шатун? — спрашиваю шепотом, а сам не могу отвести взгляд от лица моего друга-приятеля. Спокойное лицо, только слишком уж отрешённое. Меня он видит и слышит, но вряд ли понимает, кто я. Ему и не хочется понимать, он забыл, кто он есть сам, и не интересуется, зачем и почему вокруг него что-то происходит.
— Был шатун, пока нам не встретился. Теперь просто дубль.
Что в лоб, что полбу. Мне нет дела до тонкостей их терминологии.
— Француз… — шепчу я, кусая губы. — Эх, Француз…
Его трудно узнать, и не только из-за отрешённого взгляда, которым прежний Француз сроду не отличался. Он не расхристан. Он застёгнут на все пуговицы, подтянут и даже немного щеголеват, насколько это вообще возможно в Зоне. Удивительно то, что он почти не грязен, хоть и вылез только что из кювета. В «Харчах» мне рассказали, Француз, зачем ты в «Долг» пошёл — устал от бардака в вещах, мыслях и жизненных ориентирах, порядок навести захотел. Ну вот и навёл. Эх, Француз…
