Юрий Любушкин -Тайное оружие Берии. «Собачий спецназ» НКВД
— Хитрая лиса, летает на большой высоте, все высматривает, вынюхивает. Ни одна зенитка не достанет её. И тут же на землю передаёт координаты целей. Говорят, оптика на ней стоит – закачаешься. Мощная, цейсовская. С такими зенками, как у этой паскуды, – старлей был своём амплуа, – ничего от неё не спрячешь. Коль появилась в небе – жди гостей или ураганного артиллерийского огня по всем замаскированным объектам. Маскируй не маскируй, а если кружится, гадина, над ними, то, значит, засекла.
Уже после занятий в учебном классе старлей охотно чертил – фас и профиль – мелом на доске силуэты вражеских самолётов. С массой подробностей и едких смачных комментариев, что и от кого можно ожидать. Доходчиво излагал. Все это им пригодится уже скоро… Как и подробности про фрицевские «огурцы» и пушку–собаку…
— Цэ дило, добре, – обещал лейтенант на следующем перекуре. А теперь – строиться! Приступить к занятиям!
Но следующему перекуру не суждено было состояться. Только–только построился отряд, как майор Ковалёв и ошарашил их новостью:
— Получен приказ. Убыть на фронт. – Строй на пару минут словно онемел, храня мёртвое молчание, и вдруг взорвался десятками молодецких – ур–рр–а-аа!..
И во всеобщей эйфории – ну наконец‑то, дождались! Теперь держитесь, гады! – ёкнуло под сердцем у Никиты. – Как там ребята? Встретимся, не стыдно будет им в глаза смотреть. Хватит в тылу отсиживаться. Они воюют, а он… Значит, скоро увидимся. Теперь точно скоро.
Никита много раз мысленно представлял себе эту встречу. Дух захватывало. Да и новостей скопилось: не на один день и не на одну ночь душевных разговоров. Наверное, тоже в своих рюкзаках среди нехитрых армейских пожитков бережно хранят самое дорогое и бесценное из довоенной жизни – зеленую пограничную фуражку. Чего уж там скрывать: од но её наличие душу греет…
В плохое не верилось. Он гнал прочь от себя эти мысли. Не такие они парни, легко фашистам не сдадутся. Прорвались, конечно же, к своим и воюют теперь, будь здоров, и за него, тыловика, отдуваются. Но вот с этого часа – они на равных. Наконец‑то!
А может, – на войне все может быть, и так хотелось в это верить, – они сейчас где‑нибудь рядом, в какой‑нибудь стрелковой части, под Москвой. Увидимся… Обязательно увидимся! А иначе и быть не может.
Не знал Никита, не мог знать, да и как узнаешь, что в тот воскресный день, когда они все, затаив дыхание, слушали по радио речь Молотова, никого уже в живых на заставе не было. Одни мёртвые тела пограничников и дымящиеся руины.
…А в тот день, когда Ковалёв сообщил долгожданную новость, кто‑то крикнул весело и звонко, срываясь на мальчишеский фальцет:
— Качай командиров!
И они, подхватив на руки небольшого и почти невесомого Тараса и мощного, богатырского сложения Ковалёва, – э–ээ–хх–х! у–уу–х! – подбрасывали их вверх – э–ээ–х! Уу–рра–аа!
Командиры не сопротивлялись порыву подчинённых. Радость была на всех одна.
— Ой, ой, щекотно, хлопцы, ой умру! – верещал счастливый лейтенант Галушка – Ой!
А майор Ковалёв, подлетая к небу, басил, улыбаясь: – Только не уроните. Только… Мне ещё с фрицами поквитаться надо.
Сверхсекретно.
Особой государственной
важности.
«Молния!»
Приказ №_______
ГКО СССР
Первому заместителю ГКО СССР, Наркому Внутренних дел СССР, Генеральному Комиссару Госбезопасности приказывается:
В связи с катастрофической нехваткой противотанковой артиллерии и общим ухудшением положения на Западном фронте (ближние подступы к Москве) выдвинуть на все танкоопасные направления спецотряды НКВД с собаками–минёрами.
Общий сбор и выдвижение осуществить в течение часа с момента получения Приказа и по возможности наиболее скрытно. Спецотряды поступают в оперативное подчинение командующих армий в количестве, обеспечивающем перекрытие танкоопасных направлений.
Использование таких спецотрядов, кроме как борьбы с танками, категорически запрещается.
Общую координацию такими отрядами возложить непосредственно на Командующего фронтом и начальника особого отдела (управления) Западного фронта (обеспечение режима секретности).
О выполнении доложить немедленно.
О ходе выполнения спецотрядами НКВД СССР (собаки–минёры) поставленной перед ними боевой задачи докладывать в ГКО СССР не реже двух раз в сутки.
Отправка на фронт осуществляется не только из Специального учебного центра НКВД, в/ч №______Московского округа внутренних войск, а также из аналогичных Спец. учебных центров Уральского и Сибирского округов внутренних войск НКВД СССР.
Отправление из этих учебных центров осуществить в течение суток с момента получения Приказа, с соблюдением особого режима секретности, литерными эшелонами. (Ответственные за отправление литерных эшелонов на фронт, к месту общего сбора Нарком НКПС тов. Л. М. Каганович и командующие соответствующих округов внутренних войск.)
По прибытии таких отрядов к месту сбора доложить немедленно мне лично.
О продвижении эшелонов со спец. отрядами (собаки–минёры) по пути следования докладывать мне лично дважды в сутки.
Председатель ГКО СССР
И. Сталин.
Москва, Кремль,
«____» октября 1941 г.
Глава 13 - Командирская власть
Глядя на своего начальника, Никита диву давался: «Смотри‑ка, ничегошеньки его не берет. Надо же… Ни бессонные ночи, ни рано начавшиеся холода. Все как с гуся вода».
И впрямь, командиру спецотряда казалось все нипочём: бесконечные обстрелы, свист пуль и вой осколков, выворачивающий все внутри леденящий вой мин, смрадная гарь пожарищ и бомбёжки, бомбёжки, бомбёжки, – конца и края им нет, ад.
А изнуряющие всех и вся переброски с одного места на другое? Здесь уже точно – игра со смертью в кошки–мышки. Мастерство водителей полуторок да везение пока выручали. Но это так, до поры до времени… Повезёт не повезёт.
Казалось, что могучая фигура майора застыла, как скала, в каком‑то немом отчаянном порыве всем бедам вопреки в эти горькие месяцы немыслимых катастроф и мрачных неудач. Он только ещё больше почернел от усталости, и глаза, как, впрочем, у всех них, были воспалены до запредельной, болезненной красноты. Но весь его вид и прямо сидящая на мощной шее борца крупная голова, словно впопыхах сработанная создателем в грубоват ой, без изыска форме, выражали непоколебимую уверенность и силу. С таким командиром точно не пропадёшь. С таким без оглядки, хоть в огонь, хоть в воду. А испытание медными трубами – это так, семечки. Но все же… Но все же он был человек, не более того, хоть и с железной, несгибаемой волей. …Лишь зубовный скрежет да желваки, ходившие на скулах от намертво сжатых челюстей, выдавали его нечеловеческую боль и душевное страдание, когда их небольшой отряд, умещавшийся на трёх полуторках, нёс очередные невосполнимые потери.
Гибли люди, и гибли их верные четвероногие. Они гибли молча, не скуля, не трясясь от страха. И шли по первой команде на верную гибель, ни в чем не виня своих обожаемых благодетелей. Такая их нелёгкая собачья – а теперь уж и солдатская – доля. Горькая, безымянная доля–долюшка… Иной пёс только лизнёт своего проводника в щеку – и был таков. Вперёд, вперёд к своей обозначенной цели, к огненному рубежу, от которого возврата нет. Оглянется на долю мгновения, не замедляя свой спорый бег с адским грузом. Не поминай лихом, хозяин! Не грусти… Может, ещё и свидимся там… на небесах. – И потонет его заливистый лай в сплошном обвальном грохоте взрывов. Вот такая короткая солдатская жизнь. И кто вспомнит его славное собачье имя, если хозяин уже убит в том бою, а других, кто помнит его, смотришь, через день или два – самих уже поминай как звали.
Что ж, известное дело – судьба фронтовая, зачастую безымянная. Здесь и горе, и радость, и удача всем поровну. И беда на всех одна. Но как известно, пришла беда – открывай ворота! И не ходит она в одиночку, это уж точно. Вернее не бывает…
При очередном выдвижении на позиции посекло осколками двух собак, которых передали Никите накануне. И дня ещё не прошло, как получил он пополнение. Тяжело ранен был их хозяин при бомбёжке, вот и перешли Байкал и Алтай к нему.
…Кровью истекают, а ползут вслед за уходящим отрядом. Обессилели совсем. Гладит их Никита по умным мордам, руки в крови перепачканы. Сердце разрывается – его недогляд, хозяин спас их при бомбёжке, укрывая своим телом, а он… Нет ему прощенья!
А глаза собаки слез полны и горя. Знают, какая их ждёт участь. Да что там говорить… Лучше не смотреть в эти глаза вовсе. Не может бросить их Никита. Не может, и все тут! Хоть режьте его. И помочь ничем не может. И как тут поможешь, когда и так все ясно – не жильцы больше на этом свете Байкал и Алтай.
