Андрей Круз - Эпоха мертвых. Начало
Да, элемент игры в этом во всем какой-то есть. Бурко сам втайне признавался самому себе, что не окончательно вышел из подросткового возраста. Он жаждал приближающейся катастрофы с тем восторгом, с каким смотрят дети на устроенный ими пожар. Да и черт с ним, пусть горит.
Разумеется, его семья встретит приближающийся конец света вовсе не так радостно, как он сам, но даже в том мрачном постапокалиптическом будущем они все равно будут первыми среди прочих. Не зря ведь Юлий Цезарь сказал, что лучше быть первым в галльской деревне, чем последним в Риме. И с этим утверждением он был полностью согласен. С той силой, которую исподволь накопил, он станет сам высшей и окончательной властью на той земле, где утвердилась его крепость, его замок. Вот только этот чертов пропавший «материал»… Если его не будет, то придется спускаться от величия божественного к царскому.
– Александр Владимирович, Домбровский и Салеев приехали, – заговорил голос в интеркоме, стоящем на письменном столе, заваленном бумагами.
– Я в кабинете.
Он отложил пистолет в сторону, но прятать его уже не стал.
Друзья появились через минуту, вид у обоих встревоженный. Все расселись на диванах возле пристроившегося в углу кабинета маленького камина, где плясал небольшой огонь. Вошла заспанная домработница, внесла три чашки с кофе, поставила на низкий столик и удалилась.
– Саша, насколько я понимаю, сбывается мой прогноз? – сразу перешел к сути Домбровский, худой, бородатый, растрепанный, в толстых очках и мятой одежде.
Он уже достал из сумки ноутбук и открыл его, пристроив на коленях. Был слышен звук раскручивающегося винчестера.
– Да, так получилось, – ответил Бурко. – Был теракт, предположительно – «зеленые», наверняка из окружения кого-либо, работавшего или работающего в институте. Взорвали самодельную бомбу, инфицированные животные оказались на свободе. Есть погибшие.
– В таком случае до наступления хаоса осталось дня три-четыре. Не больше, – категорично заявил Домбровский. – Я же делал модель, ты помнишь. И говорил насчет мер безопасности.
Салеев молчал, задумчиво глядя в огонь в камине. Бурко обратился к нему:
– Я тоже так полагаю. Поэтому, Марат… – Салеев поднял голову. – Марат, начинай принимать меры по «Последнему Плану». Семьи тех, кто в списке, должны быть эвакуированы до послезавтрашнего утра максимум. И начинайте укрепляться. Ты езжай сразу в Центр, командуй, а мы составим оперативный штаб плюс Пасечник, разумеется, задержимся здесь. Поэтому у нас все должно быть готово к тому, чтобы мы не просто смогли уехать, а еще и прорваться через беспорядки.
– Я вертушки поставлю на готовность, дальности им хватит долететь досюда и обратно, – сказал Марат. – И место для посадки во дворе нормальное. Дадите отмашку, и они вылетят. Я останусь здесь, там и Баталов легко управится. Если закроют полеты, то прорвемся на машинах, а нам вышлют бронегруппу навстречу.
– Хорошо, – кивнул Бурко.
В том же Центре находились четыре новеньких вертолета Ми-8МТВ, официально принадлежащих все тому же Минюсту и предназначенных для «тренировочных целей», хотя на самом деле их готовили как раз для таких экстренных случаев. Все были в идеальном состоянии, а на складах лежали запчасти к ним, которых лет на двадцать хватило бы при активной эксплуатации.
– Пусть завезут оружие и экипировку твоей охране, распорядись, – продолжал командовать Салеев. – Моей команды Пасечнику не хватит. И на всякий случай надо всю охрану обеспечить нормальными документами, пусть становятся «контрабасами». Тогда комар носа не подточит под вашу оборону. Заборы у тебя высокие, электроника на уровне, так что будем здесь как в крепости. По плану здесь будет двадцать четыре человека с настоящим оружием, так что безопасность обеспечим. Что с семьями решили?
– Моих оповещу, как проснутся… – кивнул Бурко, повернулся к Домбровскому. – Коля?
– Моим я уже сказал, – откликнулся тот. – Собирают вещи.
– Хорошо. Семьи поедут прямо сегодня, на служебных машинах, с ними – десять человек, тоже с документами Минюста и с полноценным оружием.
– Это нормально, – согласился Салеев. – Сегодня на дорогах будет еще спокойно, да и будний день… За пару часов доедут, если с мигалками.
– С этим решили, – сказал Бурко и поставил опустевшую чашку на столик. – А теперь самое главное: пропал исходный «материал». И мы сейчас будем думать, чем это нам грозит, что случится, если мы его не найдем, а главное – где и у кого его стоит искать?
Дворник
20 марта, вторник, очень раннее утро
Дворник Петр Дьяков, работавший по совместительству еще и художником-оформителем, проснулся от ощущения того, что в комнате есть еще кто-то, кроме него. Он жил на первом этаже панельной девятиэтажки, в служебной квартире, ради которой, собственно говоря, и поступил на эту работу. Как еще приезжий человек творческой профессии может найти в Москве квартиру по карману?
Вообще Дьяков был дворником «новой генерации», как он сам себя называл. Интеллигентный человек лет тридцати, с бородкой и в очках, всегда в чистом и выглаженном оранжевом комбинезоне и красной бейсболке, доброжелательный и вежливый по отношению к жильцам. Двор содержал в чистоте и порядке, и местные бабушки не могли намолиться на него.
Спал он всегда с открытыми окнами, даже зимой, а от вторжения врагов защищали толстые решетки. Ничего больше кошки в эту решетку проскользнуть не могло. Кошки заскакивали, это случалось, но, что совершенно противоестественно для дворника, Дьяков кошек любил, и многие из них даже находили у него временный кров и пищу. Поэтому сейчас, когда он приоткрыл глаза и увидел темный силуэт на подоконнике, он подумал, что к нему заскочила одна из его постоянных посетительниц. Но затем Дьяков понял, что это не так, силуэт был больше кошачьего и совсем другой по форме. Едва он успел об этом подумать, как животное с подоконника перемахнуло к нему на кровать и, не издав ни звука, вцепилось зубами в руки, которым он едва успел прикрыть лицо. Непонятная, мерзко пахнущая тварь навалилась сверху и трепала зубами его предплечья, как будто пытаясь вырвать кусок мяса.
Дьяков отшвырнул тварь от себя, она была нетяжелой. Тушка непонятного животного отлетела в другой конец комнаты и покатилась по полу. Дьяков вскочил на ноги и подбежал к выключателю. Зажегся свет, и дворник увидел на полу перед собой обезьяну. «Вот зараза, из зоопарка сбежала», – мелькнула у него в голове мысль. В углу комнаты стояла ручка от швабры, которую Дьяков как раз вчера собирался починить, но отвлекся на футбол, репортаж передавали вечером по первому каналу. Он схватил длинную палку и выставил ее перед собой в сторону сумасшедшего животного, которое явно собиралось повторить нападение. При этом невольно бросил взгляд на свои руки. Они были исцарапаны, а из крупной рваной раны на левой кисти текла кровь. Обезьяна снова бросилась на него, но вовсе не так быстро и ловко, как следовало бы от нее ожидать. Дьяков видел обезьян в зоопарке, видел, с какой непостижимой легкостью и скоростью они прыгают по веткам, и боялся, что если она нападет снова, то он даже не сможет отбиться. Эту же он остановил легко, безошибочно ткнув ее концом рукоятки швабры, она даже не сумела увернуться. Раздался глухой стук, когда деревяшка угодила обезьяне в морду.
– А вот так вот! – сказал Дьяков и начал наступать на обезьяну, делая выпады словно штыком.
Однако обезьяна, казалось, не обращала никакого внимания на сыпавшиеся на нее удары. Каждый из них отбрасывал ее еще дальше и дальше назад, но отбрасывал просто своей силой, тварь вовсе не отскакивала, а пыталась ломиться вперед. В конце концов Петру Дьякову удалось загнать тварь в угол комнаты и прижать ее там, упершись в нее палкой с такой силой, что затрещали ребра. По всем канонам жанра обезьяне следовало бы визжать от боли, равно как и любому другому существу, у которого концы ребер прорвали кожу и вылезли наружу, но обезьяна молчала, хватала лапами палку и разевала окровавленную пасть с мелкими острыми зубами.
Дьяков был в растерянности. Противник был побежден, но не повержен. Что делать теперь? Если отпустить обезьяну, то снова придется с ней драться, а как убить эту невероятно живучую тварь, он не знал. Патовая ситуация, но из нее как-то надо выходить. Не стоять же так вечно, удерживая палкой бешеную обезьяну. Дворник отдернул конец палки и снова ударил, целясь прямо в оскаленную морду. Удар пришелся вскользь, он сорвал кожу с обезьяньей морды, но сила его оказалась достаточна для того, чтобы отбросить тварь назад и удержать ее там до следующего удара. Следующий же пришелся прямо в оскаленную пасть, выбил зубы, прошел голову насквозь и сломал позвоночник. Обезьяна обмякла.
Дворник отскочил назад, глядя на лежащую на полу серую тушку. И вдруг понял, что, несмотря на неподвижность, обезьяна жива. Она смотрела на него и раскрывала пасть, зрачки шевелились, и это вовсе не выглядело предсмертными конвульсиями. Лишь тело ее было неподвижно совершенно.
