Василий Головачёв - Катарсис. Том 1
— Когда они уехали? — спросил Егор, прижимая к себе плачущих женщин, вдруг понимая, что его план мирного отдыха на природе рушится на глазах.
— Еще девяти не было, — опомнилась сестра Лида, вытирая слезы.
— Я пойду к своим? — тихо проговорила Елизавета.
— Иди, — кивнул Крутов, добавил торопливо: — Расспроси там, что они видели. Сколько их было?
— Человек двадцать, — еле выговорила бабка Ксения.
— Семь или восемь, — покачала головой Лида. — Все такие черные, страшные… на таких огромных мотоциклах… полезли по домам, стали отбирать деньги, еду… Дед Осип шуганул одного, а дружки полезли в драку. Он за ружье, они за автоматы…
— А бабу Аксинью как подстрелили?
— Ее не подстрелили, сильно побили. Она вступилась за деда… один ударил ее ногой, потом прикладом…
Крутов стиснул зубы. В голову шибануло волной ненависти, в глазах поплыл кровавый туман. Усилием воли он задавил ненависть, голова стала чистой и холодной. Не обращая внимания на причитания и вопросы бестолково суетящихся женщин, он быстрым шагом направился к дому и сразу же обнаружил, что колеса его «Рено» пробиты. Догонять бандитов было не на чем. Присев на корточки, Егор потрогал спущенные шины, выругался сквозь зубы и вдруг услышал шаги. Стремительно обернулся.
На него из-за свежесобранного стога сена смотрел светловолосый молодой человек, в котором он не сразу узнал нового знакомого, Панкрата Воробьева.
Жуковский район
ВОРОБЬЕВ
К обеду подразделение милиции и следователь Жуковской районной прокуратуры уехали, и деревня опустела. Женщины еще продолжали судачить о случившемся, но всех ждали дела, некормленая и недоеная скотина требовала забот, и сельчане разбрелись по домам, садам и огородам. Ковали снова превратились в идиллически мирную деревеньку конца двадцатого века, еще не исчезнувшую с лица земли, но уже постепенно приходящую в упадок по причине старения. Средний возраст ее жителей уже давно перевалил за пятьдесят лет.
После того как все следственные процедуры закончились, Крутов уехал на мотоцикле родственника в больницу навестить своих пострадавших дядю и тетю, и Панкрат остался один в его доме. Он ждал известий от своих разведчиков, помчавшихся вдогон за бандитами. В принципе он мог быть доволен своей прозорливостью, позволившей ему определить предполагаемый район удара банды и примчаться к месту происшествия буквально через час после нападения на деревню. Но столь открытое и наглое нападение заставляло задуматься, и Панкрат час просидел на веранде дома Крутова, размышляя над случившимся, пока не пришел к выводу: банда имела не только аналитиков, просчитывающих объекты операций, но и какую-то серьезную «крышу», позволявшую ей не слишком беспокоиться о возможных последствиях своих действий. Самыми же надежными «крышами» в данной ситуации следовало считать две конторы: милицию и армию. А поскольку милиция в последнее время, по данным разведчиков Воробьева, сама понесла потери в результате контактов с бандитами, предполагать ее участие в деятельности банды было трудно, хотя этот вариант и не исключался, и Панкрат переключил свое внимание на военные объекты района и области. В непосредственной близости от Ковалей располагалось три таких объекта плюс охраняемый склад ГСМ, разведчики отправились по адресам, и теперь надо было лишь ждать результатов разведки, сдерживая Крутова, который рвался преследовать банду и воздать каждому по справедливости.
В час дня из больницы вернулся хозяин, с виду сдержанно спокойный, хладнокровный и целеустремленный. Панкрат с удовольствием оглядел его ладную, сильную, мускулистую, хотя и не слишком накачанную фигуру, худощавое, узкое, замкнутое лицо с крутым лбом и умными, все понимающими, карими, с желтым блеском глазами, способными становиться теплыми либо ледяными, в зависимости от чувств. Этот тридцатипятилетний ас из спецгруппы ФСБ, вынужденный уйти в отставку из-за какой-то несогласованности и безответственности командиров, знал и умел многое и был отличным кандидатом в команду «Час», но Панкрат не хотел торопить события и удочку в этом направлении пока не закидывал. Всему свое время, подумал он, в том числе и время собирать камни. Поинтересовался, имея в виду больницу:
— Ну, что там?
— Дядя потерял много крови, но выживет. Уже в сознании и пытается веселить больных и медсестер. У тети разорвана подвздошная сумка и сломано ребро, бил ее специалист, но в общем ничего страшного. Врачи там неплохие, поднимут на ноги.
— В Жуковке?
— Их отвезли в Фошню, тут рядом, в трех километрах. Год назад американцы построили в Фошне реабилитационный центр, вся губерния лечиться ездит. Узнал что-нибудь?
— Терпение, мой друг, терпение, разведка дело не быстрое, сам знаешь. К вечеру, я думаю, кое-что знать будем. С милицией больше не общался?
Крутов постоял возле веранды, поглядывая на дом соседей, потом с видимым усилием пошел к себе. Сказал на ходу:
— Разговаривал с дежурным в Фошне. Послал он меня…
— Ясно. Значит, ничего у них нет. Может, чаю попьем?
— Сейчас обедать будем. — Крутов появился через минуту, переодетый в джинсы и такую же рубашку с короткими рукавами. — К нам никто не заходил?
— Кого ты имеешь в виду? — прищурился Панкрат. — Соседка приходила, тебя спрашивала. Симпатичная молодая аборигенка, очень сексуальная.
Крутов на словах «очень сексуальная» сдвинул брови, и Панкрат с усмешкой поднял руки вверх.
— Понял, понял, это она… губа у тебя не дура, Егор… э-э, как там тебя по батюшке? Лукич? Вкус у тебя почти безупречен, Егор Лукич.
— Она замужем.
— Ну, это делу не помеха… шучу, шучу, вижу, что у тебя серьезные намерения. Сходи к ней, успокой.
Крутов загремел чугунками и тарелками у печки, налил щей, нарезал хлеба, и вскоре они обедали на веранде, где было не жарко и свежо, несмотря на жару снаружи.
— Гаишника встретил… — проговорил Крутов как бы между делом, — на мотоцикле.
— Ну и что? — насторожился Воробьев.
— ГАИ у нас только в Жуковке, в села заезжает редко, а тем более — гоняет по лесным дорогам на роскошном «Харлее» с кучей прибамбасов.
— Та-ак. — Воробьев отставил тарелку. — Ты думаешь?..
— Ничего не думаю. Он ехал из Петуховки и свернул на проселочную дорогу, которая скорее всего выходит за речкой на новую асфальтовую трассу.
— Понятно. — Панкрат достал рацию, щелкнул кнопкой. — Второй, я Первый, как слышишь? Прием.
— Хорошо слышу, Первый, — почти сразу же ответила рация. — Готов к докладу.
— Погоди с докладом. Прочеши-ка район Петуховки и лес севернее реки Добрушки на предмет выявления постов ГАИ. Как понял?
— Понял нормально, Первый, выполняю.
— Сразу после рейда ко мне.
Панкрат выключил рацию, снова принялся за еду.
— Подождем. ГАИ — тоже интересный вариант для создания «крыши». Кстати, знаешь, кто был первым на Руси гаишником? Соловей-разбойник. Он нес дозор на перекрестке дорог, свистел и грабил проезжающих.
Крутов на шутку не прореагировал, только поморщился.
— Еще что-нибудь заметил?
Крутов покачал головой, думая о своем.
— Никак не возьму в толк, почему они действуют так нагло. И почему в качестве объекта для нападения выбрали Ковали, маленькую деревушку с единственным коммерческим ларьком. Всего-то и взяли — ящик водки, консервы да пару тысяч деревянных…
— Все дело в «крыше», Егор. Есть у меня кое-какие версии на этот счет, сейчас они проверяются. Не гони лошадей, подождем. Вспомни китайскую стратагему номер шестнадцать: если хочешь схватить, прежде дай отойти.
Крутов промолчал, с видом флегматика доедая щи. В свое время он изучал китайские стратагемы — тридцать шесть китайских секретов успеха в воинских делах, поэтому знал точное значение стратагемы номер шестнадцать, но говорить об этом не стал. А Панкрат вдруг ощутил, насколько напряжен его новый приятель. Подумалось: если бы не я, парень уже разыскивал бы бандитов сам.
— Как ты думаешь, как у них поставлен дележ добычи?
— Что? — не сразу понял вопрос Егор. — Львиная доля небось идет вожаку. Зачем тебе это знать?
— Да просто любопытно, — хмыкнул Панкрат. — Знаешь, как у русских казаков делилась военная добыча? Лишь одна десятая шла царю, то есть главному «вожаку», такая же доля отходила храму, еще одна десятая самим казакам и семь десятых — вдовам и сиротам.
Крутов непонимающе уставился на Воробьева.
— Ты к чему клонишь?
— Просто анализирую. У бандитов, конечно, расклад иной. Да перестань ты копаться в себе самом, возьмем мы этих лихоимцев, возьмем.
— Я не сомневаюсь. — Егор собрал посуду и через минуту вышел из дома. — Я сейчас.
Панкрат посмотрел, как он заходит к соседям, и понимающе усмехнулся. Если бы у него был такой раздражитель под боком, как соседская дочь, он тоже вряд ли усидел бы дома и остался спокоен, как скала.
