Василий Головачёв - Катарсис. Том 1
На девушке были джинсы, футболка, ветровка, платок и сапожки, а корзину она несла вдвое меньшую — туесок из березовой коры.
Оба понимали, что поход за грибами лишь предлог побыть вдвоем, однако делали вид, что выбрались в лес, чтобы полюбоваться природой, насладиться ее вечным покоем и отдохнуть от городского шума, и обоим эта игра нравилась, будто к ним вернулись школьные годы, беззаботная и ветреная юность. Лиза взяла с собой видеокамеру, запечатлела на кассету переход Крутовым мостика, потом они поспорили, кто будет нести камеру дальше, поцелуй их помирил, и камера осталась у Елизаветы.
Обычно Крутов начинал грибные маршруты с березняка за болотцем на окраине Ковалей, однако на этот раз решил сразу повести девушку за Добрушку, в сторону Николаевки, где в дубовой роще всегда собирал боровики.
За речкой пошли смешанные березово-сосновые леса, сменявшиеся в низменных местах осинничками с кленами и дубками, где росли подберезовики и подосиновики. За час похода грибники набрали по полкорзины молоденьких красноголовиков, и настроение у обоих поднялось до возвышенно-мечтательного, умиротворенного, жизнерадостного. Забылись беды, невзгоды, неприятные встречи, заботы, рутинные дела, впереди маячила призрачная фигура птицы счастья, обоим было весело и хорошо, и поцелуи их, будоражащие душу и заставлявшие чаще биться сердце, были как бы прологом будущих наслаждений.
В девять часов вышли к Бурцеву городищу, и Елизавета долго снимала со всех сторон осевший, десятиметровой высоты курган, частокол заостренных бревен вокруг вершины, почерневших, но до сих пор не сгнивших, хотя возраст их перевалил за тысячу лет. А вот идол, венчавший вершину холма, к которому любил взбираться Крутов, исчез. И еще одна деталь неприятно поразила Егора — раскоп. За кучей валунов у подножия кургана виднелось целое поле свежевырытой земли площадью с волейбольную площадку. Складывалось впечатление, что подножие и часть склона холма перекопали любители старинных кладов.
Крутову вспомнился сон с человеческими руками, торчащими из разрытого кургана, и настроение его упало.
— Пойдем, — подошел он к увлеченной видеосъемкой, раскрасневшейся Елизавете, не отрывающейся от видоискателя камеры. — Скоро станет совсем жарко, а мы еще не добрались до места.
Девушка с видимым сожалением закончила съемку, сменила кассету, и они углубились в чащобный елово-сосновый лес, который Осип называл раменьем. Однако до дубовой рощи добраться им не удалось.
Сначала путь преградила асфальтовая лента дороги, о которой говорил Осип, что она будто бы ведет аж до Минско-Московской трассы. Выйдя на дорогу, Егор и Лиза посмотрели в одну сторону, в другую, потом друг на друга, и Крутов покачал головой.
— Чудеса в решете, да и только. Кому понадобилось класть асфальт по нашим болотам?
— Здесь недалеко начинается запретная зона, — задумчиво проговорила девушка. — Какая-то воинская часть стоит. — Она помолчала, теряя жизнерадостность. — Я слышала краем уха, что якобы это не то экспериментальный военный полигон, не то военная лаборатория.
— От кого слышала? — подозрительно прищурился Крутов.
— От деда моего, — отрезала девушка и, видя, что он готов обидеться, с неохотой добавила: — От Георгия слышала…
— А он откуда знает?
— У него очень широкий круг знакомств. — Лиза вдруг рассердилась. — Что ты меня пытаешь? Я передаю только то, что слышала.
— Дядька мне говорил, что к брату твоего мужа раз в месяц компания приезжает на крутых машинах, поразвлечься, попариться в баньке. Не отсюда ли?
— Ну что тебе до этого?.. — Елизавета замолчала, прикусив губу, потом прямо посмотрела на флегматически рассеянное лицо Егора, призналась: — Знаешь, я об этом не думала. Может быть, ты прав. Но что из этого следует?
— Да ничего особенного. Я просто размышляю вслух. Но чует мое сердце, странные дела тут у вас делаются. Ну, потопали дальше?
Они сошли с узкой асфальтовой ленты со следами протекторов (ездили на каких-то тяжелых машинах), углубились в лес, но через двести метров уперлись в забор из колючей проволоки высотой метров в пять. Он был двухрядным и добротным, сделанным надолго и прочно. Вместо столбов использовались стволы деревьев, вершины которых были спилены. И вдоль забора с той стороны Крутов увидел протоптанную тропинку, что говорило о наличии живой охраны зоны.
— Похоже, белых грибов нам сегодня не видать, — глубокомысленно сказал Крутов. — Но контора здесь устроилась серьезная, если судить по дороге и колючке. Сними-ка эту изгородь на пленку.
— Зачем?
— Пригодится когда-нибудь.
Елизавета послушно подняла видеокамеру, и в тот же момент слева, метрах в двадцати, раздался чей-то голос:
— Эй, телеоператоры, а ну прекращайте съемку!
По ту сторону изгороди зашевелились кусты акации, за деревьями замелькали тени, и на свободное от кустов пространство вышли двое угрюмого вида мужчин в пятнистых комбинезонах и беретах, с автоматами через плечо.
— Здесь снимать запрещено, — продолжал один из них, лобастый, темноволосый, с глубоко посаженными прозрачно-серыми глазами и морщинистым лицом. — Поворачивайте и валите отсюда подобру-поздорову.
— Кем запрещено? — полюбопытствовал Крутов, сразу оценив профессиональную подготовленность охранения: один прикрывал второго, а оба двигались по-особому гибко и свободно.
— Не твоего ума дело. Сказано — поворачивай, значит поворачивай.
Второй, что шел сзади, худой и горбоносый, со впалыми щеками дистрофика, но жилистый и сильный, коснулся спины напарника и кивнул на нож в руке Крутова, который тот не успел спрятать. Они о чем-то заговорили, понизив голос, в то время как Егор и Елизавета, переглянувшись, начали отступление. Тогда морщинистолицый окликнул Крутова:
— Эй, малый, а ну подойди ближе.
— Зачем? — оглянулся Егор.
— Кидай сюда свой ножик.
— Иди, не останавливайся, — одними губами бросил Крутов девушке, сам же приостановился на секунду.
— А больше ты ничего не хочешь, лягушка пятнистая?
— Двигай сюда, я сказал! — Часовой заученным движением снял «калашников» с плеча, поднял ствол и спустил скобу предохранителя. — Не то уложу на месте!
— Какой ты храбрый, — хмыкнул Крутов, подбрасывая бетдаггер с особой подкруткой, поймал нож и одним точным безошибочным движением воткнул его в чехол на поясе. — Может, посоревнуемся, кто окажется быстрей, ты или я?
Парни переглянулись, и в то же мгновение Крутов взял темп и исчез в кустах, догоняя ушедшую вперед Елизавету. Наверное, он произвел впечатление на сторожей за колючей проволокой, а может быть, они только пугали грибников, во всяком случае, стрелять вслед молодой паре они не стали.
— Зря ты их дразнил, — сказала девушка, когда они снова выбрались на асфальтовую дорогу. — Таким, как они, ничего не стоит убить человека.
— Здрасьте, — поклонился Крутов, — с какой это стати я должен был отдать им нож? И с какой это стати они открыли бы огонь по мирным гражданам? Партизанские войны в этих краях кончились еще в сорок четвертом году.
— В сорок третьем.
— Тем более. Кстати, куда ты так спешишь? Во-первых, мы не завтракали, во-вторых, не набрали боровичков. Я знаю еще одно место неподалеку, завернем туда…
Елизавета замедлила шаг, но не остановилась, лицо ее стало хмурым и озабоченным.
— У меня дурное предчувствие… — Она передернула плечами. — И оно меня никогда не подводило. Что-то случилось в деревне. Пошли домой.
— Ну вот еще! Что там может случиться?
— Я тебя прошу.
Егор подумал, молча догнал ее и ускорил шаг.
В Ковали они вошли в половине одиннадцатого, сразу увидев столб дыма посреди села: дымилась куча угля и золы, оставшаяся от коммерческой палатки. По деревне ходили потерянные жители, многие из них, в основном женщины, собрались возле гришанковской хаты, у которой были выбиты стекла. Во дворе дома стоял «уазик» «Скорой помощи», на земле лежал человек в окровавленной рубашке, а над ним склонились двое мужчин в белых халатах.
— Что случилось? — спросил Крутов у женщин возле соседнего дома, ища глазами своих, потом увидел на улице четкие следы колес и понял, что в деревне побывала банда на мотоциклах. С плачем к нему кинулась тетка Ксения, за ней подошла сестра Лида.
Через минуту он узнал, что Осипа и Аксинью подстрелили подонки, ворвавшиеся в село, и что обоих уже увезла машина реанимации. Пострадали и коммерсанты: одного из них, смуглолицего Гафура, ранили в грудь и в ногу, второму — старшему из продавцов, проломили голову; именно он и лежал в палисаднике у дома. Бориса, брата мужа Елизаветы, в момент нападения в деревне не было, прибыл он буквально за минуту до возвращения Крутова и Лизы из леса и на их появление лишь бешено сверкнул глазами. Подходить к ним не стал.
